Что произошло в следующую минуту, констебль Иглз в тот момент понять не смог, хотя в свете последовавших событий отчетливо вспомнил одну-две детали, которые тогда не были для него очевидны. Он увидел третьего мужчину, стоявшего на краю платформы с тонкой прогулочной тростью в руке. Видел он и как мужчина в пальто, проходя мимо него, вдруг остановился и качнулся на месте. Видел, как мужчина с тростью выбросил вперед руку и схватил его за плечо, как оба они пошатнулись на краю платформы, а потом услышал пронзительный женский крик. Вслед за этим он увидел, как оба полетели под тронувшийся поезд.

Иглз протолкался сквозь ревевшую толпу.

— Разойдитесь, — скомандовал он, — я офицер полиции. Отойдите в сторону, пожалуйста.

Пассажиры отступили назад — кроме дежурного по станции и еще какого-то мужчины, которые вытаскивали что-то из просвета между платформой и составом. Сначала появилась рука, потом голова, потом помятое туловище третьего мужчины, того самого, с тростью. Тело, все в ссадинах и крови, уложили на платформу.

— А где второй?

— Пропал, бедолага.

— Он мертв?

— Да.

— Нет, ничего подобного.

— О, Бетти, я сейчас упаду в обморок.

— Он в порядке — смотрите! Он открыл глаза.

— Да, но где второй?

— Кончайте толкаться.

— Глядите, это полицейский.

— Там же, внизу, контактный рельс под напряжением.

— Где врач? Пошлите за врачом.

— Отойдите назад, пожалуйста. Не приближайтесь.

— Почему не отключили электрический ток?

— Да отключили. Один служащий уже сбегал и отключил.

— А как же они его достанут, не убрав с рельсов поезд?

— Думаю, от него там одни ошметки остались, бедняга.

— Этот пытался того спасти.

— Было такое впечатление, что у него вдруг случился приступ какой-то болезни или он был пьян.

— Пьян, в такой ранний час?

— Надо дать ему глоток бренди.

— Очистите платформу, — распорядился Иглз. — С этим все будет в порядке. А второй, боюсь, уже скончался.

— Его, должно быть, разорвало на клочки. Ужасно.

— Значит, вы ничем не можете ему помочь. Поэтому очистите станцию, вызовите скорую и еще одного офицера полиции.

— Правильно.

— Этот приходит в себя, — сказал человек, помогавший вытащить жертву на платформу. — Как вы себя чувствуете, сэр?

— Отвратительно, — слабо произнес спасенный. Потом, видимо, сообразив, где находится, добавил: — Что случилось?

— Видите ли, сэр, несчастный джентльмен упал с платформы и потащил вас за собой.

— Ах да, конечно. С ним все в порядке?

— Боюсь, сэр, он… сильно пострадал. А вот и бренди! — воскликнул говоривший, увидев кого-то, подбежавшего с бутылкой. — Глотните, сэр. Только осторожней, приподнимите ему голову. Да не дергайте. Ну вот, хорошо.

— Ох! — сказал пострадавший. — Так действительно лучше. Все в порядке, не суетитесь. Позвоночник цел, и вообще, похоже, ничего не сломано. — Он пошевелил руками и ногами, чтобы проверить.

— Врач прибудет через минуту, сэр.

— К черту врача. Я сам врач. Ноги-руки в порядке. Голова, судя по всему, тоже, хотя чертовски болит. Ребра… вот насчет ребер не уверен. Что-то там, боюсь, неладно. Но таз, слава богу, не поврежден.

— Рад это слышать, — сказал Иглз.

— Похоже, меня задержала подножка вагона. Помню, как меня крутило и крутило, точно кусочек масла, между этими, как их… — говорил незнакомец, которому сломанные ребра, как видно, совсем не мешали дышать. — Я видел, как колеса вагона замедляют ход, потом останавливаются, и сказал себе: «Ну, вот и все, конец тебе, дружок. Время остановилось, это — вечность». Но, вижу, я ошибся.

— К счастью, сэр, — подхватил Иглз.

— Только вот жаль, что мне не удалось остановить того, другого бедолагу!

— Уверен, вы сделали все, что могли, сэр. — Иглз достал свой блокнот. — Простите, сэр, но я полицейский, и если бы вы могли рассказать мне, что произошло…

— Будь я проклят, если сам знаю, — ответил мужчина. — Единственное, что я помню, так это то, что стоял на краю платформы, когда он проходил мимо. — Он помолчал, немного задыхаясь. — Я заметил, что он как-то странно выглядит. Было похоже на сердечный приступ. Он вдруг остановился и стал падать. Я схватил его за руку, и тут он всем своим весом потащил меня за собой. После этого я ничего не помню, кроме скрежета поезда, вида чудовищно огромных колес и ощущения, будто из меня вышел весь воздух. Должно быть, я его отпустил.

— Ничего удивительного, — сочувственно сказал Иглз.

— Моя фамилия Гарфилд, — продолжал спасенный. — Доктор Герберт Гарфилд. — Он назвал свой адрес в Кенсингтоне и другой — на Харли-стрит. — Вот, кажется, идет мой собрат по профессии, и, боюсь, он запретит мне разговаривать. — Пострадавший слабо улыбнулся. — Тем не менее, если от меня понадобится еще какая-нибудь информация, вы знаете, где меня найти.

Констебль Иглз поблагодарил доктора Гарфилда и повернулся к трупу мужчины в пальто, который к тому времени вытащили из-под колес поезда и уложили на платформу. Зрелище было не из приятных. Даже Иглз, по роду службы привыкший к виду жертв, испытал острое отвращение от необходимости проверить карманы погибшего в поисках чего-либо, что могло бы удостоверить его личность. К своему большому удивлению, он не нашел ни визитных карточек, ни документов. Обнаружился лишь бумажник с несколькими банкнотами, серебряный портсигар с сигаретами популярной марки, горстка мелочи, носовой платок без монограммы и ключ от американского замка фирмы «Эйч Ти энд Ви». Более того — и это обратило на себя особое внимание Иглза, — в кармане пальто лежала маленькая резиновая дубинка, какие продают для защиты от нападений на автомобили. Иглз как раз исследовал пиджак покойного на предмет наличия ярлыка портного, когда его окликнул инспектор местного отделения полиции, прибывший вместе со скорой.

Иглз испытал облегчение от присутствия коллеги. Ему было необходимо отлучиться, чтобы связаться с сержантом Ламли и Скотленд-Ярдом. Спустя час общих энергичных действий все благополучно собрались в ближайшем полицейском участке, куда еще раньше приехал сержант Ламли, отправив перед тем не приходившего в сознание мистера Панчона в больницу. Главный инспектор Паркер, который, не теряя ни минуты, прибыл в Кенсингтон, выслушал доклады Ламли и Иглза, осмотрел место происшествия, останки загадочного «человека в смокинге» и был крайне раздосадован. Когда человек, которого вы неутомимо преследовали по всему Лондону, имеет наглость дать себя убить в тот момент, когда вы почти уже его поймали, когда выясняется, что на его одежде нет ярлыков портного, а в карманах — ничего, позволившего бы установить его личность; более того, когда он легкомысленно допускает, чтобы его лицо было обезображено до неузнаваемости поездом метро и тем самым исключает возможность распространить его фотографию для опознания, чувство удовлетворения от его поимки сводится на нет предвидением долгой нудной работы, которая потребуется для его идентификации.

— Значит, у нас нет ничего, кроме меток из прачечной на белье, ну и, разумеется, пломб, если таковые у него имеются, — сказал он.

К его пущему раздражению оказалось, что у погибшего были на редкость здоровые зубы и белье он отдавал минимум в три разные прачечные. Не помогли и туфли, хоть и превосходные, от широко рекламируемой фирмы, но купленные в магазине готовой обуви. Оказалось, что искалеченный господин отправился на встречу с Создателем в туфлях от «Фарли», оправдав таким образом последнее смелое рекламное утверждение, гласившее: «Каким бы престижным ни было бы мероприятие, обувь от «Фарли» доставит вас туда в лучшем виде».

От безысходности — а возможно, вдохновленный рекламой обуви «Фарли», — мистер Паркер позвонил в агентство Пима и заявил, что ему нужно поговорить с мистером Бредоном.


Когда раздался звонок, упомянутый джентльмен находился в кабинете мистера Армстронга. За закрытыми дверями они обсуждали проблему, которая возникла в связи с фирмой, производившей сигареты «Уиффлет». Продажи «Уиффлет» значительно сократились из-за агрессивной рекламной кампании, которую начал конкурирующий бренд — «Паффин». Производители сигарет «Паффин» придумали блестящий ход. Они… раздавали аэропланы. В каждую пачку «Паффин» вкладывали купон с названием фрагмента популярного маленького прогулочного аэроплана, предназначенного для любителей. Если вы собирали полный комплект купонов (числом сто), вы посылали его в фирму, приложив свое эссе о важности авиации для британской молодежи. Автор лучшего текста становился обладателем частного аэроплана и бесплатного курса пилотирования, освоение которого давало возможность получить сертификат на право управления самолетом. Эта удачная находка сопровождалась мощной рекламной кампанией, выдержанной в современном, стимулирующем духе: «Будущее — за теми, кто рвется в небо!»; «Самый высокий полет в современном производстве сигарет»; «Курите «Паффин» и достигайте вершин своих амбиций» и так далее. Если в силу малолетнего или преклонного возраста вы не могли владеть аэропланом, вам предоставлялась возможность получить акции нового выпуска компании, строившей такие летательные аппараты. Эту рекламную схему поддержало несколько знаменитых пилотов, чьи лица в обрамлении летных шлемов улыбались с каждой газетной и журнальной страницы, подкрепляя собственные авторитетные мнения, сводившиеся к тому, что «Паффин» неоценимо способствует установлению британского превосходства в воздухе.

Компания «Уиффлет» была крайне недовольна и требовала — с явным раздражением — ответа на вопрос: почему агентству Пима первому не пришла в голову столь блистательная идея? Они требовали создать собственную авиационную схему, только с самолетами большего размера и предоставлением ангара для его содержания. Мистер Армстронг указал им, что единственным результатом такого шага будет путаница в головах потребителей сигарет «Уиффлет» и «Паффин», которые и так настолько похожи по качеству и внешнему виду, что способны кого угодно ввести в заблуждение.