— Вот видите? — сказала Айрис, волнуясь. — Ей было так тяжело, она была в отчаянии! И ей не хотелось жить.

— А вы знаете, кто адресат этого письма?

Айрис кивнула:

— Стивен Фарадей. Не Энтони. Она любила Стивена, а он поступил с ней жестоко. И тогда она взяла яд в ресторан и отравилась у него на глазах. Может быть, она хотела, чтобы Стивен раскаялся и горько пожалел, что так с ней обошелся.

Рейс задумчиво кивнул и, помолчав, спросил:

— Когда вы нашли это письмо?

— Примерно полгода назад. Оно лежало в кармане старого халата.

— А Джорджу вы его не показали?

— Ну что вы! — с жаром воскликнула Айрис. — Как я могла это сделать? Предать свою родную сестру? Ведь Джордж был уверен, что она его любила. Как я могла показать ему такое письмо после ее смерти? У него возникла своя версия, он считал, что Розмэри была убита, и я его не разубеждала, хотя и знала, что все было не так. Я же не могла сказать ему правду. Но сейчас я хочу знать, что я должна делать. Я показала это письмо вам, потому что вы были другом Джорджа. А инспектору Кемпу тоже нужно будет его показать?

— Да. Кемп должен его прочесть. Это ведь вещественное доказательство.

— Значит… значит, его могут огласить на суде?

— Необязательно. Совсем необязательно. Следствие занимается смертью Джорджа, и огласке подлежит только то, что имеет непосредственное отношение к делу. Пока что позвольте мне забрать это письмо.

— Ну хорошо.

Она проводила его до входной двери. Когда он уже стоял на пороге, она вдруг сказала:

— Это письмо доказывает, что Розмэри покончила с собой?

Рейс ответил:

— Письмо безусловно подтверждает, что у нее была причина для самоубийства.

Айрис глубоко вздохнула. Спустившись по ступенькам на тротуар, он оглянулся. Она все еще стояла в дверях, глядя ему вслед, пока он переходил на другую сторону площади.

Глава 7

Мэри Рис-Тальбот глазам своим не поверила, увидев перед собой полковника Рейса.

— Вы ли это, дорогой? Какими судьбами? Я не видела вас с тех самых пор, как вы таинственно исчезли из Аллахабада[121]. Что вас сюда привело? Уж конечно, не просто желание меня повидать. Вы ведь противник светских визитов. Ну, ну, не томите, признавайтесь и оставьте свою вечную дипломатию.

— Применительно к вам, Мэри, дипломатия была бы пустой тратой времени. Вы ведь видите все насквозь — я давно это знаю.

— Ближе к делу, ближе к делу, голубчик.

Рейс улыбнулся:

— Скажите, горничную, которая открыла мне дверь, зовут Бетти Арчдейл?

— Ах вот оно что! Слушайте, не станете же вы убеждать меня, что эта девушка, типичное дитя лондонских трущоб, на самом деле знаменитая европейская шпионка? Я все равно не поверю.

— Нет, нет, Боже сохрани!

— И не рассказывайте мне, что она агент нашей контрразведки. Тоже не поверю.

— И правильно сделаете. Эта девушка простая горничная, больше ничего.

— С каких же это пор вы интересуетесь простыми горничными? Впрочем, Бетти не так уж и проста — это продувная бестия.

— Видите ли, — сказал полковник Рейс, — я надеюсь получить от нее кое-какие сведения.

— Не исключено, если вы сумеете найти к ней подход. У этой девушки поразительно развита способность оказываться на минимальном расстоянии от замочной скважины, когда за закрытой дверью происходит что-то интересное. Великолепно разработанная техника. Итак, что требуется от М.?

— М. любезно предлагает мне выпить с дороги, затем звонит, вызывает Бетти и отдает ей соответствующее распоряжение.

— А когда Бетти вернется?

— К этому времени М. успеет тактично удалиться.

— И сама станет подслушивать под дверью?

— Как ей будет угодно.

— Не грозит ли мне впоследствии опасность лопнуть от перенасыщенности секретной информацией относительно последнего общеевропейского кризиса?

— Боюсь, что нет. Политика не имеет к моему делу ни малейшего отношения.

— Какая досада! Ну так и быть, я согласна участвовать в вашей игре.

С этими словами миссис Рис-Тальбот, живая темная шатенка сорока девяти лет, позвонила и велела своей хорошенькой горничной принести полковнику Рейсу виски с содовой.

Когда Бетти Арчдейл вернулась с подносом, миссис Рис-Тальбот уже стояла на пороге двери, ведущей из гостиной в другую половину дома.

— Полковник Рейс хочет кое-что спросить у вас, — сказала она и вышла.

Бетти подняла свои отнюдь не робкие глаза на высокого, седого, по-военному подтянутого человека, и в глубине их промелькнула тревога. Он взял с подноса бокал и улыбнулся.

— Видели сегодняшние газеты? — спросил он.

Бетти насторожилась.

— Да, сэр.

— И прочли сообщение о том, что мистер Джордж Бартон внезапно скончался вчера вечером в ресторане «Люксембург»?

— Да, сэр. — Бетти оживилась, глаза ее заблестели — типичная реакция обывателя на происшествия и несчастные случаи, которые вносят разнообразие в жизнь. — Вот ужас-то!

— Вы служили у него в доме, если не ошибаюсь?

— Да, сэр. Я уволилась прошлой зимой, после смерти миссис Бартон.

— Миссис Бартон ведь тоже умерла в этом ресторане?

Бетти кивнула:

— Угу. Смех, да и только, правда, сэр?

Рейс не усматривал в этом совпадении ничего особенно комического, но он понял, что Бетти выразилась фигурально.

— Я вижу, — произнес он со значением, — что у вас есть голова на плечах. Вы отлично понимаете, что к чему.

Бетти прижала руки к груди и — будь что будет — решилась высказаться начистоту:

— Значит, его тоже кокнули? В газетах как-то неопределенно пишут.

— Почему «тоже»? Причиной смерти миссис Бартон было самоубийство. Так говорилось в официальном заключении.

Она метнула на него быстрый взгляд. Старый-пре-старый, но симпатичный. И голос такой спокойный. Настоящий джентльмен. В прежние времена не поскупился бы на золотой соверен[122]. Смешно, ей-богу, — сроду не видала соверена! Интересно все-таки, чего он от нее добивается?

— Да, сэр, я знаю.

— Но, может быть, вы не согласны с заключением следствия? Может быть, вы не верите, что миссис Бартон покончила с собой?

— Как вам сказать, сэр? По правде говоря, я тогда не поверила. Да и сейчас не верю.

— Любопытно! Очень любопытно. А почему же вы не верите?

Бетти колебалась. Ее пальцы нервно теребили край передника.

— Прошу вас, скажите мне. Ваши соображения могут оказаться очень важными.

Так хорошо он это сказал, так убедительно. Будто ты и вправду важная птица и без тебя ему не обойтись. Что ж, догадливостью ее Бог не обидел. Кто-кто, а она-то сразу сообразила, чем тут пахнет. Ее в таких делах не проведешь.

— Я так понимаю, сэр, что миссис Бартон убили. Правильно?

— Возможно, что так оно и было. Но каким образом пришли вы к этому предположению?

— Я… — Бетти все еще колебалась. — Я один раз кое-что заметила.

— Что же именно?

Голос полковника звучал ободряюще.

— Понимаете, дверь была приоткрыта. Это я к тому говорю, что у меня нет привычки подслушивать под дверьми. Я этого терпеть не могу! — заявила Бетти с достоинством. — Я как раз шла с подносом через холл в столовую, а они говорили очень громко. Ну и вот, она, то есть миссис Бартон, сказала что-то насчет того, что будто бы его настоящая фамилия не Браун. Тут он, в смысле мистер Браун, прямо взбесился. Откуда что взялось! Такой симпатичный, всегда шутил, улыбался. А тут он стал ей угрожать. Сказал, что все лицо исполосует бритвой. А если она не сделает, что он велит, так он ее просто прикончит. Так и сказал. Я больше ничего не слыхала, потому что тут как раз на лестницу вышла мисс Айрис. Тогда я про этот разговор и думать забыла, но потом, когда поднялась вся эта кутерьма и стали говорить, что она покончила с собой в ресторане, я сразу все раскусила! Ведь он там тоже был, на этом празднике! Я как вспомнила, так меня прямо дрожь пробрала. Вот ужас-то!

— Но вы никому ничего не сказали?

Девушка покачала головой:

— Нет. Неохота было связываться с полицией. Толком-то я ничего и не знала. А потом — всякое бывает. Если бы я донесла, могли бы и меня прикончить. Кокнули бы запросто.

— Понимаю. — Полковник Рейс помолчал и спросил самым медоточивым голосом: — И тогда вы решили отправить мистеру Бартону анонимное письмо?

Нет, в этих глазах не было никакого замешательства, никакого сознания вины — ничего, кроме искреннего изумления.

— Письмо? Мистеру Бартону? Я? Что вы, сэр!

— Не бойтесь, скажите мне правду. Это была очень удачная мысль. Такое письмо давало вам возможность предупредить его и ничем не выдать себя. Уверяю вас, вы отлично придумали.

— Но я тут ни при чем, сэр! Ей-богу, это не я! А мистер Бартон получил письмо без подписи? О том, что его жену убили? Надо же! Мне такое бы в голову не пришло.

Она говорила так искренне, что Рейс волей-неволей засомневался. А ведь все как будто складывалось наилучшим образом! Насколько упростилась бы ситуация, если бы письма были написаны этой девушкой! Она, однако, продолжала настойчиво отрицать свою причастность к этой истории. В ее тоне не было ни тревоги, ни истеричности, в нем не чувствовалось желания выгородить себя, и именно это заставило Рейса, как ни досадно ему было, поверить в правдивость ее слов.

Он решил оставить эту тему и спросил:

— Значит, вы никому не говорили о своих подозрениях?

Она покачала головой:

— Нет. Никому. По правде говоря, я здорово перепугалась и решила, что лучше держать язык за зубами. Я старалась об этом не думать. Только один раз я не удержалась, когда объявила миссис Дрейк, что беру расчет. Она всегда ко мне придиралась, прямо до невозможности, а тут еще стала требовать, чтоб я ехала с ними на лето в какую-то жуткую глушь, где даже автобус не ходит! Я, конечно, не захотела. Тут она прямо взбеленилась и сказала, что напишет мне в рекомендации, будто я бью посуду. А я ей тоже подпустила шпильку и сказала, что уж постараюсь подыскать себе место в приличном доме, а не в таком, где тебя, того и гляди, кокнут. Я сказала и сама испугалась, но она, слава Богу, пропустила это мимо ушей. Может, я неправильно сделала, что никому тогда словом не обмолвилась про тот разговор, но я не знала, что и подумать. А вдруг мистер Браун просто посмеялся? Мало ли что в шутку скажут, а мистер Браун всегда был такой симпатичный, веселый, такой шутник, — ну откуда мне было догадаться, правда же, сэр?