— Все они одинаковы, — сказал он Бредону, имея в виду не сигареты, а производителей. — Куда один, туда и другой, как овцы в стаде. Если «Уиффлет» использует в рекламе крупные планы кинозвезд, то «Паффин» желает явить миру еще более крупные планы еще более важных звезд. Если «Гасперетт» раздает наручные часы, то «Паффин» — дедовские брегеты, а «Уиффлет» — хронометры. Если «Уиффлет» объявляет, что их сигареты не причиняют вреда легким, то «Паффин» — что его продукция укрепляет дыхательную систему, а «Гасперетт» цитирует врачей, которые рекомендуют их товар в качестве средства от туберкулеза. Они пытаются обогнать друг друга, а что происходит на самом деле? Публика курит все их сигареты без разбору, как и прежде.

— Разве это не полезно для торговли? — невинно поинтересовался Бредон. — Ведь если все преимущества соберет один из них, остальные обанкротятся.

— О нет, не обанкротятся, — ответил мистер Армстронг. — Они просто объединятся. А вот для нас это будет плохо, потому что все они пользуются услугами одного и того же агентства.

— Ну и что делать? — спросил Бредон.

— Надо искать выход. Мы должны снять их с аэропланов. Во-первых, бум не продлится вечно. Страна не готова оказаться загроможденной самолетами, да и отцы семейств начинают жаловаться. Уже сегодня не многие из них рады тому, что в тихой сельской местности появилось столько частных аэропланов, выигранных их детьми. Что нам нужно, так это новая идея, аналогичной направленности, но с расчетом на семейные ценности. При этом она должна славить Британию. Патриотическая нота обязательна.

Именно в этот момент, пока главный инспектор Паркер спорил по телефону с телефонистом Пима, Дэсу Бредону пришла в голову великолепная идея, о которой помнят и говорят по сей день. Эта схема получила известность в формулировке «Мы уиффлим всю Британию!» и за три месяца взвинтила продажи «Уиффлет» на пятьсот процентов, принеся невиданное процветание владельцам британских отелей, а также авто- и железнодорожным транспортным компаниям. Излишне описывать схему в подробностях. Вероятно, вы сами были ее участниками и помните, как это делалось. Нужно было собирать всевозможные купоны: от покупки железнодорожных и автобусных билетов, билетов в театр, гостиничных счетов — словом, от всего, что может входить в туристическую программу. Набрав достаточное количество купонов, чтобы охватить период времени, которое вы хотели бы отвести на путешествие, вы берете их (никаких трат на «Уиффлет», ничего не надо заполнять и посылать по почте) и отправляетесь в путь. На вокзале вы предъявляете купоны, дающие вам право на столько-то миль проезда первым классом, и получаете билет до указанного вами города. Потом вы выбираете отель (практически все британские отели охотно присоединились к этой схеме) и предъявляете купоны, дающие право на столько-то дней питания и проживания на льготных условиях по программе «Уиффлет». Купонами «Уиффлет» вы расплачиваетесь за автобусные экскурсии, морские купания и всевозможные развлечения. Все исключительно просто, никаких хлопот и отвечает склонности путешествующего среднего класса к радостной стадности. Если в баре вы покупали пачку «Уиффлет», то могли не сомневаться, что сосед по стойке непременно спросит: «А, так вы тоже уиффлете?» Устраивались уиффлетские вечеринки, чтобы «поуиффлить» и обменяться купонами. Фактически сам собой образовался «Клуб уиффлеров», и уиффлеры, которые в ходе кампании обнаруживали влечение друг к другу, копили специальные купоны, дававшие им право на устройство уиффлетской свадьбы с уиффлетским тортом и размещением свадебных фотографий в газетах. Когда таких случаев набралось достаточно много, было введено правило, согласно которому пары могли собирать купоны на уиффлетский дом с набором мебели, включавшим прелестную курительную комнату, которая предоставлялась бесплатно и была напичкана всевозможными ненужными приспособлениями. Оставался всего один шаг до «уиффлетского ребенка». На самом деле тогдашняя кампания «Уиффлет» была и остается выдающимся примером Масштабного Мышления в рекламном бизнесе. Единственное, чего нельзя было получить по купонам «Уиффлет», так это гроб: считалось, что этот предмет никому из уиффлеров понадобиться не может.

Это не значит, что Великий Путь «Уиффлет» во всем своем всеобъемлющем совершенстве возник в голове мистера Бредона, когда мистер Армстронг упомянул «семейные ценности». Тогда, в свете забрезжившего внутреннего озарения, у него появилась лишь мысленная ассоциация с названием «семейный отель», и он скромно произнес: «Да, понимаю и попробую что-нибудь придумать», собрал бумаги, на которых мистер Армстронг неразборчиво нацарапал какие-то заметки и что-то, похожее на дикобраза, и удалился. Но не успел он сделать и шести шагов по коридору, как в голове его сложился идиотский слоган: «Если это то, чего вы хотите, вы можете это приуиффлить»; еще два шага — и эта уродливая формулировка перефразировалась во «Все, чего вы хотите, даст вам уиффлинг», а на пороге собственного кабинета его, словно кузнечный молот, впервые ошарашила мысль о практической возможности создать Королевство Уиффлет. Воспламенившись этой идеей, он бросился к столу, схватил блокнот, заглавными буквами высотой в дюйм написал на нем: УИФФЛ, и тут вошла мисс Росситер с сообщением, что мистер Паркер просил мистера Бредона срочно позвонить ему на Уайтхолл. Лорд Питер Уимзи настолько вжился в роль мистера Бредона, что громко и от души выругался:

— Черт бы его побрал!

Тем не менее, перезвонив Паркеру, он отпросился со службы якобы по срочному личному делу и отправился в Скотленд-Ярд, где ему дали осмотреть одежду и вещи «человека в смокинге».

— Не сомневаюсь, что в конце концов придется обходить все прачечные, — сказал Паркер. — Возможно, следует поместить фотографию в каких-нибудь лондонских и провинциальных газетах. Газеты я презираю, но иногда помещенные в них объявления приносят пользу, а некоторые из этих меток могут принадлежать прачечной, находящейся за пределами Лондона.

Уимзи посмотрел на зятя.

— Объявления, мой дорогой Чарлз, целесообразны в случае, если человек пользуется прачечной, но для таких, как мы, прачечных не существует. Джентльмена, чья одежда так отменно скроена и который, в отличие от нас с тобой, не афиширует своего портного, по объявлению не найдешь. А это, как я вижу, его цилиндр, чудом сохранившийся в целости.

— Он закатился за поезд, на дальний путь.

— И здесь опять удален золотой штамп изготовителя. Это же абсурд, Чарлз! Никто — по крайней мере, ни ты, ни я, ни этот джентльмен — не считает название бренда гарантией качества. Для нас качество — гарантия бренда. В Лондоне есть два шляпника, которые могли изготовить этот цилиндр, и ты наверняка уже заметил, что тулья у него относительно узкая и высокая и изгиб полей весьма характерный. Это не соответствует современной моде, между тем вещь, безусловно, изготовлена недавно. Пошли своих ищеек в оба эти заведения, пусть узнают, у кого из их заказчиков удлиненная голова и кто предпочитает такую форму полей. Не трать попусту время на метки прачечных, это в лучшем случае трудоемкий, в худшем — ложный путь.

— Спасибо за совет, — сказал Паркер. — Я так и думал, что ты сможешь указать нам либо на шляпника, либо на портного.


Первый же шляпник, к которому они обратились, оказался тем, кто был им нужен. Он направил их к мистеру Хорасу Маунтджою, проживавшему в Кенсингтоне. Вооружившись ордером на обыск, они явились в указанную квартиру.

Мистер Маунтджой, как сообщил им швейцар, был холостяком, вел тихий образ жизни, разве что часто возвращался домой довольно поздно ночью. Он жил один и пользовался услугами персонала многоквартирного дома.

Швейцар заступал на вахту в девять часов. Ночного портье в доме не было. С одиннадцати вечера до девяти утра парадная дверь была заперта, жильцы могли открыть ее своими ключами, не беспокоя швейцара, жившего здесь же, в полуподвальной квартирке. Швейцар видел, как мистер Маунтджой вышел из дома в смокинге накануне вечером около семи сорока пяти. А вот его возвращения он не заметил. Вероятно, предположил он, Уизерс, слуга, может сказать, ночевал ли мистер Маунтджой дома.

Уизерс со всей определенностью сообщил, что тот дома не ночевал. Никто не входил в квартиру мистера Маунтджоя, кроме него самого и горничной, делавшей уборку. Постель осталась неразобранной. Но в этом не было ничего удивительного. Мистер Маунтджой часто не ночевал дома, хотя обычно возвращался к завтраку, то есть к девяти тридцати.

Паркер предъявил свое служебное удостоверение, и они поднялись на третий этаж, в интересовавшую их квартиру. Уизерс уже был готов отпереть дверь своим запасным ключом, которым, по его словам, пользовался по утрам, чтобы не тревожить жильцов, но Паркер остановил его и вынул два ключа, изъятые из кармана пальто покойного. Один из них подошел к замку, что подтвердило: они пришли по нужному адресу.

В квартире царил идеальный порядок. В гостиной стоял письменный стол, в ящиках которого нашлись несколько счетов и стопка почтовой бумаги, ни один ящик не был заперт и, судя по всему, не содержал никаких секретов. Ничего примечательного не обнаружилось ни в спальне, ни в маленькой гостиной. В ванной имелся небольшой шкафчик с обычными туалетными принадлежностями и домашней аптечкой. Паркер бегло просмотрел лекарства, задержавшись на пакетике с ярлыком «Бикарбонат натрия», однако проверка на ощупь и на вкус показала: в пакете находится именно то, что на нем написано. Единственным во всей квартире, что в какой-то малой степени показалось необычным, было наличие (в том же шкафчике в ванной комнате) нескольких стопок папиросной бумаги.

— Мистер Маунтджой курил самокрутки?

— Никогда не видел, чтобы он это делал, — ответил Уизерс. — Как правило, он курил «Турка Абдуллу».

Паркер кивнул и изъял папиросную бумагу. Рассыпного табака в квартире не обнаружили. Из буфета в столовой было извлечено внушительное количество коробок совершенно невинного вида с сигарами и сигаретами. Паркер тут же вскрыл их и не нашел ничего, кроме превосходной табачной смеси.