— Очередной вымогатель?

— Может быть, а может быть, и нет. Он чем-то сумел пленить Дьюсбери, так что тот даже пригласил его в свое имение погостить. Для Дьюсбери тогда было как раз напряженное время.

— Помню, — сказал Рейс. — На его оружейном заводе что-то не ладилось с испытаниями танков нового образца.

— Именно. Этот Браун изображал из себя знатока оружейного дела. Он побывал на заводе Дьюсбери, а вскоре там раскрыли саботаж, и как раз вовремя. Вообще он перезнакомился почти со всеми дружками Дьюсбери и особенно сошелся с теми, кто был связан с производством оружия. В результате ему показали много такого, чего, на мой взгляд, показывать не следовало. И на других заводах, в районе которых он появлялся, после этого пару раз случались серьезные неприятности.

— Весьма любопытная личность этот мистер Энтони Браун.

— Бесспорно. У него, по всей видимости, есть обаяние, и он вовсю им пользуется.

— А откуда идет знакомство с миссис Бартон? Ведь Джордж Бартон, насколько мне известно, не имел никакого касательства к производству оружия.

— Верно. Тем не менее они были в довольно близких отношениях. Он мог ей сболтнуть чего не следует. Вы лучше меня знаете, полковник: хорошенькая женщина способна вытянуть из мужчины какие угодно сведения.

Рейс понимающе кивнул. Слова Кемпа он воспринял в том смысле, в каком они были произнесены, — в виду имелась многолетняя практика полковника как руководителя отдела контрразведки, а отнюдь не какие-то проявления его личной неосторожности, как мог бы решить непосвященный.

Помолчав, он сказал:

— Вы нашли письма, которые получил Джордж Бартон?

— Да. Вчера вечером в его письменном столе, на Элвастон-сквер. Их нашла для меня мисс Марль.

— Знаете, Кемп, меня очень интересуют эти письма. Каково мнение экспертизы?

— Бумага дешевая, чернила обычные. Есть отпечатки пальцев Джорджа Бартона и Айрис Марль, а также многочисленные неопознанные отпечатки — почтовые служащие и так далее. Текст напечатан на машинке, по мнению экспертов — человеком достаточно образованным, находящимся в здравом уме.

— Образованным? Значит, слуги исключаются.

— По всей вероятности.

— Совсем любопытно. Это говорит о том, что подозрения возникли у кого-то еще.

— И этот кто-то тоже не обратился в полицию. Он хотел навести на подозрения и Джорджа, но не довел дело до конца. Здесь что-то не то, Кемп. Не мог же он сам написать эти письма?

— Мог. Но для чего?

— Чтобы как-то обставить задуманное им самоубийство, которое он хотел выдать за убийство.

— И отправить на виселицу Стивена Фарадея? Это мысль! Но тогда он организовал бы дело так, чтобы все указывало на Фарадея. А между тем прямых улик против него нет.

— А где был цианистый калий? Во что он был упакован?

— Под столом обнаружили белый бумажный пакетик с остатками порошка. Отпечатки пальцев отсутствуют. В детективном романе непременно изобрели бы какой-нибудь особенный пакетик. Взять бы этих писак да ткнуть носом в нашу работенку! Они бы скоренько усвоили, что следов, как правило, не остается и что вообще никто никогда ничего не замечает.

Рейс улыбнулся:

— Не делайте таких широких обобщений. Неужели вчера вечером никто ничего не заметил?

— С этого я и собираюсь начать. Вчера я вкратце опросил всех присутствовавших, затем поехал с мисс Марль на Элвастон-сквер и просмотрел все бумаги в письменном столе Бартона. Сегодня я подробно опрошу всех гостей, а заодно и посетителей ресторана, сидевших за двумя другими столиками в нише.

Он полистал лежащие перед ним бумаги.

— Вот они: Джеральд Толлингтон, офицер гренадерского полка, и леди Патриция Брайс-Вудворт. Помолвленная пара. Держу пари, что они были поглощены друг другом и больше ничего не замечали. Далее — некий Педро Моралес, мексиканец, весьма непривлекательный субъект, даже белки глаз желтые. При нем девица, мисс Кристин Шеннон, роскошная блондинка, из тех, что зарятся на чужой кошелек и при этом глупы донельзя — во всем, что не касается денег. Даю голову на отсечение, что она-то ничего не видела. Вообще один шанс из сотни, что они могли хоть что-то заметить, но на всякий случай я записал их фамилии и адреса. Начнем с официанта Джузеппе. Он уже ждет. Я велю послать его сюда.

Глава 2

Джузеппе Больсано был человек средних лет, с умным, слегка обезьяньим лицом. Он нервничал, но в меру. По-английски он говорил довольно бойко, так как, по его словам, приехал в Англию шестнадцати лет и женился на англичанке.

Кемп принял его очень доброжелательно.

— Ну, Джузеппе, расскажите-ка, что еще вам удалось припомнить.

— Для меня это большая неприятность, сэр. Я обслуживал этот стол. И я разливал вино. Люди скажут, что я совсем спятил и в бокалы с вином кладу яд. Это неправда, но люди будут говорить. Мистер Гольдштейн уже сказал мне взять отпуск на неделю, чтобы клиенты не задавали вопросы и не говорили: вот этот Джузеппе, это он. Мистер Гольдштейн справедливый, он знает, что я не виноват, я работаю много лет. Поэтому он не уволил меня, а в другом ресторане меня бы уволили. Мистер Шарль, он тоже очень добрый. Но все равно это для меня большое несчастье. Я теперь боюсь. Все время себя спрашиваю: нет ли у тебя врагов, Джузеппе?

— Ну и как вам кажется? — спросил Кемп сухо. — Есть или нет?

Печальное обезьянье лицо Джузеппе сморщилось от смеха. Он развел руками:

— Враги — у меня?! Нет ни одного врага! Много хороших друзей. Врагов нет.

Кемп хмыкнул.

— Обратимся к вчерашнему вечеру. Скажите, какое подавалось шампанское?

— Клико[108] тысяча девятьсот двадцать восьмого года. Очень хорошее и дорогое вино. Мистер Бартон всегда заказывал самое лучшее вино и закуски.

— Он заказал вино заранее?

— Да. Он обо всем договорился с Шарлем.

— А что вам известно о пустом стуле?

— Об этом тоже он договорился. Он сказал Шарлю, а потом мне. Он ждал какую-то молодую даму. Она должна была прийти позже.

— Молодую даму? — Рейс и Кемп переглянулись. — Вы не знаете, кого именно?

Джузеппе покачал головой:

— Нет, я ничего про это не знаю. Она должна была прийти позже. Это все, что я слышал.

— Ну хорошо. Вернемся к вину. Сколько всего было бутылок?

— Две бутылки, третью держали наготове. Первая бутылка быстро кончилась. Вторую я открыл незадолго до концерта. Я наполнил бокалы и поставил бутылку в ведро со льдом.

— Заметили вы, когда мистер Бартон последний раз пил из своего бокала?

— Дайте подумать. Когда кончился концерт, они все выпили за здоровье молодой барышни. Праздновали день ее рождения. Потом все пошли танцевать. И когда вернулись к столу, мистер Бартон выпил и… все. Сразу умер.

— Вы наполнили бокалы еще раз, пока гости танцевали?

— Нет, мосье. Бокалы были полные, когда пили за здоровье мадемуазель. И тогда выпили не до конца, только отпили немного. Вино еще оставалось в бокалах.

— Припомните, не подходил ли кто-нибудь — хоть кто-нибудь, безразлично кто — к столу, пока все танцевали?

— Нет, сэр, никто не подходил. Я точно говорю.

— Все пошли танцевать одновременно?

— Да.

— И вернулись к столу тоже вместе?

Джузеппе отчаянно наморщил лоб, напрягая память.

— Мистер Бартон, он вернулся первый, вместе с барышней. Он был солидный мужчина и не мог так долго танцевать. Потом вернулся джентльмен со светлыми волосами, мистер Фарадей, и молодая дама в черном. И потом уже леди Александра Фарадей и джентльмен с темными волосами.

— Вы знаете мистера Фарадея и леди Александру?

— Да, сэр. Я часто вижу их в «Люксембурге». Они очень известные люди.

— Скажите, Джузеппе, а заметили бы вы, если бы один из гостей что-нибудь опустил в бокал мистера Бартона?

— Я не уверен, сэр. Я обслуживал еще два других столика в нише и два в главном зале. Я должен был подавать блюда. Я не следил за столиком мистера Бартона. После концерта все всегда идут танцевать, это для меня отдых, я стою без дела и смотрю. Поэтому я могу сказать, что тогда к столу никто не подходил. Но после танцев все клиенты возвращаются, и я сразу снова берусь за дело.

Кемп кивнул.

— Но я думаю, — продолжал Джузеппе, — невозможно было это сделать незаметно. Мне кажется, это мог сделать только сам мистер Бартон. Но вы так не думаете? — Он вопросительно посмотрел на полицейского инспектора.

— Это что, ваше собственное предположение?

— Я, конечно, ничего не знаю, но мне просто пришло в голову. Ровно год назад у нас в «Люксембурге» отравилась эта красивая дама, миссис Бартон. И может быть, мистер Бартон так о ней горевал, что решил тоже умереть? Это благородно. Конечно, нехорошо для нашего ресторана, но джентльмен, который решил покончить с собой, разве он станет думать про ресторан!

Он с надеждой повернулся к Рейсу, потом перевел взгляд на Кемпа.

Кемп замотал головой:

— Не думаю, чтобы все было так просто.

Он задал Джузеппе еще несколько вопросов и отпустил его.

Как только за ним закрылась дверь, Рейс спросил:

— Может быть, убийца как раз и хотел навязать нам эту версию?

— Скорбящий супруг кончает самоубийством в годовщину смерти жены? Не совсем годовщина, правда, но — почти.

— День поминовения, — сказал Рейс.

— Верно. Ну что ж, возможно, что убийце действительно на руку такая версия. Но тогда выходит, что убийца — кто бы он ни был — не знает, что Бартон получил и хранил анонимные письма, показывал их Айрис Марль и консультировался с вами. — Он взглянул на часы: — В половине первого я обещал быть у Киддерминстеров. Время еще есть — пожалуй, можно поговорить с людьми, которые вчера сидели за двумя соседними столиками, хотя бы с некоторыми. Поедемте вместе, полковник, — как вы на это смотрите?