Мистер Бредон почувствовал легкий приступ дурноты.


Последовавшие комбинации «бразерхудов» выдающихся достижений им не принесли, и команда с трудом наскребла сто четырнадцать очков. В четыре часа мистер Толбой, поставивший перед собой грандиозную цель заработать сто семьдесят одно очко, чтобы одержать победу, снова проигнорировал своего бэтсмена и пылко атаковал калитку противника.

В пять тридцать задача все еще казалась осуществимой, четыре калитки пали, принеся команде семьдесят девять очков. Потом мистер Толбой, предприняв попытку совершить пробежку там, где, казалось, никто бы не смог пробежать, завершил свой период пребывания на поле, заработав седьмую подачу, но сразу после него мускулистый мистер Пинчли, несмотря на яростные призывы капитана быть осторожней, прицельно срезал свой первый мяч прямо в руки принимающего игрока. Началась полоса неудач. Мистер Миллер добросовестно блокировал удары на протяжении двух оверов, пока мистер Бизли, с огромным трудом добавив к счету шесть очков, не позволил противнику — мастеру крученых ударов — сбить правый пенек своей калитки. С девяносто двумя очками, тремя касаниями мяча рукой — в том числе благонамеренным, но неадекватным мистером Хаагердоном, — да еще парой штрафных поражение казалось неминуемым.

— Ну что ж, — мрачно произнес мистер Копли, — это все же лучше, чем в прошлом году. Тогда они разрушили около семи наших калиток. Я прав, мистер Толбой?

— Нет, — ответил Толбой.

— Прошу прощения, но я уверен, — настаивал мистер Копли. — Может, это было в позапрошлом. Вы должны помнить, потому что, полагаю, были капитаном в обоих матчах.

Мистер Толбой не снизошел до статистических выкладок мистера Копли, вместо этого, обратившись к мистеру Бредону, он сказал:

— Игра заканчивается в шесть тридцать; постарайтесь, если сможете, продержаться до этого времени.

Мистер Бредон кивнул. Совет был весьма уместен: спокойная оборонительная игра менее всего была свойственна Питеру Уимзи. Ленивой походкой он проследовал к своему кризу, потратил несколько драгоценных секунд на то, чтобы поудобней расположиться, и приготовился встретить подачу с выражением непоколебимого спокойствия на лице.

Все бы, вероятно, пошло согласно плану, если бы не то обстоятельство, что боулер на гарден-энде имел индивидуальную особенность подачи. Он начинал разбег из дальней дали, стремительно ускорялся в пределах ярда после калитки, резко останавливался, подпрыгивал и, совершив движение на манер «огненного колеса», делал бросок средней длины и скорости, прямой, незатейливый, но безупречно точный. Выполняя свой маневр в двадцать второй раз, он на стадии «остановка — прыжок» поскользнулся, закачался, исполнил нечто вроде шпагата, встал и захромал, массируя ногу. В результате его место на поле снова занял Симмондс, «дьявольский боулер».

К тому времени питч стал не только быстрым, но и неровным. Третий мяч мистера Симмондса коварно отскочил от клочка оголившейся земли и сильно ударил мистера Бредона в локоть. Ничто не приводит мужчину в бешенство так, как резкий удар в локоть, и мистер Дэс Бредон вмиг — и к сожалению — потерял самообладание. Он забыл о всякой предосторожности, и о роли, которую должен был играть, и о подтяжках мистера Миллера и видел теперь перед собой только зеленый газон овального поля и внушительную приземистую фигуру Симмондса. Очередной мяч был одним из фирменных симмондсовских убойных снарядов. Лорд Питер Уимзи, гневно развернув плечи, выступил из своего криза, словно дух мщения, и мощно отбил его за границы поля. Следующий мяч он с силой послал отбивающему в ногу, заработав три очка и чуть не попав в голову левому полевому игроку на дальней позиции, который со страха отбросил его на неправильный конец поля, добавив к счету пимовцев четыре очка за переброс. Последнюю подачу мистера Симмондса Бредон принял с презрением, коего она заслуживала, срезав мяч скользящим ударом и совершив пробежку.

Теперь ему противостоял специалист по крученым мячам с отскоком вправо. Первые два мяча Бредон принял аккуратно, а третий послал за пределы поля, приплюсовав команде шесть очков. Четвертый взлетел свечой, и Уимзи припечатал его к земле намертво, пятый и шестой отправились вслед за третьим. На трибунах поднялся невероятный гвалт, сквозь который прорывались восторженные крики мисс Партон. Лорд Питер дружелюбно улыбнулся и приготовился отражать подачи в любой точке вокруг калитки.

Мистер Хаагердон, мчась во весь опор по питчу, шевелил губами, словно в молитве: «О Господи, о Господи! Не дай мне опростоволоситься!» К счету приплюсовали четыре очка, и команды поменялись половинами поля. Мрачно упершись битой в землю, Хаагердон приготовился стоять у своей калитки насмерть. Прилетел высокий мяч, который он безжалостно вколотил в землю. Очко. Только бы удалось выдержать еще пять подач. Со следующим мячом он обошелся таким же образом. К нему начала приходить кое-какая уверенность. Отбросив третий мяч вправо, он, к собственному удивлению, обнаружил, что бежит, и услышал, как кто-то из товарищей по команде крикнул: «Молодец! А теперь предоставь их мне».

Лучшего мистер Хаагердон не мог и пожелать. Он был готов бегать, пока не взорвется, стоять, как вкопанный, пока не превратится в мраморный столп, только бы это чудо не кончалось. Он был слабым бэтсменом, но спортсменом в душе. Уимзи закончил овер уверенными тремя очками, и за ним оставалась еще серия подач. Он прошел к середине питча, там к нему присоединился Хаагердон.

— Я возьму все, что смогу, — сказал ему Уимзи, — но если что-то прилетит к вам — просто блокируйте. Не думайте о пробежках. Их я беру на себя.

— Слушаюсь, сэр, — ревностно отрапортовал мистер Хаагердон. — Я буду делать все, что скажете. Так держать, сэр, продолжайте в том же духе.

— Хорошо, — ответил Уимзи. — Мы порвем этих гадов. Не бойтесь их. Вы все делаете правильно.

Шесть подач спустя мистера Симмондса, четыре мяча которого были выбиты за пределы поля, удалили как слишком дорогое удовольствие. Его заменили на джентльмена, которого «бразерхуды» называли «спиннером» — мастером крученых мячей. Уимзи встретил его с энтузиазмом, постоянно и успешно срезая его подачи, пока капитан «бразерхудов», передислоцировав своих полевых игроков, не сосредоточил их справа от калитки. Уимзи посмотрел на эту перегруппировку со снисходительной улыбкой и следующие шесть мячей неотвратимо послал влево. Когда в отчаянии полевые игроки стянулись вокруг него, он стал направлять все, что мог достать, прямо вдоль питча. Счет возрос до ста пятидесяти.

Старый Бразерхуд в экстазе подпрыгивал на своем сидении.

— О, отлично, сэр! Еще! Отменная игра, ей-богу! — Его седые усы трепетали, как флажки. — Какого черта, мистер Толбой, вы поместили этого игрока в конец списка? — свирепо вопрошал он. — Он же настоящий крикетист. Единственный среди всей вашей захудалой команды. О, какой грамотный прицел! — возопил он, когда мяч аккуратно просквозил между двумя возбужденными полевыми игроками, которые чуть не столкнулись лбами, пытаясь достать его. — Нет, вы только посмотрите! Я всегда говорил, что правильная расстановка игроков — девять десятых успеха. Этот парень знает свое дело. Кто он?

— Наш новый сотрудник, — ответил Толбой, — он выпускник привилегированной школы и говорил, что много играл в «деревенский крикет», но я и представить себе не мог, что он может так играть. Боже милостивый! — Он сделал паузу, чтобы поаплодировать особенно элегантному удару Бредона на правую сторону поля. — Никогда ничего подобного не видел.

— Не видели? — грубовато переспросил старик. — Ну, я-то смотрю крикет, мужской и юношеский, уже шестьдесят лет и кое-что подобное уже видел. Дайте вспомнить. Это было вроде бы до войны. Господи, иногда мне кажется, что моя память на имена уже не такая, как прежде, но… полагаю, это было в университетском турнире тысяча девятьсот десятого или, может быть, одиннадцатого года… нет, не десятого, это был год, когда…

Его дребезжащий голос потонул во всеобщем крике, когда на табло появилось число сто семьдесят.

— Еще очко — и победа! — воскликнула мисс Росситер и тут же охнула, потому что в этот миг мистер Хаагердон, на один несчастный момент оказавшийся лицом к лицу с боулером, не устоял против действительно опасного, почти не берущегося мяча, который обернулся вокруг его ноги, как игривый котенок, и сбил правый пенек.

Мистер Хаагердон ушел с поля едва ли не в слезах, а мистер Уэддерберн, нервно дрожа, прошагал ему на замену. Ему не надо было делать ничего, кроме как пережить четыре атаки, после чего, не случись ничего сверхъестественного, игра закончилась бы победой. Первый мяч оказался заманчиво невысоким, Уэддерберн сделал шаг, пропустил его и ринулся к своему кризу, до которого добежал как раз вовремя.

— Ох, осторожней! Осторожней! — простонала мисс Росситер, а мистер Бразерхуд выругался.

Следующий мяч мистер Уэддерберн умудрился все же «протолкнуть» немного в глубину питча. Он вытер лоб. Следующий был крученым, и, пытаясь заблокировать его, мистер Уэддерберн отправил его вверх свечой. Миг, показавшийся часами, зрители видели крутящийся в воздухе мяч, лес вскинутых в страхе рук, потом мяч упал на волосок от калитки.

— Я сейчас закричу, — объявила миссис Джонсон, не обращаясь ни к кому конкретно.

Мистер Уэддерберн, окончательно разнервничавшись, снова вытер лоб. К счастью, боулер тоже нервничал. Мяч соскользнул с его вспотевших пальцев и упал совсем недалеко и в стороне.

— Не трогай! Не трогай! — завопил мистер Бразерхуд, колотя в землю тростью. — Не трогай, тупица! Олух! Ты…

Мистер Уэддерберн, окончательно потеряв голову, шагнул к мячу, поднял биту, широко замахнулся, нанес удар, услышал скрип кожи в момент, когда мяч попал точнехонько в перчатку уикет-кипера, а сам, откинувшись назад всем телом, не удержался и сел на землю под трескучий звук разлетавшихся перекладин калитки.