— Женские разговоры по душам? — спросила Андреа и снова улыбнулась Клингу.

— Любые ее слова о том, что ее беспокоило, или раздражало, или...

— Ее раздражало все, — сказала Андреа.

— Что вы имеете в виду? — спросил Карелла.

— Ну...

Детективы ждали.

Карелла передвинулся так, чтобы видеть лицо Андреа и ее глаза. Она в свою очередь пересела на стул, стоящий рядом с трюмо, сложила руки на коленях и посмотрела на полицейских.

— Мне не хотелось бы говорить плохо о мертвых, — произнесла она тонким, почти девчоночьим голосом и потупила глаза.

— Мы понимаем, как это тяжело для вас, — отозвался Карелла, мысленно проклиная девчонку.

— Я уверена, что вы это понимаете, сэр, — сказала Андреа, в свою очередь мысленно костерившая Кареллу. Потом она подняла взгляд и посмотрела в глаза Клингу, так же успешно проигнорировав Кареллу, словно она снова повернулась к нему спиной. — Дело в том, — пояснила она, — что так думаю не только я. Мишель была для всех словно заноза в заднице. Самомнения у нее было гораздо больше, чем таланта. Да посмотрите хоть, на что она его подбила. Я имею в виду Джонни.

— О чем вы говорите, мисс Пакер? — спросил Клинг.

— Об этом нападении в переулке, — ответила Андреа.

Клинг слышал, как на сцене актеры снова и снова репетировали один и тот же эпизод. В университетские годы Клингу довелось сыграть Кристиана в «Сирано де Бержераке». Он безумно влюбился в девушку, которая играла Роксану, но та смотрела лишь на парня, игравшего главную роль. Парня звали Клифф Мерсер, и он почти не нуждался в накладном носе, который ему приклеивали каждый вечер. Одно время Клинг всерьез подумывал, не стать ли ему актером. Это было до войны. До того, как ему довелось своими глазами видеть смерть друзей. После этого лицедейство стало казаться ему слишком легкомысленным занятием.

— Не упоминала ли она ранее о том, что они с мистером Мильтоном задумали инсценировать нападение? — спросил Карелла.

Не глядя на полицейских, девушка сказала:

— Если вы имеете в виду, не говорила ли Мишель что-нибудь вроде того: «Слушай, завтра вечером Джонни пырнет меня ножом, а потом я получу классную рекламу и стану кинозвездой», — то нет, не говорила. А вы бы стали заранее говорить о таких вещах? — спросила она, обращаясь к Клингу.

— Она говорила вам, что хочет стать кинозвездой?

— Все хотят стать кинозвездами.

«Кроме меня», — подумал Карелла.

— Как вы, возможно, знаете, — сказал Клинг, — мистер Мильтон признался, что он совершил нападение...

— Да, это было во всех газетах и вообще повсюду. Меня от этого уже тошнит. «Любовная история» — хорошая пьеса. Мы не нуждаемся в дешевой рекламе для того, чтобы добиться успеха.

«Но она и не повредит», — подумал Карелла.

— Я полагаю, вам также известно, — продолжил Клинг, — что мистер Мильтон отрицает свою причастность к убийству...

Андреа пожала плечами. От этого движения топ съехал, приоткрывая грудь. Девушка машинально подхватила его и подтянула повыше.

— Что вы хотите этим сказать, мисс Пакер? — спросил Карелла.

— Чем этим?

— Пожиманием плечами.

— Я хочу сказать, что я не знаю, кто ее убил. Это мог быть Джонни, это мог быть кто угодно. А перед этим я пыталась сказать, что никто не любил Мишель. Это грубый факт. Спросите любого актера, любого человека, работающего над постановкой, — ее никто не любил. Она была заносчивой, амбициозной, бездарной сучкой с манией величия, прошу прощения.

«Ну а ты-то как к ней относилась?» — подумал Карелла.

— Когда вы сказали, что Мишель раздражало все...

— Абсолютно все, — сказала Андреа и стрельнула глазами в сторону Клинга. — Пьеса, сцены из пьесы, реплики, ее костюмы, ее мотивация, восход солнца — абсолютно все. Она упорно хотела знать, кто на нее напал! Как будто это имеет какое-то значение. Пьеса Фредди преодолевает неопределенность. Благодаря этому происходит замена жанра, точнее даже — его ниспровержение. Если бы Мишель тоньше чувствовала свою роль, она бы это поняла. Мы ставим не детектив. Это драма о триумфе воли, о прозрении, произошедшем благодаря нападению, почти случайному нападению, которое само по себе вовсе не имеет значения. А Мишель постоянно требовала, чтобы ей сказали, кто именно на нее напал — официант, дворецкий, горничная? Ей-богу, если бы я еще хоть раз услышала этот вопрос, я сама бы ее зарезала, прямо при всех.

— Вы, видимо, хорошо понимаете роль, которую играла Мишель, — проронил Карелла.

— Здесь все дело в своеобразии пьесы, — откликнулась Андреа, адресовав Клингу еще одну улыбку, — в ее внутренней интриге. Мишель играла персонаж, которого в программе называют просто Актрисой. Теперь эта роль перешла к Джози. Это главная роль. Я играю персонаж, которого зовут Дублершей. Ну а дублер должен знать все реплики человека, которого ему, возможно, в один прекрасный день придется заменить в случае болезни, несчастного случая или...

«Или смерти», — подумали оба детектива.

— Таким образом, я не была настоящей дублершей Мишель, но я была ее дублершей согласно пьесе, и знание всех ее реплик и мизансцен является частью моей подготовки к роли.

— К роли Дублерши.

— Дублерши по пьесе.

— Да, по пьесе.

— Ее настоящей дублершей была Джози. Вот потому она и получила эту роль после того, как Мишель была убита.

— А вам никогда не приходило в голову, что эту роль могли получить вы? — спросил Карелла.

Андреа повернулась к Карелле и безразлично взглянула на него.

— Я? — переспросила она.

— Ну раз вы знаете все реплики и мизансцены.

— Конечно, я их знаю, но не настолько хорошо, как Джози.

— Но неужели вам ни разу после смерти Мишель не приходило в голову, что вы можете получить главную роль? Ведь вы же ее знаете.

— Да, мне приходила в голову эта мысль. Но не потому, что я знаю эту роль.

— А почему?

— Потому что я играю лучше, чем Джози.

— Обижены ли вы тем, что роль получила Джози, дублерша, что главная роль перешла к ней? В то время как вы, актриса, играющая самую важную из вспомогательных ролей...

— Конечно, мне обидно, — согласилась Андреа.

— Вас это обидело, — сказал Карелла и кивнул.

— А вы бы не обиделись? — спросила она у Клинга.

— Думаю, обиделся бы, — ответил тот. — Мисс Пакер, мы должны задать вам несколько вопросов. Я надеюсь, вы поймете, что они вовсе не означают, будто мы подозреваем вас в причастности к убийству Мишель Кассиди. Но существуют некоторые рутинные вопросы...

— Вы говорите совсем как Марк.

— Кто такой Марк?

— Риганти. Он играет Детектива в нашей пьесе. Он постоянно говорит нечто подобное.

— Но именно это нам и полагается говорить.

— Я понимаю, — тихо сказала Андреа и снова потупила глаза.

— Тогда не будете ли вы так любезны сообщить нам, где вы были во вторник вечером, с семи до восьми часов? — спросил Карелла.

— Я все думала, когда же вы об этом спросите, — сказала девушка, быстро взглянув на Кареллу. — А то все говорите о том, знаю ли я роль, обижаюсь ли я на Джози...

— Мой напарник уже объяснил...

— Да, понимаю, я вне подозрения. Вы сами в это поверите, когда я скажу, где была в это время.

— И где же?

— На занятиях по аэробике.

— Где? — спросил Клинг.

— А кто из вас Матт? — спросила Андреа. — У Фредди в пьесах постоянно есть плохой коп и хороший коп. Матт и Джефф. Вы их так не называете?

— Где проходили ваши занятия по аэробике? — повторил Клинг.

— Вы должны быть Джеффом.

— Меня зовут Берт. Скажите пожалуйста...

— Очень приятно, Берт. Они проходят в зале на Свифте. Я дам вам их карточку. Вам нужно?

— Да, пожалуйста.

— Во вторник вечером я была там с половины седьмого до без пятнадцати восемь. Потом пошла домой. Можете проверить.

Андреа повернулась к трюмо, взяла сумочку, валявшуюся среди доброго десятка косметичек, пудрениц, кисточек и контурных карандашей, открыла ее, покопалась внутри и протянула Клингу карточку.

— Во вторник занятия вела Кэрол Горман. Только вы лучше сначала позвоните туда, ее не всегда можно застать.

— Хорошо, позвоним. Спасибо вам за...

— Энди?

Повернувшись, они увидели стоящего в дверном проеме высокого парня в фуражке и комбинезоне.

— Простите, — сказал он, — я не понял...

— Входи, Чак, — сказала Андреа. — Ты уже знаком с Маттом и Джеффом?

Мэдден недоуменно посмотрел на девушку.

— Хороший коп и плохой коп, — пояснила она. — Детективы Карелла и Клинг.

— Мы виделись на днях, — сказал Мэдден, — здравствуйте. — Потом он снова повернулся к Андреа: — Эш уже минут десять требует, чтобы ему прокрутили сцену с Дублершей и Детективом.

— А мы ее только что и прокрутили, — вздохнула Андреа.

* * *

Работал когда-то в восемьдесят седьмом участке детектив, которого звали Роджер Хэвилэнд. Он перестал там работать после того, как кто-то выбросил его в окно с зеркальным стеклом. Но, прежде чем его настигла безвременная кончина, он как-то заметил: «Мне нравится этот город, когда настает пора снимать пальто».

Конечно же, он имел в виду женщин. Женщины снимают свои пальто, и к черту мужчин! Они с Клингом прогуливались по залитой солнцем Холл-авеню, и Хэвилэнд восхищался девушками, гордо проходящими мимо них. Тогда это действительно были именно девушки, а не женщины. Какие они были гордые и обидчивые! Хотя Хэвилэнд был еще более обидчив. Он принимал на свой счет любой косой взгляд, любую усмешку. В управлении было немало недотрог, но до Хэвилэнда им всем было далеко. Но, как ни странно, в этот прекрасный весенний день Карелле вспомнилась единственная запоминающаяся мысль, когда-либо высказанная Хэвилэндом.

«Мне нравится этот город, когда настает пора снимать пальто».