— Значит, это топорик для колки сахара?

— Да… Так его называют в некоторых провинциях, а в других именуют ножом для колки сахара… Неплохая вещь, не правда ли? А маленькая птичка на нем меня просто восхищает…

Пуаро осторожно ощупывал топорик. Это весьма тяжелое орудие с острым лезвием в какой-то степени напоминало бочарный топор. Оно было изготовлено из кованой меди с вкрапленными там и сям голубыми и красными камешками. В верхнюю часть была вделана маленькая птичка из красной меди с глазками чудесного бирюзового цвета.

Морин взяла топорик из рук Пуаро.

— Такой штуковиной, — сказала она, улыбаясь, — можно легко убить кого угодно!

Потрясая топориком словно перед воображаемым врагом, она добавила:

— Джонни я предупредила! Как только он мне надоест, все будет кончено! Один удар топориком, и прощайте!

Она положила его на место и, нахмурив лоб, продолжала:

— Так за чем же я пришла сюда? Никак не могу вспомнить!.. Ну что ж! Пойду тогда взгляну на пудинг.

Обращаясь к Морин, сыщик спросил:

— Вы привезли этот топорик из Индии, так ведь?

— Нет! Я купила его на праздник рождества на благотворительной распродаже у священника. Туда приносят все ненужные вещи, и люди выбирают что-нибудь не слишком безобразное. Мне повезло: попался вот этот самый топорик, и я его очень люблю из-за маленькой забавной птички, да еще я присмотрела кофейник с довольно оригинальным носиком.

Это был кофейник из кованой меди. У Пуаро сложилось впечатление, что он его уже видел где-то.

— Он изготовлен в Багдаде или в Персии, — продолжала Морин. — Я уже и не помню, что мне говорили Уэзери.

— Так эти предметы от них?

— Да-да. Их дом — настоящая лавка старьевщика!.. Но я убегаю, мистер Пуаро! Пойду взгляну на пудинг!.

Она поспешно удалилась. Дверь с шумом захлопнулась.

Пуаро снова взял в руки топорик для сахара и подошел к окну, чтобы получше его рассмотреть. Сыщик обнаружил на лезвии обесцветившиеся, едва различимые пятнышки. Поглаживая усы, он погрузился в размышления.

Приняв, наконец, решение, Пуаро поднялся в свою комнату, прихватив с собой топорик. Он положил его в коробку, которую завернул в бумагу и накрепко завязал. Затем с пакетом под мышкой он вышел на улицу. Было совершенно очевидно, что никто в доме не хватится исчезнувшего топорика. Ведь здесь не привыкли класть все на место.



В «Лэбернамзе» продолжалось нелегкое сотрудничество Робина и миссис Оливер.

— Но, Ариадна, вы не можете превратить его в вегетарианца! Это насмешит публику!

— Ничего не поделаешь. Он всегда был вегетарианцем, и во все свои поездки берет с собой машинку, чтобы тереть морковь и репу.

— Но почему же, дорогая Ариадна?

— Почему я знаю? — ответила миссис Оливер тоном, в котором сквозило легкое раздражение. — Я, должно быть, сошла с ума в тот день, когда придумала этот несносный персонаж — вот и все, что я могу вам сказать.

Почему он финн, тогда как я ничего не знаю о Финляндии? Почему он вегетарианец? Почему у него масса смешных причуд? Я ничего этого не знаю. Придумываешь какую-нибудь историю и в один прекрасный день замечаешь, что за тобой повсюду следует какой-то Свен Гьерсон, и от него никак нельзя избавиться. А люди тебе пишут, что ты, должно быть, уж слишком привязана к этому персонажу! Вот так-то! Но, если бы в реальной жизни я встретила этого проклятого вегетарианца-финна, я бы его убила… И это было бы преступление что надо, уверяю вас!

— Послушайте, Ариадна, у вас, быть может, не такая уж плохая идея! Подлинный Свен Гьерсон и вы — в роли убийцы! Совершив преступление, вы описываете его в книге, которая станет вашей лебединой песнью и будет напечатана только после вашей смерти…

— А кто тогда получит за нее гонорар? — саркастически спросила миссис Оливер. — Я согласна совершить убийство, но хочу сразу же получить деньги!

— Никто не в состоянии лучше меня понять вас, поверьте!

Робин встал со стула и, продолжая говорить, стал прохаживаться по комнате.

— Что же касается Ингрид, то она начинает мне надоедать. После сцены в подвале, а она будет действительно первоклассной, я не знаю, как нам лучше сделать, чтобы следующая сцена была не слабее…

Миссис Оливер ничего не ответила. Все эти заботы мало ее трогали. Робин смотрел на нее с неприязнью. В это утро миссис Оливер изменила свою прическу и гладко причесала волосы на прямой пробор. Высокий лоб, большие очки и строгий вид делали ее похожей на школьную учительницу, что наводило Робина на грустные воспоминания о своем детстве. Он чувствовал, что ему все труднее называть эту дурнушку Ариадной.

Раздраженным тоном Робин заявил, что он не в форме.

— Все это из-за джина, выпитого вчера вечером, — заметил он. — А что, если мы прервем нашу работу и немного займемся распределением ролей? Было бы чудесно заполучить для спектакля Дениса Каллори! Но он, к сожалению, связан своими контрактами в кино. Джин Беллоуз будет идеальна в роли Ингрид, и она хочет играть эту роль. А на роль Эрика, как я вам уже говорил, не найдется никого лучше, чем Сесил Лич! Вы не против того, чтобы съездить сегодня вечером в театр «Литтл Реп»? Вы мне скажете потом, что вы думаете о Сесиле… Миссис Оливер согласилась с предложением Робина, и тот отправился звонить по телефону в Кулленкуэй.



Погода испортилась. На небе громоздились огромные темные тучи, предвещавшие неминуемый дождь. Эркюль Пуаро позвонил у двери в «Хантерс Клоз». Не дождавшись ответа, он позвонил вторично. На этот раз долго ждать не пришлось. Дверь открыла Дейдр Хендерсон.

Она, казалось, была удивлена при виде сыщика. Пуаро спросил, может ли она его принять.

— Но… разумеется! Входите же!

Дейдр провела Пуаро в небольшую темную комнату, где он уже был во время визита к миссис Уэзери. На камине стоял большой кофейник, который Пуаро уже видел раньше; он был похож, как две капли воды, на кофейник значительно меньшего размера в доме Саммерхейзов.

— Прошу прощения, что не сразу открыла вам дверь, — промолвила Дейдр. — Сегодня у меня немало хлопот. От нас уходит наша служанка-немка, которая пробыла здесь всего месяц. Она поступила на это место, должно быть, только для того, чтобы попасть в Англию и выйти здесь замуж за человека, который ее ждал. Она уходит сегодня вечером…

— С ее стороны это глупо!

— Правда? Мой отчим считает, что по закону она не имеет права уходить от нас. Но, так или иначе, служанка оставляет нас и выходит замуж, и мы ничего не можем поделать. Мы даже не знали бы этого, если бы я не застала ее за укладкой своих вещей. Она, видимо, так и ушла бы сегодня вечером, ничего не сказав нам…

— Странные времена! — заметил Пуаро.

— Действительно, странные!

Дейдр провела оборотной стороной ладони по лбу.

— Я так устала… Очень устала…

— Охотно вам верю, — произнес сочувственно Пуаро. Дейдр улыбнулась.

— Почему вы захотели повидать меня?

— Чтобы спросить, помните ли вы топорик для колки сахара.

— Топорик для сахара?

Казалось, что она не понимает, о чем он говорит. Тогда Пуаро описал интересующий его предмет.

— Вспомнила! — воскликнула Дейдр. — Мама купила его в Багдаде. Мы отдали его на одну из благотворительных распродаж у священника.

— На одну из распродаж? Значит, их было несколько?

— Конечно! Просить денег у людей всегда трудно, но у них всегда находятся вещи, которые им больше не нужны!

— Значит, топорик для сахара был у вас до рождества…

Дейдр нахмурила брови, размышляя.

— Нет-нет. В рождество мы отдали что-то другое… Топорик пошел на распродажу в праздник урожая.

— То есть в сентябре или октябре?

— В конце сентября.

Девушка прямо смотрела в глаза Пуаро. Она отвечала на его вопросы размеренным и мягким голосом. Ее лицо, от природы невыразительное, не отражало никакого беспокойства. Что таилось за этим лбом, на который смотрел Пуаро? Быть может, ничего особенного…

— Вы уверены, что не ошибаетесь? — продолжал он.

— О! Совершенно уверена.

Пуаро выдержал паузу. Он ждал, но ничего не последовало. Тогда он поднялся со стула и стал прощаться.

— Я не хочу вас больше затруднять… Дейдр проводила его до двери.

Направляясь к выходу, Пуаро размышлял. У него теперь было два противоречивых, взаимно исключающих свидетельства — Морин Саммерхейз и Дейдр Хендерсон. Кто же из них говорил правду?

Если, как он считал, топорик для сахара был орудием преступления, данный вопрос имел важнейшее значение. Праздник урожая отмечался в конце сентября. Между этой датой и рождеством, 22 ноября, была убита миссис Мак-Джинти. У кого же в тот момент находился топорик для колки сахара? Это надо было обязательно выяснить.

Всегда предупредительная, миссис Суитиман постаралась сообщить как можно более точные сведения. Она присутствовала на обеих распродажах и даже помогала устраивать прилавки, что не всегда было легко, поскольку люди обычно приносили свои пожертвования в последнюю минуту. Миссис Суитиман сначала сказала, что не помнит, продавался ли топорик для сахара, о чем ее спросил Пуаро. На таких распродажах масса вещей, и раскупаются они порой очень быстро! Миссис Суитиман не была уверена, что она не видела интересовавший сыщика предмет. Подумав, она даже сказала, что его, кажется, купили за пять шиллингов вместе с небольшим кофейником, у которого было продырявлено дно и который мог служить лишь для украшения. Было ли это в рождество или на другой, более ранней распродаже, на этот вопрос, однако, она никак не могла ответить…

Миссис Суитиман приняла у Пуаро посылку.

— Отправить ее заказной?

— Да, будьте добры.

Миссис Суитиман вписала адрес в свой реестр. Когда она передавала сыщику квитанцию, глаза у нее блестели.

Пуаро ушел из почтового отделения несколько разочарованным. Ведь Морин Саммерхейз была страшно бестолкова, она все на свете путала, и детали не имели для нее никакого значения. Она вполне могла ошибиться. Для нее что праздник урожая, что рождество — все было едино! Дейдр Хендерсон, менее умная, но более вдумчивая, должно быть, точнее помнила даты.