— Когда я слушаю прекрасную музыку, я обращаю мало внимания на внешние обстоятельства.

— Кстати, вы возвратили миссис Хэлкет-Хэккет ее сумочку?

Димитрий неожиданно вскрикнул, и карандаш Фокса замер посреди страницы его блокнота. Димитрий вынул левую руку из кармана и не сводил глаз с пальцев: три капли крови упали на его брюки из полосатой шотландки.

— На вашей руке кровь, мистер Димитрий, — заметил Аллейн.

— Я раздавил монокль, — ответил Димитрий.

— Глубоко? Фокс, на столе где-то должна быть моя сумка, там есть корпия, а в ней пластырь.

— Нет, ничего, — сказал Димитрий. Он обмотал пальцы тончайшим шелковым платком и правой рукой заботливо их сжал. Губы у него побелели.

— Вид крови, — пояснил он, — дурно на меня действует.

— Я настаиваю на том, чтобы вы разрешили мне перевязать вам руку, — сказал Аллейн. Но Димитрий ничего не ответил. Фокс тем временем извлек из сумки йод, корпию и пластырь. Аллейн размотал шелковый платок. Поранены были два пальца, из которых обильно текла кровь. Пока Аллейн их перевязывал, Димитрий прикрыл глаза. Его рука была холодной и влажной.

— Ну вот, — сказал Аллейн, — а вашим платком прикроем кровь, которая производит на вас такое впечатление. Вы очень бледны, мистер Димитрий. Не хотите бренди?

— Нет-нет, благодарю вас.

— Вам лучше?

— Я не очень хорошо себя чувствую, так что прошу извинить меня.

— Разумеется. Так вы не ответили на мой последний вопрос. Вы возвратили миссис Хэлкет-Хэккет ее сумочку?

— Я вас не понимаю. Мы же говорили о сумочке леди Каррадос.

— А теперь мы говорим о сумочке миссис Хэлкет-Хэккет, которую вы вынули из софы во время концерта Сермионского квартета. Вы это отрицаете?

— Я отказываюсь продолжать этот разговор. Я больше не отвечу ни на один вопрос без консультаций со своим солиситором.[20] Это окончательно.

Он поднялся с места. Встали и Аллейн с Фоксом.

— Очень хорошо, — сказал Аллейн. — Мне придется, мистер Димитрий, вас вызывать и еще, и еще, и, осмелюсь предположить, не один еще раз. Фокс, не проводите ли вы мистера Димитрия?

Как только за ними закрылась дверь, Аллейн позвонил по телефону:

— Мой допрашиваемый ушел. Возможно, он возьмет такси. Кто к нему приклеится?

— Андерсон сменит Керу, сэр.

— Попросите его дать о себе знать, когда представится случай, но особенно пусть не рискует. Это важно.

— Слушаюсь, мистер Аллейн.

Аллейн дождался возвращения Фокса. Фокс вошел, ухмыляясь.

— Любо-дорого было посмотреть, в каком он теперь состоянии, мистер Аллейн. Он не знает, куда ему сейчас деться — в Мэйфэр, Сохо или Уэндсфорт.[21]

— Нам еще многое предстоит сделать прежде, чем он попадет в Уэндсфорт. Как нам убедить женщин вроде миссис Хэлкет-Хэккет не поддаваться шантажистам? На это жизни не хватит, если только…

— Если только что?

— Если только не возникнет альтернатива, куда более неприятная. Как вы полагаете, Фокс, насколько это реально: Димитрий заказывает себе за счет сэра Герберта небольшой ужин с икрой и шампанским, Франсуа приносит этот ужин ему в официантскую, и, стоит Франсуа выйти за дверь, Димитрий стремительно, надев шелковую шляпу и плащ, выскакивает через заднюю дверь и успевает поймать в тумане лорда Роберта, говорит ему первое, что приходит в голову, то есть просит подвезти, и уезжает. Способны ли вы проглотить столь невероятную историю, а если способны, то, возможно, ваш железный желудок готов и на большее — переварить другую идею: исполнив свое убийство с последующим маскарадом, Димитрий возвращается в Марздон-хаус и усаживается доедать свой ужин, притом что никто и ничего необыкновенного не заметил?

— Когда вы, сэр, излагаете все это подобным образом, оно звучит, конечно, анекдотически. Но так ли уж это невозможно?

— М-да, этого мы не знаем. Рост у него примерно совпадает. У меня сильное подозрение, Фокс, что эту игру с шантажом Димитрий ведет не от себя. Но нам не следует поддаваться сильным подозрениям, поэтому пока это опустим. Если в этой игре участвует еще один мерзавец, они постараются установить контакт. И в этом отношении мы должны что-то предпринять. Сколько сейчас времени? Час. В два у меня свидание с сэром Дэниелом, и я еще буду должен зайти к помощнику комиссара. Пошли?

— Сначала мне еще придется поработать над досье. Надо найти время и выслушать того парня с Лисерхед. Вам следует пойти позавтракать, мистер Аллейн. Когда вы в последний раз что-нибудь ели?

— Не знаю. Послушайте…

— Вы завтракали? — спросил Фокс, надевая очки и открывая папку.

— Господи! Фокс, я же не оранжерейная лилия!

— Для вас, сэр, это не рядовое дело. Здесь замешаны и личные интересы, называйте это как угодно, и вы поступаете очень неразумно, испытывая и перегружая свою нервную систему.

Фокс взглянул на Аллейна поверх очков, помусолил палец и перевернул страницу.

— Боже мой, — сказал Аллейн, — да когда поворачиваешь колесо, помнишь ли, что там, на другой стороне? Если бы я не видел его так часто! Фокс, он же был как дитя. Сущее дитя.

— Да, — отозвался Фокс. — Дело это скверное. Поэтому личные чувства в сторону. Если вы сейчас направитесь к помощнику комиссара, мистер Аллейн, то, прежде чем пойти к сэру Дэниелу Дэйвидсону, я бы с удовольствием присоединился к вам на ленче.

— Ладно, черт с вами! Встречаемся внизу через четверть часа.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Фокс. — Мне будет очень приятно.

Спустя двадцать минут он восседал во главе стола на ленче с Аллейном с тем ощущением невозмутимого превосходства, какое присуще нянькам. К Сент-Люк-Чамберс, на Харли-стрит, они прибыли ровно к двум часам. Они сидели в приемной, щедро оделенные свежими журналами. Фокс с серьезным видом изучал «Панч», тогда как Аллейн всячески демонстрировал свой интерес к брошюре, призывающей жертвовать одежду и деньги Центру китайской медицины. Через пару минут секретарша сообщила им, что сэр Дэниел желает их принять, и указала им на его кабинет для консультаций.

— Сэр Дэниел, к вам джентльмены из Скотленд-Ярда, мистер Аллейн и мистер Фокс.

Дэйвидсон, который, судя по всему, поджидал их, глядя в окно, уже шел к ним и пожал обоим руки.

— Очень мило с вашей стороны навестить меня, — сообщил он. — Я же сказал по телефону, что готов сотрудничать со Скотленд-Ярдом, где вам будет угодно. Присаживайтесь.

Они сели. Аллейн оглядел кабинет, и он ему понравился. Это была миленькая комнатка со светло-зелеными стенами, адамовским камином и посеребренными занавесками. Над каминной доской висел радостный пейзаж знаменитого живописца. Шелковый молельный коврик, не испортивший бы и стену коллекционера, использовался в обычных повседневных целях перед камином. В качестве стола сэр Дэниел приспособил спинет;[22] его чернильный прибор помнил еще времена, когда на посыпаемой песком бумаге запечатлевались звучные фразы, каллиграфически процарапываемые гусиным пером. На столе, прямо перед сэром Дэниелом, на него глядел конь из китайской керамики цвета пурпурной розы. Превосходный, требующий немалых расходов кабинет, где всюду давалось понять, что состоятельные пациенты не остались неблагодарными. Самый высокопоставленный, если и не самый богатый из всех них, смотрел из серебряной рамки в позе невыразительной, но величественной.

Сам сэр Дэниел выглядел истинным лондонским щеголем, а ярковатый галстук придавал его изящной голове с темными волосами легкую экзотичность, и казалось, что ни в каком ином месте сидеть он просто не мог. Он устроился за столом, сцепил пальцы и с нескрываемым любопытством взглянул на Аллейна.

— Вы, разумеется, Родерик Аллейн? — спросил он.

— Да.

— Я читал вашу книгу.

— Вы увлекаетесь криминалистикой? — улыбнувшись, поинтересовался Аллейн.

— До безумия! Я с трудом признаюсь вам в этом, потому что представляю, сколь часто вам приходится отбиваться от энтузиазма дилетантов. Мне тоже. «Ах, сэр Дэниел, просто уму непостижимо, как вы проникаете в души людей!» Господи, при чем здесь души? Достанет и желудков! Но нередко я вполне серьезно раздумываю, а не заняться ли мне судебной медициной!

— Но в таком случае мы потеряли бы великого эксперта, — заметил Аллейн.

— Звучит очень лестно, но, боюсь, не соответствует истине. Я слишком нетерпелив и привязываюсь к людям. Вот как в этом деле. Лорд Роберт был моим другом, и я оказался бы попросту неспособным взглянуть на него сторонним взором.

— Если вы имеете в виду, — возразил Аллейн, — что не испытываете к его убийце добрых чувств, то не испытываем их и мы, не так ли, Фокс?

— Нет, сэр, уж мы-то не испытываем.

На мгновение блестящие глаза Дэйвидсона задержались на Фоксе. Лишь скользнув по нему взглядом, доктор, казалось, включил и его в тесный кружок своей доверительности и внимания. «В то же время, — подумал Аллейн, — ему нелегко. Он не представляет себе, с чего начать», и вслух произнес:

— С вашей стороны было очень любезно позвонить нам и предложить свою помощь.

— Да, — кивнул Дэйвидсон. — Да, я это сделал, — он взял чрезвычайно красивое пресс-папье из нефрита и снова положил его на стол. — Даже не знаю, с чего начать, — он бросил на Аллейна оценивающий и даже насмешливый взгляд. — Я оказался в незавидной позиции человека, который одним из последних видел лорда Роберта.

С нескрываемой неприязнью Дэйвидсон следил, как Фокс вынимает свой блокнот.

— Когда вы его видели? — спросил Аллейн.

— В холле, непосредственно перед тем, как уйти.

— Как я понимаю, вы ушли после миссис Хэлкет-Хэккет, капитана Уитерса и мистера Доналда Поттера, уходивших каждый в отдельности и примерно в три тридцать.

От удивления у Дэйвидсона отвисла челюсть, он даже расцепил свои прекрасные пальцы.