— Это из Скотленд-Ярда, дорогой, — сказала она. — Что-то насчет того человека, Панчона.

Подойдя к телефонному аппарату, Паркер погрузился в оживленную дискуссию, которую завершил словами:

— Пошлите туда немедленно Ламли и Иглза и скажите Панчону, чтобы был с вами на связи. Я выезжаю.

— Что случилось? — поинтересовался Уимзи.

— Наш друг Панчон снова видел того парня в смокинге, — ответил Паркер и ругнулся от боли, пытаясь просунуть травмированную руку в рукав. — Он увидел его сегодня утром возле редакции «Морнинг стар» — тот покупал утренний выпуск то ли их газеты, то ли какой-то еще. С того момента Панчон следует за ним по пятам. Сейчас они, представь себе, в Финчли[62]. Он говорит, что раньше не было возможности позвонить. Мне нужно спешить. До встречи. Мэри, дорогая, пока. — Он стремительно выбежал за дверь.

— Так-так, — сказал Уимзи. Отодвинув стул от стола, он рассеянно уставился в стену, на которой висел календарь. Затем, резким движением опрокинув сахарницу на скатерть, принялся, хмурясь, строить из ее содержимого башню. Мэри были хорошо известны эти признаки его вдохновения, и она тихонько выскользнула за дверь, отправившись по своим домашним делам.

Когда спустя три четверти часа она вернулась, ее брат, судя по всему, только что ушел. От резкого стука захлопнувшейся за ним двери башня рухнула, и кусочки сахара раскатились по всему столу, но она поняла, что башня была высокой. Мэри вздохнула.

«Быть сестрой Питера — почти все равно что быть родственницей государственного палача, — подумала она, невольно повторяя слова дамы, с которой у нее ни в каком ином отношении не было ничего общего. — А быть женой полицейского и того хуже. Предполагаю, что родственники палача радуются, когда у него нет недостатка в работе. Однако, — подумала она со свойственным ей чувством юмора, — можно ведь оказаться связанной родственными узами с гробовщиком, тогда пришлось бы радоваться смертям добродетельных людей, что неизмеримо хуже».


Сержант Ламли и констебль Иглз не обнаружили Гектора Панчона в маленькой закусочной в Финчли, откуда он звонил. Однако им передали записку.

«Он позавтракал и снова ушел, — говорилось в послании, написанном на листке, вырванном из репортерского блокнота. — Я позвоню вам сюда, как только смогу. Боюсь, он заметил, что я за ним слежу».

— Ну вот, — мрачно произнес сержант Ламли. — Что значит любитель! Ясное дело, парень его засек. Будь такой репортеришка мухой, которой велено следовать за слоном, он бы все уши слону прожужжал, чтобы тот уж точно знал, что за ним следят.

Констебля Иглза восхитил такой полет фантазии, и он от души рассмеялся.

— Ставлю десять к одному, что к настоящему моменту он его уже окончательно потерял, — продолжил сержант Ламли. — И зачем было гнать нас сюда, даже не дав позавтракать?

— А что мешает нам позавтракать здесь, раз уж мы приехали? — предложил его подчиненный, счастливое свойство характера которого заключалось в том, что он во всем умел находить что-нибудь хорошее. — Как насчет парочки копченых рыбешек?

— Я не против, — сказал сержант, — если, конечно, нам дадут их спокойно съесть. Но помяни мое слово, он начнет трезвонить, не успеем мы и куска проглотить. Кстати, надо мне, наверное, позвонить в Ярд и сказать, чтоб главный инспектор Паркер не тащился сюда. Нечего ему зря беспокоиться.

Констебль Иглз заказал рыбу и чайник чая. Жевал он с бóльшим удовольствием, чем задавал вопросы. Сержант позвонил и вернулся как раз к тому моменту, когда еду подали на стол.

— Сказал: если он позвонит откуда-нибудь еще, мы можем взять такси, — сообщил он. — Чтобы времени не терять, так он сказал. Он думает, что здесь можно взять такси! Да тут нет ничего, кроме этих чертовых трамваев.

— Закажите такси прямо сейчас, — предложил мистер Иглз с полным ртом, — чтобы оно было наготове.

— Ага, и чтобы счетчик тикал впустую? Думаешь, они сочтут такие расходы оправданными? Да ни в жизнь. «Платите из собственного кармана, приятель», — вот что скажут эти скупердяи.

— Ладно, ешьте, — примирительно сказал мистер Иглз.

Сержант Ламли пристально исследовал свою рыбу.

— Надеюсь, она свежая, — пробормотал он. — На вид жирная, это да. Надеюсь, ее хорошо прожарили. А то съешь не до конца прожаренную рыбу — и весь день потом будешь рыбой рыгать. — Он наколол вилкой и положил в рот большой кусок, не потрудившись вынуть кости заранее, и ему пришлось целую минуту мучительно вытаскивать их изо рта пальцами. — Черт! И зачем Всевышний напихал столько костей в этих тварей?

Констебль был шокирован.

— Такие вопросы Господу не задают, — укоризненно произнес он.

— Попридержи свой язык, парень, — огрызнулся сержант, бессовестно используя свое должностное превосходство в теологическом споре, — не забывай, кто тут старший по званию.

— Перед Господом званий не существует, — непреклонно заявил констебль Иглз. Его отец и сестра были известными светилами Армии спасения, и тут он чувствовал себя на своей территории. — Если Ему было угодно сделать вас сержантом, это одно, а когда речь зайдет о том, чтобы предстать перед Его судом и отвечать за свои деяния, — другое. Подумайте об этом: в Его глазах и вы, и я, и хоть бы эти рыбы, всё едино — что черви безо всяких там костей.

— Да прекрати ты, — рявкнул сержант Ламли. — Разве можно говорить про червей, когда человек ест?! У кого угодно аппетит пропадет. И позволь мне тебе заметить, Иглз, черви не черви, но если я еще раз услышу от тебя такое хамство… Черт побери этот телефон! Ну, что я тебе говорил?! — Он тяжело протопал к грязному маленькому буфету, взял трубку, поговорил и минуты через две с победным видом снова предстал перед столом. — Это он. На сей раз из Кенсингтона. Беги лови такси, пока я здесь разберусь.

— А на метро не быстрее будет?

— Сказано такси — лови чертово такси, — ответил сержант Ламли.

Пока Иглз выполнял его приказание, он, воспользовавшись случаем, доел свою рыбу, отомстив таким образом подчиненному за поражение в религиозных дебатах. Это взбодрило его настолько, что он согласился доехать на метро до ближайшего подходящего места, и они в относительном согласии добрались до станции Южный Кенсингтон, откуда проследовали до пункта, указанного Гектором Панчоном, — до входа в Музей естествознания.

В вестибюле музея не было никого, кто хоть отдаленно напоминал бы Гектора Панчона.

— Может, он уже ушел? — предположил констебль Иглз.

— Может, и так, — сердито ответил сержант. — Что я могу поделать? Я велел ему позвонить сюда, если придется уйти, или сообщить в Ярд. Ничего другого я сделать не мог. Похожу-ка я по музею, осмотрюсь, а ты будь здесь наготове: если они объявятся, следуй за той, другой птичкой, а Панчону скажи, чтобы дожидался меня. И смотри, чтобы птичка, не дай бог, не увидела, что ты разговариваешь с Панчоном. А если они выйдут сюда и ты увидишь, что я иду за ними, следуй за мной, но так, чтобы никто тебя не видел, понял?

Мистер Иглз все отлично понял — как, впрочем, и всегда, потому что знал свои обязанности не хуже сержанта Ламли. Но червь все еще точил грудь сержанта Ламли. Пока он тяжелой поступью поднимался по лестнице, мистер Иглз проследовал к витрине с колибри и со всепоглощающим интересом стал рассматривать крохотных птичек, стараясь как можно достоверней изображать из себя деревенского простака, глазеющего на столичные достопримечательности.

Он пробыл в нижнем вестибюле около десяти минут и почти исчерпал источник знаний о колибри, когда заметил какое-то движение в стекле витрины, заставившее его незаметно посторониться, чтобы лучше видеть отражение лестницы. Дородный мужчина в пальто и цилиндре медленно спускался по ступеням, глубоко засунув в карман одну руку и небрежно помахивая другой. Констебль Иглз взглянул ему за спину, но на лестнице не было ни Гектора Панчона, ни сержанта Ламли, и констебль на миг засомневался. Из левого кармана мужчины торчала газета «Морнинг стар».

Не было ничего необычного в том, чтобы увидеть джентльмена с номером этой газеты. Читатели популярного печатного органа иногда писали его редактору письма, сообщая статистику: сколько пассажиров в утреннем метро предпочитают «Морнинг стар» другим изданиям, и их письма публиковались в газете для общего сведения. Тем не менее констебль Иглз решил рискнуть. На обратной стороне конверта он поспешно нацарапал записку и передал ее швейцару, стоявшему у дверей.

— Если увидите моего товарища, с которым мы вместе пришли, — сказал он, — пожалуйста, передайте ему это и скажите, что я больше не могу ждать. Мне нужно возвращаться на работу.

Краем глаза он заметил, что джентльмен в пальто вышел через вращающуюся дверь на улицу. Констебль незаметно последовал за ним.

А наверху, на темной лестничной площадке, отгороженной козлами, на которых красовалась табличка «Вход воспрещен», сержант Ламли взволнованно склонился над полубезжизненным телом Гектора Панчона. Репортер тяжело дышал, на виске у него красовалась жуткая ушибленная рана; его хрипы совсем не нравились сержанту.

«Вот, доверь дело любителям — беды не оберешься, — злобно подумал сержант Ламли. — Надежда только на то, что у Иглза голова окажется на плечах. Я не могу быть в двух местах одновременно, тут уж ничего не поделаешь».


Мужчина в пальто спокойно шел по улице в направлении станции метро. Он не оглядывался. В нескольких ярдах позади, у него в кильватере, прогулочным шагом небрежно следовал констебль Иглз. Но ни один из них не заметил третьего человека, появившегося словно бы из ниоткуда и двигавшегося в нескольких ярдах позади констебля. Никто из прохожих не обратил ни малейшего внимания на маленькую процессию, которая пересекла Кромвелл-роуд и влилась в поток людей, стремившихся к метро.

Мужчина в пальто взглянул на очередь, дожидавшуюся такси, потом, судя по всему, передумал. Тут он первый раз оглянулся. Единственным, кого он увидел, был Иглз, покупавший газету, но в этом не было ничего подозрительного. Второго человека он видеть не мог, так как тот, подобно испанскому флоту, еще не вплыл в поле зрения, хотя Иглз его увидел бы, если бы посмотрел в нужную сторону. Джентльмен окончательно отверг идею ехать на такси и повернулся ко входу в метро. Напряженно глядя поверх газетного заголовка «Продовольственные налоги», мистер Иглз пошел за ним и успел по его примеру купить билет до станции «Чаринг-кросс». В лифт преследуемый и преследователь вошли одновременно, джентльмен прошел к дальней двери, Иглз скромно остался стоять у ближней. В кабине было человек двенадцать, в основном женщины; когда дверь уже начала закрываться, в нее поспешно проскочил третий. Он прошел мимо Иглза и встал посередине, среди группы женщин. Лифт остановился внизу, все вывалились из него гурьбой, и незнакомый мужчина, быстро проходя мимо человека в пальто, довольно плотно прижался к нему на мгновение, после чего поспешил к платформе, куда как раз подошел поезд, следовавший в восточном направлении.