– Четверо на одного? – спросил он с надменной улыбкой.

– Соотношение в твоем духе, – бросил Гарделла и повернулся к Гоуэну: – Заговорили?

– Для них это что-то вроде потехи, – ответил сержант.

– Если не удастся отправить на машине, вызову на рассвете вертолет и закроем в окружную тюрьму. Всех, кроме одного. – Гарделла улыбнулся Брейдену. – А этому любителю игр дадим еще немного поиграть.

– Только троньте, копы, потом не расхлебаетесь. – Брейден нисколько не казался напуганным.

– Ну, до смерти напугал, – буркнул полицейский. – Гоуэн, занимайся остальными. Постарайся им внушить, что они не смешно шутят.

Гоуэн кивнул и ушел. Гарделла откинулся на спинку вращающегося со скрипом стула.

– Я разъясню тебе ситуацию, Брейден. Ты вроде как юрист и должен знать, что мы не имеем права жестоко обращаться с задержанными. Но нет такого закона, который запрещал бы мне выйти попить водички.

Брейден удивленно на него посмотрел.

– Я собираюсь задать тебе несколько вопросов, – продолжал инспектор. Его голос звучал почти весело. – Как юрист, ты понимаешь, что не обязан отвечать. Но всякий раз, когда будешь молчать или пожелаешь воспользоваться пятой поправкой, я буду выходить попить воды. Ты же останешься здесь с мистером Стайлсом и мистером Трэнтером. Мистер Стайлс хотел пообщаться с тобой один на один. Но я решил, что вправе поступить по-твоему, и оставляю обоих. Хочу добавить: чтобы напиться воды, требуется чертовски много времени.

Брейден посмотрел на Питера, и я заметил, что он несколько спал с лица.

– Если ты так поступишь, тебя обвинят в соучастии в избиении, – сказал он, облизнув губы.

– Пожалуй, рискну. После того что недавно случилось, очень трудно будет предъявить Стайлсу обвинение в нападении. Итак, перейдем к вопросу номер один. Ты заявил на улице – и это слышали оба, и Стайлс и Трэнтер, – что вчера ночью смеялся под их окном именно ты.

– Ничего подобного я не говорил, – резко ответил Брейден.

– Ты сказал, что спрятался в одном из коттеджей и умирал со смеху, наблюдая, как Стайлс ищет хохочущего маньяка.

Брейден, молча, поджал губы.

– Это ты смеялся?

– Нет!

– Знаешь, кто смеялся?

Брейден посмотрел на Питера. У того было такое выражение лица, что шутнику стало не по себе.

– Прошу тебя, пожалуйста, не отвечай, – вкрадчиво попросил Стайлс.

Гарделла сонно улыбнулся.

– Меня постоянно мучает жажда. – Он оперся о ручки вращающегося кресла и начал подниматься.

– Постой! – В голосе Брейдена зазвучали истеричные нотки. – Мы не совершили никакого преступления. Нет смысла принимать побои в знак протеста против твоих противоправных действий, Гарделла.

– Говори. – Можно было подумать, что инспектор делает Брейдену вежливое предложение. Тот тяжело вздохнул.

– Не люблю жлобов. А Стайлс – самый настоящий гонящий туфту жлоб из интеллектуальных либералов. Ты этого не понимаешь, жирняк, потому что наверняка не читаешь ничего, кроме простых односложных слов.

– Неуместные оскорбления только усиливают мою жажду, – снова сладко улыбнулся инспектор.

– Таких, как Стайлс, хоть пруд пруди, – продолжал Брейден. – Почитай его статьи. Там полно разглагольствований о простом человеке, о равных правах для представителей всех рас независимо от цвета кожи, вероисповеданий и умственных способностей, много всякой чуши о демократии и обществе, где главенствует закон. Высокопарной ерунды об общественной морали. У тех, кто так говорит, обычно денег навалом и никаких проблем в жизни. Кому нужен их треп, если завтра кто-нибудь может нажать на кнопку, и мы все окажемся на том свете? Вокруг нет ни света, ни доброты. Только лживые разговоры о них. Никто ничего подобного не чувствует. Но некоторые находят в себе силы пробивать себе дорогу в жизни без пустопорожней туфты. На земле волчьи законы – к черту сладенькие слова.

– От трепачей мне хочется пить всего сильнее, – заметил Гарделла. – Я задал тебе простой вопрос: ты знаешь, кто вчера ночью смеялся? Давай обходиться без речей, как на Юнион-сквер.

Брейден покачал головой, словно взрослый, у которого никак не получается что-то объяснить малышу.

– Знаю. Но я пытался объяснить тебе причину того, что случилось.

– Прежде имя, – отрезал инспектор.

– Мой друг Дэн Митчел. – Насколько я помнил, Митчел был в их компании вторым женатым мужчиной. – Когда-то он работал актером на радио. Умеет подражать голосам других людей. Совпадение, что он оказался здесь именно в то время, когда приехал Стайлс. Мы были в баре и видели, как Стайлс остановился у конторки. Его история всем известна. Целый год ее трепали в газетах – как его спихнули с дороги и как кто-то смеялся наподобие Ричарда Уидмарка. Никто из нас не любит ни Стайлса, ни того, что он отстаивает. Сентиментальная белиберда. Нам стало интересно, как он себя поведет, если услышит смех Уидмарка. Но мысль о розыгрыше пришла не сразу. Когда бар закрылся, мы пошли в коттедж Митчелов продолжать вечер. Еще поговорили о таких, как этот Стайлс. И тут Митч предложил сыграть с ним шутку. Вышел, встал у него под окнами и изобразил Уидмарка. Не прошло и пяти минут, как из дома выскочили Стайлс, Трэнтер и ночной сторож. Понимаете, как это было смешно? Стайлс трепал на всех углах, что узнает этот смех, если опять услышит его. И не узнал. Обмануть его оказалось так просто, что стало даже обидно. И на следующую ночь он тоже клюнул, когда у нас появилась другая причина выманить его из здания. А теперь, Гарделла, прежде чем продолжать, наведи справки. Год назад, когда у Стайлса случилась авария, никого из нас близко здесь не было. Вчера мы с ним пошутили, потому что тот слишком самоуверен. Сегодня решили со Стайлсом разобраться, потому что он на людях выставил меня дураком, и я решил ему отомстить.

Я посмотрел на Питера. Он выглядел так, словно был высечен из камня. Питер, как и я, нисколько не сомневался, что Брейден про смех не солгал. Его разыграли, над ним зло подшутили, и Питер клюнул на розыгрыш. Поверил, что слышал тот самый смех, что год назад, и убедил всех, кроме бедняги Мортона Льюиса, что хохочущий приколист и есть убийца. Легковерным его сделала приобретенная уязвимость – увечье.

Гарделла не выдал ни удивления, ни других чувств.

– Значит, вы скоротали ночь, подшучивая над людьми? – спросил он. – Я не умираю от смеха только потому, что у меня слишком примитивное чувство юмора. Могу дойти до того, что дам волю мистеру Стайлсу. Какой же ты отменный подонок, приятель. – Гарделла чему-то рассмеялся. – А теперь к серьезным делам. Двух девушек до смерти закололи ножом не дальше двадцати ярдов от коттеджа Митчела, пока вы всемером до упада потешались над одноногим калекой. Сна ни в одном глазу, все в полном сознании. Согласись: кто-то сильно рисковал.

– Не соглашусь, жирняк. – Брейден сделал шаг к столу. – От закрытия бара до того момента, как Стайлс выскочил ловить своего весельчака, мы держались вместе. И каждый готов подтвердить алиби всех остальных на время убийства.

– Будет разумным, если ты больше не станешь называть меня «жирняком», – заметил Гарделла. – Лезть с комментариями по поводу моей талии я разрешаю только друзьям. И не поверю ни слову твоим семи головорезам даже под присягой. Думаю, что присяжные тоже. Но вопрос все-таки задам. Видели ли вы после закрытия бара, чтобы кто-нибудь входил в коттедж номер шесть?

– Нет.

– Но нам известно, что туда входили. Марта Тауэрс и двое мужчин, которые ее провожали.

– Мы не видели их и не слышали, – отрезал Брейден.

– И никого позднее?

– И никого позднее.

– Не слышали криков о помощи? Спрашиваю, хотя уверен, ты не побежал бы спасать даже собственную бабушку, если бы она тонула.

– Мы ничего не видели и ничего не слышали. Так уж не повезло.

– Не повезло, потому что лишились удовольствия полюбоваться, как кромсают ножом двух девушек? – Голос инспектора внезапно посуровел. Он встал из-за стола. – На этом все.

– Вы ему верите? – спросил я.

– До поры до времени. Будьте добры, позовите Гоуэна.

Мне следовало бы промолчать, но злость не позволила удержать язык за зубами:

– Вы его не спросили про Льюиса и про нападение на Лору.

– Потому что раскусил нашего приятеля, – ответил детектив. – Чтобы избежать побоев, он будет нам плести, какой он весь из себя ушлый молодчик. Но другие вопросы, если ответ на них «да», замотает. Мы еще к нему вернемся и посмотрим, что ему есть сказать. Так позовите Гоуэна.

Брейдена увели, и мы остались в кабинете втроем. Гарделла что-то записывал в блокнот. Питер подошел к окну и, повернувшись к нам спиной, смотрел в ночь.

– Не убивайтесь, дружище, – сказал ему, не отрывая взгляда от стола, инспектор. – Трудно отличить одно подражание смеху Уидмарка в «Поцелуе смерти» от другого. Тем более что своего шутника вы слышали год назад. Тут легко ошибиться. Послужит вам уроком, насколько можно вообще доверять свидетельским показаниям. Мне приходилось наблюдать, как абсолютно искренний свидетель указывал при опознании на ни в чем не повинного копа. Двое, видевшие одно и то же, описывают события по-разному. Слышат иные звуки на месте преступления. Таково уж бремя полицейского. – Гарделла поднял голову и повернулся ко мне. – А про Льюиса и Лору Причард я не спросил, потому что мне и так все известно. Помните, их семерка пыталась прорваться через полицейский кордон? Когда их задержали, Льюис разговаривал со мной. С тех пор мы за ними присматривали. Когда прокурора убивали, компания Брейдена находилась в баре. Может быть, я пытаюсь облегчить себе труд, но надеюсь, что нам следует искать одного убийцу, а не трех разных типов.