Пришло время, и Питер осмелился сходить в одиночку в театр. Поход прошел без приключений. И у него возникло чувство, будто его выпустили из тюрьмы. Чтобы явиться в клуб «Игроки», потребовалось больше смелости. Гардеробщик, поздоровавшись, сказал, что рад его возвращению. Питер по винтовой лестнице спустился вниз в бар.

– Как обычно? – спросил бармен Эдди.

Привычный сухой мартини, кивок приятеля за бильярдным столом. Другой подошел и сказал, что ему не хватает статей Питера в еженедельнике. Никто не смотрел на его ногу и не отпускал по поводу его увечья замечаний. Питеру не пришло в голову, что друзей могли подготовить Лиз и Том Коннорс. Он не задал себе вопрос, случайно ли оказался в баре один на один с британским романтическим актером Джеком Мерриуэтером.

– Коннорс гений, – небрежно заметил Мерриуэтер.

Питерс почувствовал, как вспыхнули от стыда щеки.

– Думаю, вряд ли найдется десяток людей, которые знают, что последние восемь лет я выхожу на сцену благодаря Коннорсу.

Питер недоуменно уставился на него:

– У вас тоже?

– К счастью, как и у вас – ниже колена.

– Простите, но я вспоминаю, что пару лет назад вы вовсю отплясывали в мюзикле.

– Неплохо, правда? – усмехнулся актер. – А вчера в гольф-клубе «Крылатая ступня» заработал 82 очка, улучшив свой результат. Я могу бить, замахиваясь только в одну сторону, и не экспериментирую. Вам легче, чем было мне на первых порах.

– В каком смысле?

– Чтобы печатать на машинке, нога не нужна. Вот так-то.

В тот же день Питер набрал номер своего редактора Фрэнка Девери и получил задание прокомментировать появление маршала Тито в ООН.

И в тот же вечер около девяти в дверь позвонила Лиз. Том уехал в Балтимор консультировать больного в госпитале Джона Хопкинса. Питер в возбуждении рассказывал о том, как прошел день, не догадываясь, что ей уже доложили Мерриуэтер и Девери. Лиз поняла, что сражение почти выиграно. В этот вечер Питер впервые заговорил о том, что было у него на душе:

– Я долго думал, как тебе сказать, Лиз. Не знаю, что бы случилось, если бы ты не пришла. Просить о помощи я бы не стал. Никогда не умел этого делать. Ты взяла и помогла мне. Иногда я задаю себе вопрос: почему?

– Потому что люблю тебя, – просто ответила она.

– Приятно слышать. – Питер попытался сделать вид, что шутит.

– Мало что я могу для тебя еще сделать. Осталось одно.

– Трудно представить что. Ты уже и так мне очень помогла.

– Я хочу, чтобы ты со мной переспал.

Питер уставился на нее, решив, что ослышался.

– Считается, если женщина счастлива в браке и у нее семья, она не замечает привлекательных мужчин. Это миф. Почему утверждают, что для женатых мужчин естественно заглядываться на женщин, а замужние женщины не должны испытывать влечения к другим мужчинам? Это неправда, Питер. Можешь взять меня сейчас или в любое другое время, когда тебе захочется.

У него пересохло во рту, сердце гулко билось в груди. Он страстно ее хотел, но в мозгу давно сложился стереотип: женщины, если они не извращенки, не повернутся в его сторону, разве что из жалости.

– Питер, тебе нет нужды рассказывать, что не дает тебе покоя, – начала Лиз. – Ты вбил себе в голову, что я предлагаю себя, потому что мне тебя жаль. Неправда. Потому что я хочу тебя, Питер.

Он подошел к ней, совершенно позабыв, что преодоление такого расстояния для него проблема. Обнял и поцеловал. Это был не совсем братский поцелуй, но и не поцелуй любовника.

– Ты самый лучший человек, которого я знаю. – Питер мягко отстранился. – Мой ответ «нет». Но не потому, что не испытываю к тебе влечения. Я хочу, чтобы вы с Томом навсегда остались в моей жизни и между нами не было бы чувства вины. – Он улыбнулся ей. – Ты хотела меня уверить, что и эта сторона жизни для меня не закрыта?

– Да, она не закрыта, Питер. Все, что требуется, признаться, что тебя влечет к женщине – ко мне или к другой.

– Поезжай домой, моя милая Элизабет, – сказал он. – А когда закроешь за собой дверь, помни, что я тебя тоже люблю.

Лиз дотронулась до его щеки холодными пальцами.

– Желаю тебе приятно проводить время, Питер.

И ушла.

3

Меня зовут Джим Трэнтер. Я второй постоялец в номере 205. Когда Макс Ландберг попросил меня разделить комнату с Питером Стайлсом, он рассказал о нем все. Обычная практика в приюте селить вместе приехавших без пары одиноких женщин или одиноких мужчин. Питер Стайлс меня интересовал, и я хотел познакомиться с ним. Читал его статьи, и они меня восхищали.

В ту пору я работал младшим копирайтером в рекламном агентстве. Среди прочего мы рекламировали отдых в «Дарлбруке», и мне поручили подготовить к следующему сезону буклет. Приятная работа. Я не спешил, решив заодно научиться кататься на лыжах.

В десять вечера я пролистывал в номере свои заметки, когда в комнату вплыл с рюкзаком юный Рич Ландберг.

– Явился ваш сосед, – объявил он. – Я вам не завидую.

Он удалился, а минутой позже, прихрамывая, порог переступил Питер Стайлс. И своей мрачной наружностью произвел на меня сильное впечатление.

– Я Питер Стайлс, – представился он. – И боюсь, вам от меня не отделаться.

Мне ничего не оставалось, как оторваться от работы, встать из-за стола и назвать себя. Он крепко пожал мою руку.

– Рад нашему соседству, – сказал я. – Всегда вам завидовал.

– Завидовали? – Его темные брови поползли вверх.

– Вашим статьям. Я сам наемный писака.

– Спасибо. – Он снял куртку и шляпу, повесил в шкаф и мрачно улыбнулся. – Полагаю, вам успели рассказать мою историю?

Я невольно опустил глаза на его ногу.

– Вы чертовски здорово со всем справились.

На нем был простой серый фланелевый костюм. Он снял пиджак и тоже повесил в шкаф. Затем сел на край кровати и принялся стягивать брюки.

– Можете не отворачиваться. Лучше побыстрее привыкнуть к неловкой ситуации.

Культя входила в чашу пластмассового протеза и была пристегнута к ноге застегивающимися ниже и сверху колена ремешками. Я пробормотал, что все устроено очень разумно.

Питер достал из вещмешка слаксы и твидовую куртку и надел на себя.

– Возвращение в «Дарлбрук» – последняя стадия моей психической реабилитации. Пока что не очень преуспел. Вот сорвался на парня Ландберга. Мне еще трудновато с юмором относиться к своему состоянию и шутить.

– Представляю.

– Теперь мне нужно извиниться перед молодым человеком, а потом хочу как следует выпить. Присоединитесь?

– Для меня хорош любой повод, чтобы пропустить за воротник.

Мы вышли из номера вместе и спустились в вестибюль. Питер направился прямо к конторке. Ландберг-младший следил с напряженным лицом за его приближением. Мой сосед закурил и обаятельно улыбнулся.

– В какой-то момент времени я забыл, как тебя зовут.

– Ричард, – ответил молодой человек.

– Можно звать Диком?

– Большинство зовут меня Ричем, сэр.

– Я должен извиниться перед тобой, Рич. – Питер глубоко затянулся. – Учусь орудовать деревянной ногой, вот и выхожу из себя, как последний сукин сын. Устал с дороги, да и здесь у дома чуть не грохнулся на снегу.

Я понимал, он себя заставляет небрежно говорить о своем увечье – что-то вроде упражнения по самодисциплине.

– Можешь забыть прошлое и начать с чистого листа?

– Еще бы! – Лицо Рича просветлело. – Могу я вам как-нибудь услужить, сэр?

– Зови меня Питер. Где твоя мать? Я с ней еще не поздоровался.

– Неважно себя чувствует, сэр, то есть Питер. Будет после обеда.

– Передай ей от меня привет. Увидимся с ней утром. Ты участвуешь в завтрашних прыжках?

– Соперники не по мне, – ответил Рич. – Лучшие в стране.

– У меня прыгать никогда не получалось. Даже до того, как я обзавелся этой штуковиной. – Питер хлопнул себя по правому бедру и повернулся ко мне: – Пойдемте, Джим, проверим, можно ли пить здешнее виски.

– Если вам что-нибудь нужно, только скажите. – Рич улыбался застенчиво, но я видел, что Питер его покорил. – Я тоже должен перед вами извиниться. Мне надо было сразу выполнить то, что вы просили.

– Тебе, вероятно, не понять, но твой должник – я.

Мы двинулись к бару.

– Я в самом деле ему обязан, – продолжал Питер. – Всякий раз, когда мне удается говорить о своей ноге в шутливом тоне, у меня внутри развязывается еще один узелок.

Мы протолкнулись к стойке сквозь толпу посетителей гриля и заказали по виски со льдом. В углу наигрывали на пианино джаз. Несколько пар танцевали в облегающих костюмах стиля апре-ски.

Откуда-то вынырнул с неизменной хозяйской улыбкой Макс.

– Вижу, вы познакомились. Комната сойдет, Питер?

– Замечательная. Я имел удовольствие извиниться перед Ричем за то, что вел себя как придурок. Теперь чувствую себя превосходно и хочу угостить вас выпивкой.

– Первая за счет заведения. – Макс кивнул бармену.

Мы стояли спиной к стойке и обозревали зал.

– Живописное сборище, – проговорил Питер.

Макс усмехнулся:

– Считается, что наш успех определяют исключительные условия зимнего отдыха.

– Разве это не так, плюс твое умение управлять приютом?

– Я бы назвал кое-что другое – изобретение эластичных брюк. Лыжи так и остались бы невостребованным видом спорта для кучки избранных, если бы кому-то не пришло в голову придумать эластичные брюки для женщин. Когда женщины их надевают, к ним так и тянет мужчин. Отсюда успех лыж.