– Да нет же, черт дери! Думаю, преступник избавился от них еще вчера, до того, как мы покончили с первой стадией расследования.

– По почте?

– Ну а ты можешь придумать способ получше? В Лондоне? Мы пришли к выводу, что река отпадает, из-за прилива. Широко оповестили о том, что ищем, – вещи никуда не были подкинуты. Мы обыскали всю набережную. Наши люди все еще ищут их там, но вряд ли найдут. У убийцы не было времени слишком тщательно ими заниматься, да и в любом случае, если мы правы, это не по его части.

– Куда бы он мог отослать их? – вслух размышлял Фокс.

– Поставь себя на его место. Какой адрес написал бы ты на посылке с изобличающим тебя вложением?

– Кун-фу, Маджонг, Маньчжурия, сорок второй батальон, Сунь-Фунь Дунгу, до востребования, – раздраженно предложил Фокс.

– Вот-вот, что-то вроде этого, – кивнул Аллейн. – Очень похоже, Братец Лис.

Оставшуюся часть пути до Барбикон-Брэмли они ехали молча.

Малая родина мисс Харрис оказалась деревушкой, небольшой и застенчиво живописной. Преобладание старины сказывалось здесь в нескольких магазинчиках и в изрядном количестве фахверковых конструкций в псевдотюдоровском стиле на окраине. Они остановились у почты, и Аллейн попросил, чтобы им указали дорогу к дому преподобного мистера Уолтера Харриса.

– Как я понял, это не нынешний пастор, а его брат.

– О-о, да-а, – широко улыбнулась им леди за конторкой. – Это старый джентльмен. Очень известная личность в наших краях. Сначала поезжайте налево, в переулок Оукэпл-лейн, а потом прямо, до конца. Коттедж «Соломенная крыша». Вы не ошибетесь. Последний дом слева, в глубине участка.

– Большое вам спасибо, – сказал Аллейн.

Отъехав, он заметил, что здание почты примыкает к местной конторе по продаже земли и недвижимости, и подумал, не имеет ли почтовая леди свой интерес в обоих.

Как она и предрекла, они отыскали «Соломенную крышу» без всякого затруднения. Участок, в глубине которого стоял коттедж, представлял собой одну восьмую акра, занятую очаровательным садом. Аллейн и Фокс прошли лишь половину вымощенной булыжником дорожки, как их взорам предстали два зада, торчащие кверху из-за высокого бордюра из розмарина и лаванды. Первый был облачен в заплатанные брюки темного пасторского цвета, а второй – в темно-синюю саржевую юбку. Душистые травы заслоняли остальные части этих садоводов от посторонних взоров.

– Добрый день, сэр, – поздоровался Аллейн, приподнимая шляпу.

Преподобный и миссис Уолтер Харрис медленно приняли вертикальное положение и обернулись.

– О! – мягко произнесли они. – Добрый день.

Они действительно были очень стары и имели странное супружеское сходство, которым так часто отмечены мужчина и женщина, прожившие и проработавшие рядом всю жизнь. Их лица, хотя и не отличались одинаковыми чертами, повторяли друг друга выражением. У них были обветренные лица с кроткими серыми глазами, окруженными сеточкой добродушных морщин; а их губы в состоянии покоя кривились в неопределенной усмешке. На миссис Харрис была широкая шляпа от солнца, с довольно большой прорехой на макушке, через которую торчали седые пряди. Древняя панама ее мужа с выгоревшей зеленой лентой была надвинута почти на нос. Его длинную сморщенную шею окружал низкий пасторский воротник, но вместо обычного серого пиджака с костлявых плеч свисала совершенно выцветшая спортивная куртка с эмблемой колледжа Всех Душ[45]. Голову он откинул назад, чтобы разглядеть Аллейна из-под полей шляпы, да еще сквозь сползшие на нос очки.

Аллейн сказал:

– Простите, что приходится беспокоить вас, сэр.

– Не страшно, – ответил мистер Харрис. – Не имеет значения. – Голос его звучал типично по-пасторски.

– Нет ничего досаднее, если человека прерывают, когда он в хорошую погоду с удовольствием работает в саду, – прибавил Аллейн.

– Пырей! – пояснил мистер Харрис.

– Что, простите?

– Пырей! Это бич моего существования. Он разрастается, воистину как зубы дракона, и, уверяю вас, его гораздо труднее вырвать. Три полных тачки с утра вторника.

– Уолтер, – сказала его жена, – эти джентльмены хотят поговорить с тобой.

– Мы не займем у вас более нескольких минут, сэр, – сказал Аллейн.

– Да, дорогая. Куда мне их?

– В свое логово, – отрезала миссис Харрис, словно ее муж был плотоядным чудовищем.

– Конечно, конечно. Идемте. Идемте, – произнес мистер Харрис терпеливым тоном гостеприимного пастора.

Через доходящее до пола двустворчатое окно он провел их в маленькую поблекшую красную комнатку, где на стенах висели старые размытые фотографии молодых людей в сутанах вперемежку с тусклыми снимками знаменитых соборов. Полки были заставлены пыльными томами проповедей и произведениями миссис Хэмфри Уард, Чарльза Кингсли, Шарлотты М. Йондж, Диккенса и сэра Вальтера Скотта. Между комментариями и «Имитацией Христа» стоял воинственно-массивный экземпляр «Крестного пути человека». Ибо мистер Харрис был когда-то ревностным студентом и любил задаваться трудными вопросами. Словом, это была бедная, обветшалая, приветливая старая комната.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – предложил мистер Харрис.

Он торопливо собрал со стульев приходские журналы, «Церковный Таймс», каталоги семян, и, держа эти бумаги, растерянно топтался на месте.

Аллейн и Фокс уселись на стулья, набитые конским волосом.

– Вот так, – проговорил мистер Харрис. Не выдержав, он вдруг бросил все бумаги на пол и сел.

– Итак, чему я обязан удовольствием?.. Гм?

– Во-первых, сэр, должен сказать вам, что мы – полицейские.

– Боже мой, – отозвался мистер Харрис, – надеюсь, это не по поводу молодого Хокли. Вы уверены, что вам нужен не мой брат? Пастор Барбикон-Брэмли? Брат очень интересовался этим делом и сказал мне, что если парню не предъявят обвинения, он подыщет ему место у каких-то добрых людей, которые готовы присматривать…

– Нет, сэр, – мягко прервал его Аллейн, – мы хотели повидать именно вас.

– Но я удалился от дел, – удивился мистер Харрис. – Я, знаете ли, совсем удалился.

– Я хочу попросить вас вернуться мысленно к тем временам, когда вы служили пастором в Фальконбридже.

– В Фальконбридже! – расплылся в улыбке мистер Харрис. – Ну, это действительно самые приятные воспоминания. Вы прибыли из милого старого Фальконбриджа! Дайте подумать, я не припоминаю ваших лиц, хотя, конечно, я на покое уже пятнадцать лет, и, боюсь, моя память уже не та, что прежде. Назовите мне ваши имена.

– Мистер Харрис, мы не из Фальконбриджа, мы из Скотленд-Ярда. Меня зовут Аллейн, а это инспектор Фокс.

– Как поживаете? Не случилось ли чего недоброго в милой старой деревушке? – с беспокойством спросил мистер Харрис. Он вдруг вспомнил о своей панаме и сорвал ее с головы, обнажив блестящую розовую макушку в ореоле вставшего дыбом белого пуха.

– Нет-нет, – поспешно произнес Аллейн. – Во всяком случае, в последнее время. – Он метнул свирепый взгляд на Фокса, который во весь рот усмехался. – Мы расследуем одно дело, сэр, и очень хотели бы проследить судьбу письма, которое, как мы считаем, потерялось в Фальконбридже лет семнадцать-восемнадцать назад.

– Письмо! Боже мой, боюсь, если это письмо было адресовано мне, очень мало надежды, что оно найдется. Только сегодня утром я обнаружил, что куда-то задевал весьма важное письмо от одного очень доброго старого друга, каноника Уорсли из церкви Всех Святых в Чиптоне. Совершенно непонятно, куда это письмо подевалось. Я отчетливо помню, что положил его в карман этой куртки и…

Он сунул руки в боковые карманы своего блейзера и вытащил наружу некую коллекцию, состоящую из шпагата, пакетиков с семенами, карандашей и клочков бумаги.

– Ох, да вот же оно! – воскликнул он, уставившись на конверт, который выпал на пол. – Нашлось все-таки. Поразительно!

– Мистер Харрис, – громко сказал Аллейн. Мистер Харрис откинул голову назад и уставился на Аллейна сквозь очки. – Восемнадцать лет назад, – быстро продолжал Аллейн, – на мосту возле дома викария в Фальконбридже произошла автомобильная авария. Водитель, капитан О’Брайен, очень пострадал, и его перенесли к вам в дом. Вы помните?

Мистер Харрис изумленно разинул рот, но ничего не ответил, пялясь на Аллейна.

– Вы приняли в нем большое участие, – продолжал Аллейн. – Вы уложили его в своем доме и послали за помощью. Потом его забрали в больницу, и там через несколько часов он скончался.

Он сделал паузу, но выражение лица мистера Харриса не изменилось. Было что-то в высшей степени смущающее в его позе и его неожиданном молчании.

– Вы помните? – снова спросил Аллейн.

Не закрывая рта, мистер Харрис медленно покачал головой.

– Но это была такая серьезная авария. Его молодая жена приехала на машине из Лондона. Она отправилась в больницу, но он умер, не приходя в сознание.

– Бедный малый! – низким, звучным голосом произнес мистер Харрис. – Бедный ма-алый!

– Сейчас припоминаете?

Мистер Харрис не ответил, а вместо этого встал на ноги, подошел к французскому окну и крикнул в сад:

– Эдит! Эдит!

– Аю-у! – отозвался дребезжащий голос где-то неподалеку.

– Можешь уделить нам минутку?

– Иду.

Он отвернулся от окна и улыбнулся лучезарной улыбкой.

– Теперь пойдет быстро, – сообщил он.

Но, увидев, как миссис Харрис с благожелательным выражением лица ковыляет по садовой дорожке, Аллейн усомнился в этом оптимистическом прогнозе. Все поднялись. Старушка села на подставленный Аллейном стул и стянула со своих старых рук садовые перчатки. Мистер Харрис взирал на нее, как на свое редкое достижение.

– Эдит, дорогая моя, – громко произнес он, – ты не расскажешь этим джентльменам об аварии?

– Какой аварии?

– Этого, боюсь, дорогая, я и сам не знаю. Мы, право, очень надеемся, что ты просветишь нас.

– Не понимаю, Уолтер.

– Я и сам хорошенько не понимаю, Эдит, должен признаться. Я нахожу все это очень загадочным.