«Возможно любое из этих чувств!» — подумал он.

Инспектор продолжал говорить, но Пуаро не слушал его и уловил лишь конец фразы:

— …как только соберешь все факты, а это обычно делается через прислугу.

— Миссис Кристоу возвращается в Лондон? — спросил Пуаро.

— Да, там остались дети. Придется отпустить ее. Конечно, мы не выпустим ее из поля зрения, но она об этом не узнает. Будет думать, что выкрутилась. По-моему, умом она не блещет.

«Понимает ли Герда, — спрашивал себя Пуаро, — что думает полиция… и что думают все Энкейтллы? Кажется, она ничего не понимает. У нее замедленная реакция. Она выглядит как женщина совершенно убитая горем».

Они вышли на проселок. Пуаро остановился у своей калитки.

— Ваше гнездышко? Просто и аккуратно! Ну что ж, до свиданья, мосье Пуаро! Спасибо за помощь. Я загляну к вам как-нибудь рассказать, как идут дела.

Он оглядел дорогу.

— Кто ваш сосед? Кажется, здесь поселилась наша новая знаменитость?

— По-моему, актриса мисс Вероника Крэй. Приезжает на выходные.

— Да, конечно, «Голубятня». Мне мисс Крэй понравилась в «Леди верхом на тигре», но вообще-то она не в моем вкусе. Слишком высокомерна. Мне подавайте Дину Дурбин[175] или Хэйди Ламарр[176].

Инспектор стал прощаться.

— Пожалуй, мне пора. Служба требует. Пока, мосье Пуаро!

— Узнаете, сэр Генри?

Инспектор Грэйндж положил револьвер на стол перед сэром Генри и выжидательно смотрел на него.

— Можно взять? — Рука сэра Генри замерла над револьвером.

Грэйндж кивнул.

— Он был в бассейне. Все отпечатки, естественно, уничтожены. Смею заметить, очень жаль, что мисс Сэвернейк уронила револьвер в воду.

— Д-да… разумеется, но это был очень неприятный момент для всех нас. Женщинам свойственно, разволновавшись… гм… ронять вещи.

Инспектор Грэйндж снова кивнул.

— Мисс Сэвернейк в общем-то кажется хладнокровной и расторопной молодой леди.

Инспектор говорил совершенно бесстрастно, однако что-то в его словах заставило сэра Генри посмотреть ему в глаза.

— Итак, сэр Генри?!

Взяв в руки револьвер, сэр Генри внимательно осмотрел его, взглянул на номер и сравнил с данными небольшой записной книжки в кожаном переплете. Затем, вздохнув, он закрыл книжку и сказал:

— Да, инспектор, револьвер из моей коллекции.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Вчера во второй половине дня. Мы стреляли по мишеням, и это один из револьверов, которые были у нас.

— Кто вчера стрелял из этого револьвера?

— Думаю, все, хотя бы по одному выстрелу.

— И миссис Кристоу?

— И миссис Кристоу.

— А после того, как вы кончили стрелять?

— Я положил револьвер на место. Сюда.

Из большого письменного стола он выдвинул ящик, наполовину заполненный револьверами разных систем.

— У вас большая коллекция огнестрельного оружия, сэр Генри!

— Это было моим хобби в течение многих лет.

Взгляд инспектора задумчиво остановился на экс-губернаторе островов Хэллоуин. Представительный, незаурядный человек, под чьим началом он сам был бы не прочь послужить. Собственно говоря, он с удовольствием предпочел бы его своему теперешнему начальнику. Инспектор Грэйндж был невысокого мнения о начальнике полиции Уилдшира, человеке суетливом, деспотичном, к тому же барском прихвостне… Инспектор с усилием заставил себя вернуться к делу.

— Револьвер, разумеется, не был заряжен, когда вы возвратили его на место, сэр Генри?

— Конечно нет!

— А где вы храните патроны?

— Здесь.

Сэр Генри взял ключ из специального отделения письменного стола и открыл им один из ящиков.

«Довольно просто! — подумал инспектор. — Миссис Кристоу видела, где хранятся патроны. Ей нужно было только прийти и взять их. Ревность делает с женщинами черт знает что!..»

Инспектор готов был поставить десять против одного, что это была ревность. Все станет ясным, когда он закончит работу здесь и отправится на Харли-стрит. Но все должно идти своим чередом.

Инспектор поднялся.

— Благодарю вас, сэр Генри! — сказал он. — Я сообщу вам, когда будет назначено заседание суда.

Глава 13

На обед была подана холодная утка, за которой следовало крем-брюле, что, по мнению леди Энкейтлл, свидетельствовало о немалой чуткости со стороны миссис Медуэй.

— Вот вам яркий пример проявления деликатности, — сказала леди Энкейтлл, — наша кухарка, миссис Медуэй, знает, что мы не очень любим крем-брюле. Было бы крайне непристойно сразу же после смерти друга есть любимый пудинг. А крем-брюле — так просто… Оно такое, как бы это лучше сказать, — скользкое… и его всегда можно немного оставить на тарелке.

Затем, вздохнув, она выразила надежду, что они поступили правильно, отпустив Герду в Лондон.

— И хорошо, что Генри поехал вместе с ней.

Сэр Генри настоял на том, чтобы отвезти Герду на Харли-стрит.

— Она, конечно, должна будет приехать на заседание суда, — рассуждала леди Энкейтлл, задумчиво продолжая есть крем-брюле. — Естественно, Герда хотела сама сообщить детям… Они могли узнать обо всем из газет… В доме осталась только гувернантка-француженка. Всем известно, как француженки возбудимы, возможно, у нее «crise de nerfs»[177]. Генри все уладит. И я думаю, с Гердой все будет в порядке. Она, очевидно, пригласит кого-нибудь из родственников… скорее всего сестер. У таких женщин, как Герда, обязательно есть сестры, три или четыре. Я думаю, они живут в Танбридж Уэллс.

— Люси! Ты говоришь невероятные вещи! — воскликнула Мидж.

— Ну, если хочешь, пусть будет Торки… Хотя нет, не Торки… Им было бы, по крайней мере, шестьдесят пять лет, если бы они жили в Торки… Может быть, Истборн или Сент-Леонард…[178]

Леди Энкейтлл посмотрела на последнюю ложку крем-брюле, подумала и очень деликатно отложила ее в сторону, оставив крем несъеденным. Дэвид, единственный, кто любил десерт, мрачно смотрел на свою пустую тарелку.

Леди Энкейтлл встала из-за стола.

— Я думаю, всем сегодня хочется лечь спать пораньше, — сказала она. — Такой напряженный день, не правда ли? Когда читаешь о подобных вещах в газете, не можешь даже представить себе, насколько это утомительно. Я чувствую себя так, словно прошла пешком миль[179] пятнадцать… Хотя я ничего не делала, а только сидела… Но это тоже утомительно! Ведь не станешь читать книгу или газету — это так бессердечно выглядит! Хотя, я думаю, прочитать передовую статью в «Обзёрвер»[180] вполне прилично… Но не «Ньюс оф де Уорлд»[181]. Вы со мной согласны, Дэвид? Мне интересно знать, что думают молодые люди. Не хочется отставать от жизни.

Дэвид проворчал, что никогда не читает «Ньюс оф де Уорлд».

— А я всегда читаю, — заявила леди Энкейтлл. — Мы, правда, делаем вид, что получаем ее ради слуг, но Гаджен, человек весьма тактичный, забирает газету только после чая. По-моему, это самая интересная газета! Все подробности о женщинах, которые кончают жизнь самоубийством, положив голову на газовую плиту… Оказывается, таких невероятное множество!

— Что они будут делать, когда в домах все будет электрифицировано? — произнес Эдвард с легкой улыбкой.

— Думаю, они вынуждены будут примириться со своим существованием… И это намного разумнее!

— Я с вами не согласен, сэр, — сказал Дэвид, — в том, что все дома в будущем должны быть электрифицированы. Нельзя исключать централизованного обеспечения электроэнергией. Все дома рабочего класса должны быть экономичными…

Эдвард поспешил заметить, что не очень разбирается в этом вопросе, и губы Дэвида скривились в презрительной улыбке.

Гаджен, двигаясь несколько медленнее обычного, чтобы передать ощущение скорби, внес на подносе кофе.

— О, Гаджен, — обратилась к нему леди Энкейтлл, — об этих яйцах… Я хотела было, как всегда, поставить на них карандашом дату. Не попросите ли вы миссис Медуэй сделать это?

— Я думаю, миледи, вы сами убедитесь в том, что все исполнено должным образом. — Он кашлянул. — Я сам все сделал.

— О, благодарю вас, Гаджен!

Когда он вышел, леди Энкейтлл негромко заметила:

— Поистине Гаджен великолепен! Да и все слуги просто удивительны. Им можно посочувствовать, что приходится терпеть в доме полицейских. Для них это, наверное, ужасно. Между прочим, кто-нибудь остался?

— Ты имеешь в виду полицейских? — спросила Мидж.

— Да. Разве они обычно не оставляют в холле кого-то из своих? Или, может быть, он следит за парадной дверью из кустов?

— Зачем им нужно стеречь парадный вход?

— Я, право, не знаю. Судя по книгам, они всегда так делают. А потом ночью еще кто-нибудь оказывается убитым.

— О Люси, не надо! — воскликнула Мидж.

— Извини, дорогая. Глупо с моей стороны. И конечно никого больше не убьют. Гер да уехала домой… Я хочу сказать… О, Генриетта, дорогая, извини! Я не хотела…

Генриетта ничего не ответила. Она стояла у круглого столика, разглядывая записи, сделанные во время вчерашней игры в бридж.

— Извини, Люси, что ты сказала? — спросила она.

— Мне хотелось бы знать, остался ли кто-нибудь из полицейских?

— Как остатки товара после распродажи? Не думаю. Они все, должно быть, отправились к себе в участок, чтобы записать все, что мы сообщили соответствующим «полицейским языком».

— На что ты смотришь, Генриетта?

— Да так, ни на что. — Она прошла через комнату и подошла к камину. — Что, по-твоему, делает сегодня Вероника Крэй?

Выражение беспокойства промелькнуло на лице леди Энкейтлл.

— Дорогая! Уж не думаешь ли ты, что она может снова явиться? Она, должна быть, уже слышала…