— Я не знаю, так с ним что-то или не так, я хочу, чтобы вы мне это сказали.

— Бикарбонат натрия, — произнес аптекарь, взглянув на этикетку и запечатанные края пакетика. — Имени аптекаря нет. Вы его, вижу, не открывали.

— Не открывал и хочу, чтобы вы засвидетельствовали это в случае необходимости. Выглядит так, будто куплен в аптеке, правда?

— Определенно так, — с некоторым удивлением согласился мистер Твидл. — Этикетка, похоже, настоящая, и печать, судя по всему, не взламывали, если вы это хотели от меня услышать.

— Да. Вы ведь подтверждаете, что я не мог его так запечатать, правда? Печать выглядит профессиональной.

— Абсолютно.

— А теперь, если вы в этом совершенно уверены, вскройте его.

Мистер Твидл аккуратно просунул лезвие перочинного ножика под один из клапанов пакета, сломал сургуч и развернул бумагу. Как и ожидалось, внутри находился мелкий белый порошок.

— Что дальше? — спросил мистер Твидл.

— Это действительно пищевая сода?

Мистер Твидл вытряхнул немного порошка себе на ладонь, внимательно рассмотрел его, понюхал, послюнявил палец, макнул его в порошок и поднес к языку. В следующий момент выражение его лица резко изменилось. Он достал носовой платок, вытер им язык, ссыпал остатки порошка обратно на бумагу и спросил:

— Как к вам это попало?

— Сейчас расскажу, — ответил Гектор, — только скажите, что это.

— Кокаин, — ответил мистер Твидл.

— Вы уверены?

— Совершенно.

— Господи! — возликовал Гектор. — Вот это да! Какой день! Послушайте, Твидл, найдется у вас минутка? Я хочу, чтобы вы пошли со мной и все это рассказали Хокинсу.

— Куда? Кому? — всполошился мистер Твидл.

Но Гектор Панчон не стал больше тратить слов, а просто схватил его за руку и потащил. Так перед мистером Хокинсом, редактором отдела новостей «Морнинг стар», предстал его взволнованный подчиненный в сопровождении задыхающегося свидетеля и с кокаином в руках.

Мистер Хокинс был опытным газетчиком и находке обрадовался. Тем не менее он не был лишен здравого смысла в вещах такого рода и понимал, что подобная информация должна быть доведена до сведения представителей закона. Во-первых, газете незачем портить отношения с полицией, во‐вторых, совсем недавно, когда информацию не придержали, вышла неприятность. Поэтому, выслушав рассказ Панчона и сделав ему законный реприманд за проволочку с исследованием таинственного пакета, он позвонил в Скотленд-Ярд.

Главный инспектор Паркер, с рукой на перевязи и нервами, натянутыми до предела, получил эту информацию дома, как раз тогда, когда подумал, что на сегодня с работой покончено. Он начал было страшно ругаться, но в последнее время в Ярде было много шума вокруг наркобанд, о которых рассказывали самые возмутительные вещи. В большом раздражении главный инспектор вызвал такси и отправился в редакцию «Морнинг стар» в сопровождении угрюмой личности, величаемой сержантом Ламли, который не любил Паркера и которого не любил Паркер, но который был в тот момент единственным оказавшимся в наличии сержантом.

К тому времени возбуждение Гектора Панчона значительно улеглось. После сорванной ночи и насыщенного рабочего дня его клонило в сон. Он не мог сдерживать зевоту, и главный инспектор не скрывал своего недовольства. Тем не менее, отвечая на его вопросы, Гектор сумел исчерпывающе описать свои передвижения в течение ночи и раннего утра.

— Стало быть, — сказал Паркер, когда его рассказ подошел к концу, — вы не можете сказать с какой бы то ни было определенностью, где к вам попал этот пакет?

— Не могу, — обиженно признал Гектор, который считал, что все должны быть благодарны ему за проявленную сообразительность, а вместо этого создавалось впечатление, будто он в чем-то виноват.

— Вы сказали, что нашли пакет в правом кармане пиджака. Неужели вы ни разу за все это время не залезли в карман, чтобы что-нибудь из него достать?

— Возможно, и залезал, — сказал Гектор, зевая, — но точно не помню. — И он снова непроизвольно зевнул.

— Что вы держите в этом кармане?

— Всякую всячину, — ответил Гектор. Сунув руку в карман, он извлек из него карандаш, коробок спичек, маникюрные ножницы, какой-то шнурок, открывалку для пива в бутылках, штопор, очень грязный носовой платок и крошки.

— Если вы вспомните, что пользовались каким-нибудь из этих предметов ночью… — начал Паркер.

— Должно быть, я пользовался носовым платком, — перебил его Гектор, растерянно глядя на платок. — Я собирался утром взять чистый. И взял. Где же он? А, в брючном кармане. Вот он. Но, разумеется, — добавил он торопливо, — это не тот пиджак, в котором я был ночью. Тогда на мне был старый твидовый. Наверное, я машинально переложил грязный платок в этот пиджак вместе со всем прочим, вместо того чтобы бросить его в бельевую корзину. Этот точно был со мной на пожаре. Видите, он весь в саже.

— Вижу, — сказал Паркер, — но не могли бы вы вспомнить, когда пользовались этим платком прошлой ночью? Наверняка, если бы вы что-нибудь доставали из кармана, вы не могли бы не нащупать там пакет.

— Вполне мог бы, — решительно возразил Гектор. — Мог просто не заметить. Я привык таскать в карманах кучу мусора. Боюсь, я не сумею вам помочь.

На него напал новый приступ жуткой зевоты, который он мужественно подавил, но тот болезненно прорвался через нос и уши с такой силой, что у него чуть не лопнули барабанные перепонки. Паркер бросил сердитый взгляд на его искаженное гримасой лицо.

— Постарайтесь сосредоточиться на том, о чем я вас спрашиваю, мистер Фиркин, — сказал он. — Если вы…

— Панчон, — обиженно вставил Гектор.

— Панчон, — повторил Паркер, — простите. Мистер Панчон, доставали ли вы в какой-нибудь момент…

— Я не знаю, — перебил его Гектор. — Честно, не знаю. Бесполезно спрашивать. Я не смогу вам сказать. Если бы мог, сказал бы, но я просто не могу.

Переводя взгляд с одного на другого, мистер Хокинс проявил элементарное понимание человеческой натуры.

— Думаю, — сказал он, — нам всем не помешает глоток виски.

Он достал из шкафа бутылку «Джонни Уокера», стаканы, сифон и поставил все это на стол. Паркер поблагодарил его и, устыдившись вдруг своего поведения, извинился.

— Простите, — сказал он. — Боюсь, я был немного резок. Мне недавно сломали ключицу, она все еще болит, и от этого я становлюсь излишне брюзгливым. Давайте подойдем к делу с другой стороны. Как вы думаете, мистер Панчон, почему кто-то выбрал именно вас, чтобы снабдить щедрой дозой наркотика?

— Полагаю, кто бы это ни был, он просто ошибся.

— Вероятно, так и есть. И вы считаете, что скорее всего это случилось именно в пабе?

— Да. Если только не в толпе на пожаре. Потому что во всех других местах — в редакции и там, где я брал интервью, все меня знали или, по крайней мере, знали, кто я.

— Звучит разумно, — согласился Паркер. — А как насчет того ресторана, где вы ели сосиски?

— Да, конечно. Но я не припоминаю, чтобы там кто-нибудь подходил ко мне настолько близко, чтобы можно было положить что-то в мой карман. И во время пожара это было невозможно, потому что мой плащ был застегнут до самого подбородка. Но в пабе я его расстегнул, и минимум четыре человека соприкасались там со мной — один из двух возчиков, он стоял впереди меня, низкого роста мужчина, похожий на зазывалу букмекерской конторы или кого-то в этом роде, пьяный тип в смокинге и старик, сидевший в углу. Хотя я не думаю, что это мог сделать возчик, он выглядел вполне естественно.

— Вы раньше бывали в «Сером лебеде»?

— Кажется, один раз, давным-давно. Во всяком случае, я не принадлежу к тамошним завсегдатаям. И мне кажется, что там с тех пор поменялся хозяин.

— И что же в вас такого, мистер Панчон, что побудило человека бесплатно вручить вам столь ценный товар, основываясь только на вашем внешнем виде?

— Бог его знает.

На столе яростно заверещал телефон, и мистер Хокинс, схватив трубку, углубился в долгий разговор с каким-то неизвестным абонентом. Полицейские со своим свидетелем отошли в дальний угол и продолжили разговор там, понизив голоса.

— Либо, — сказал Паркер, — вы точная копия какого-то розничного торговца наркотиками, либо почему-то произвели впечатление человека, которого они ожидали увидеть. О чем вы разговаривали?

Гектор Панчон напряг память.

— О беговых собаках, — сказал он наконец, — и о попугаях. Главным образом — о попугаях. А, да, еще о козлах.

— Собаки, попугаи, козлы?..

— Мы делились историями о попугаях, — объяснил Гектор Панчон. — Нет, постойте, начали мы с собак. Тот коротышка сказал, что у него была собака, которая не выносила козлов, и это привело нас к попугаям и мышам (про мышей я забыл упомянуть) и про одурманивание попугаев кофе с жгучим перцем.

— Одурманивание? — встрепенулся Паркер. — Кто употребил это слово?

— Да в общем-то никто. Просто попугай боялся мышей, и ему давали кофе с перцем, чтобы вывести из шока.

— Чей попугай?

— Кажется, тетки того коротышки. А старик знал попугая, который принадлежал священнику, и епископ пытался научить его ругаться, а потом повысил священника в должности. Не знаю, в чем там было дело: то ли священник шантажировал епископа, то ли епископу просто так уж понравился попугай.

— А в чем состояло ваше участие в разговоре?

— Да почти ни в чем. Я только слушал и платил за выпивку.

— А мужчина в смокинге?

— О, этот талдычил о списке покупок, который ему дала жена, и о пакете… Да-да, он что-то говорил о пакете, который якобы должен был быть при нем.

— И вы видели этот пакет?

— Нет, никакого пакета у него не было.

— Ладно, — сказал Паркер еще через несколько минут такого же бесполезного разговора. — Мы займемся этим делом, мистер Панчон. И большое спасибо вам и мистеру… Хокинсу за то, что вы привлекли к нему наше внимание. Пакет мы забираем; если вы нам снова понадобитесь, мы с вами свяжемся. — Он встал.