— Вы так думаете?

— Я в этом уверен, — сказал Бредон, который ни в чем не был уверен, но подумал, что лучше сделать вид, что это так. — Не надо создавать безвыходных ситуаций. Я испытываю большую неловкость и не сомневаюсь, что мисс Дин тоже ужасно расстроилась бы, узнав, чтó вы о ней говорили. Думаю, единственное, что она имела в виду, так это то, что вы совершенно неправильно истолковали обычное деловое знакомство и проявили необоснованную враждебность, вот она и попросила вас исправить ситуацию, чтобы, если мне снова понадобится ее помощь, не возникло никаких недоразумений. Разве не это, пусть и другими словами, она вам сказала?

— Да, — согласился Уиллис. Это было ложью, и он знал, что Бредон знает, что это ложь, но мужественно соврал. — Конечно, именно это она мне и сказала. Но, боюсь, я все неверно истолковал.

— Вот и хорошо, — обрадовался Бредон, — инцидент исчерпан. Передайте мисс Дин, что дело мое хорошо продвигается и что, когда мне снова понадобится ее великодушная помощь, я без колебаний обращусь к ней. Ну, теперь все?

— Да, все.

— Вы уверены — пока мы здесь, — что не хотите снять еще какой-нибудь груз с души?

— Да н-нет.

— Как-то неуверенно вы это сказали. Есть ведь что-то еще, что вы давно хотите мне поведать, я прав?

— Не так уж давно. Несколько дней.

— Со дня ежемесячного чаепития?

Уиллис вздрогнул всем телом. Бредон, не сводя с него настороженного взгляда, принялся развивать успех.

— Той ночью вы пришли на Грейт-Ормонд-стрит, чтобы что-то мне рассказать?

— Откуда вы знаете?

— Я не знаю, я догадался. Как я уже говорил, детектив вы никудышный. Думаю, это вы тогда потеряли карандаш?

Он достал карандаш из кармана и протянул его Уиллису.

— Карандаш? Про карандаш я ничего не знаю. Где вы его нашли?

— На Грейт-Ормонд-стрит.

— Не думаю, что это мой. Не знаю. Кажется, мой при мне.

— Ладно, неважно. Вы приходили тогда, чтобы извиниться?

— Нет. Я приходил, чтобы объясниться с вами. Я хотел расквасить вам физиономию, если хотите знать. Пришел, когда не было еще десяти…

— Вы звонили в мою дверь?

— Нет. И скажу вам почему. Я заглянул в ваш почтовый ящик, увидел письмо от мисс Дин и… не рискнул подняться по лестнице. Боялся, что не сдержусь. Я был готов вас убить. Поэтому ушел и долго бродил, пока не перестал вообще что-то соображать.

— Понятно. И вы не попытались до меня добраться?

— Нет.

— Ладно. — Бредон махнул рукой, давая понять, что тема закрыта. — Неважно. Меня просто немного озадачил этот карандаш.

— Карандаш?

— Да, я, видите ли, нашел его на верхней площадке, прямо под своей дверью, и не мог понять, как он туда попал, вот и все.

— Это был не я. Я по лестнице не поднимался.

— Как долго вы пробыли в доме?

— Всего несколько минут.

— И все это время находились в нижнем вестибюле?

— Да.

— Ну, тогда это не мог быть ваш карандаш. Очень странно, потому что таких карандашей, как вы знаете, нет в продаже.

— Может, вы сами его уронили?

— Может быть. Такое объяснение кажется самым вероятным, не правда ли? Впрочем, это совсем неважно.

Последовала короткая, но весьма неловкая пауза, которую прервал Уиллис, спросив натянутым тоном:

— Так о чем вы хотели со мной посоветоваться?

— Об одном старом деле, — ответил Бредон. — Вероятно, теперь, когда мы выяснили все недоразумения, вам будет легче сказать мне то, что я хочу узнать. Поскольку волей обстоятельств мне пришлось столкнуться с семьей Динов, я испытываю некоторое любопытство относительно покойного Виктора. От его сестры я узнал, что он был хорошим, добрым братом, но, к сожалению, обладал несколько вольными моральными принципами, и это, насколько я понял, означает, что он увлекся Дайаной де Момери. По словам мисс Дин, он водил ее по разным местам для того, чтобы встречаться там с прекрасной Дайаной, но вмешались вы. Мисс Дин поняла всю сомнительность ситуации и отказалась помогать брату, одновременно — вопреки логике — воспротивившись вашему вмешательству. Потом, наконец, Дайана де Момери бросила Виктора и отказала ему от дома. Пока все правильно?

— Да, — подтвердил Уиллис, — кроме того, что мне не верится, будто Дин был на самом деле влюблен в эту де Момери. Думаю, он был польщен и считал, что может использовать ее в своих целях. По сути, он был маленьким мерзавцем.

— Она давала ему деньги?

— Да, давала, но это мало помогло, потому что он вскоре понял, что эта их компания ему не по карману. Естественно, он не был одним из них. Карты ему удовольствия не доставляли, хотя он был вынужден играть, чтобы удержаться среди них, да и пьющим он не был. По правде говоря, он бы больше мне нравился, если бы пил. Наркотики он тоже не принимал. Думаю, именно поэтому он и надоел мисс де Момери. Самое худшее в этой компании то, что они не успокаиваются, пока не сделают всех, с кем имеют дело, такими же мерзавцами, как они сами. Если бы они ограничивались тем, что сводили в могилу наркотиками самих себя, то чем скорее они бы это сделали, тем лучше было бы для всех. Я бы сам с радостью подогнал им телегу этой дряни. Но они заманивают в свои сети порядочных людей и разрушают их жизни. Вот почему я так тревожусь за Памелу.

— Однако вы сказали, что Дину удалось остаться чистым.

— Да, но Памела — она другая. Она весьма импульсивна — не то чтобы ее легко одурачить, но она легко увлекается всякой всячиной. Она любит жизнь и стремится испробовать все хотя бы раз. А если она увлекается каким-нибудь человеком, то хочет делать все, что делает он. Она нуждается в ком-нибудь… ладно, неважно. Я не желаю обсуждать Памелу. Просто хотел сказать, что Виктор был ее полной противоположностью: очень осмотрительным и не упускавшим свой шанс.

— Вы хотите сказать, что он был из тех, кто выжимает из друзей все, что может?

— Он был из тех, у кого никогда не имелось своих сигарет и кого никогда не оказывалось на месте в тот момент, когда наступала его очередь угощать компанию. И он всегда присваивал чужие идеи.

— Тогда у него была весомая причина водиться с компанией Дайаны де Момери. Как вы сказали, их общество дорого стоит.

— Да, должно быть, он предвидел какую-то выгоду в будущем. И когда для этого понадобилось пожертвовать сестрой…

— Точно. Но это все так, к слову. Что я действительно хотел от вас узнать, так это следующее: допустим, он обнаружил, что некто — скажем, некто в этом офисе, не исключая и вас, — имеет, как говорится, свой скелет в шкафу. Мог ли Виктор Дин… э-э… предоставить этот скелет в распоряжение патологоанатома?

— Вы имеете в виду — шантажировать кого-то? — напрямую спросил Уиллис.

— Ну, это слишком сильное слово, впрочем, давайте назовем это так.

— Не знаю, — ответил Уиллис по некотором размышлении. — Не хочется так думать о ком бы то ни было. Но могу сказать, что подобное предположение меня не шокирует. Если бы мне сказали, что он кого-то шантажировал, я бы не сильно удивился. Только, поскольку это весьма серьезное преступление, шантаж должен был быть абсолютно безопасным для него, направленным на жертву, которая не могла себе позволить предстать перед судом. Прошу заметить, что у меня нет ни малейшего основания предполагать, будто он действительно занимался чем-то подобным. И, разумеется, у него никогда не было каких-то особых денег. Во всяком случае, он вел себя достаточно осторожно, чтобы не демонстрировать их. Он не допустил бы, чтобы из его стола вываливались пачки банкнот.

— Вы полагаете, разбрасывание денег обеспечивает презумпцию невиновности?

— Ничуть. Оно лишь свидетельствует о беспечности, а Дин, безусловно, беспечным не был.

— Что ж, спасибо за откровенность.

— Не за что. Только ради бога не передавайте Памеле то, что я говорил о Викторе. У меня и так из-за этого было достаточно неприятностей.

Бредон заверил его, что ему нечего опасаться, и отбыл с вежливым поклоном, но по-прежнему озадаченный.

Мистер Толбой маялся, поджидая его в конце коридора.

— О, Бредон, я вам весьма признателен. Уверен, я могу положиться на вас в том, что вся эта история не распространится дальше, чем уже распространилась. Все это, безусловно, полный абсурд. Этот дурак Томпкин, похоже, совсем мозги растерял. Ну, я ему устроил хорошую выволочку.

— Да, конечно, — ответил Бредон. — Никаких проблем. Много шуму из ничего. Мне, в общем-то, и вмешиваться не нужно было. Но мало ли что. Я хочу сказать, если бы вы задержались и мисс Вавасур устала бы ждать… ну, вы понимаете.

— Да. — Толбой облизнул пересохшие губы. — Могла бы выйти неловкость. Когда девушки впадают в истерику, они иногда говорят больше, чем думают. Как вы наверняка догадываетесь, я немного сглупил. Но теперь с этим покончено. Я все уладил. Неприятно, конечно, но ничего ужасного. — Он вымученно рассмеялся.

— Вы выглядите немного уставшим.

— Так и есть. Дело в том, что я не спал всю ночь. Моя жена… ну, прошлой ночью моя жена родила. Отчасти именно поэтому… впрочем, черт, какая разница.

— Вполне понимаю, — сказал Бредон. — Это очень утомительно. Почему вы не взяли отгул?

— Не хотел. У меня было много дел. В такие моменты лучше занять чем-то голову. Кроме того, в этом не было необходимости. Все прошло хорошо. Наверное, вы считаете меня жуткой свиньей.

— В любом случае, вы не первый и не последний, — улыбнулся Бредон.

— Да, думаю, это довольно обычное явление. Могу лишь сказать, что это не повторится.

— Должно быть, все это поставило вас в адски трудное положение.

— Да, но все не так плохо. Как вы сами сказали, я не единственный мужчина, с которым такое случилось. Какой толк расстраиваться, правда? Ну, еще раз: большое вам спасибо. Можно считать тему закрытой, да?