Пуаро в знак согласия кивнул головой.

— Я тоже так думаю. Нужно найти что-то другое.

— Я должен был бы обратить внимание на эту газету…

— Вы не можете себя упрекать в этом… Когда вы производили расследование, она не представляла никакого интереса. Дело казалось совсем простым, поскольку убийство объяснялось кражей. Все было ясно. Зачем вам нужно было еще что-то искать?

Спенс сомневался.

— То же можно сказать и о флаконе чернил!

— Я услышал о нем совершенно случайно!

— Возможно! Но вы проявили к нему интерес. Почему?

— Только из-за фразы о письме, которое миссис Мак-Джинти собиралась написать… Для нас с вами написать письмо — обычное дело. Но, когда письмо пишет миссис Мак-Джинти, все выглядит иначе!

Вздохнув, Спенс положил на стол четыре фотографии.

— Вот снимки, которые вы меня просили достать, те, что были использованы «Санди Комет». Они немного более четкие, чем репродукции, но и только… Фотографии выцвели, и вам вряд ли удастся найти на них какую-нибудь ценную деталь, например форму уха… Или же профиля… Не говоря уже о прическах, которые все меняют… Боюсь, что эти снимки мало чем вам помогут.

— Вы согласны, что Вера Блэйк здесь не при чем?

— Да, я так полагаю. Если бы она была в Бродхинни, все бы знали об этом, ибо она была, кажется, любительницей рассказывать о своих делах.

— Ну, а что вы узнали об остальных?

— Я сделал все, что мог… Эва Кейн уехала из Англии после осуждения Крэйга. Я даже знаю ее новую фамилию: Хоуп[3]. Любопытно, не правда ли?

— Романтично, — сказал Пуаро. — «Уже нет прекрасной Хоуп Эвелин…» Это из стихотворения одного вашего поэта, и я уверен, что она его знает… В самом деле, не звали ли ее случайно Эвелин?

— Думаю, что да, хотя ее всегда называли Эвой. Раз мы сейчас говорим именно о ней, я должен добавить, что полиция не согласна с автором статьи. Совершенно не согласна.

Пуаро улыбнулся.

— Мнение полиции ничего не доказывает, но зачастую о чем-нибудь свидетельствует. Так что же она думает о Эве Кейн?

— Она считает, что Эва Кейн была отнюдь не невинной жертвой, судьбу которой оплакивала доверчивая публика. В то время я только начинал службу, но я помню, что говорил об этом деле инспектор Трайл, занимавшийся расследованием. По его мнению, Эве не только пришла в голову мысль о том, чтобы избавиться от миссис Крэйг, но она сама взялась за это. Предполагали, что Крэйг, вернувшись однажды домой, увидел, что его подружка устранила препятствие. Она думала, уверял Трайл, что все поверят в естественную смерть миссис Крэйг, но сам Крэйг будто бы не хотел рисковать и похоронил свою жену в погребе и только потом придумал известную вам историю о ее смерти, происшедшей, якобы, немного позже где-то на юге Франции. Когда преступление разоблачили, он взял всю вину на себя, поклявшись, что Эва ничего не знала. Невозможно было доказать ему, что это была не правда! Яд находился в доме, и каждый из них мог им воспользоваться. Эва прикидывалась перепуганной овечкой, она была красивая и, по мнению Трайла, великолепная артистка. Трайл был убежден в виновности Эвы, но не мог доказать ее вину…

После непродолжительной паузы Спенс добавил:

— Так ли это? Как говорится, мистер Пуаро, за что купил, за то продал. Трайлу не удалось ничего доказать.

— Учту это, — сказал Пуаро, — думаю, что Эва Кейн могла совершить тогда убийство и, следовательно, могла при определенных обстоятельствах повторить свое преступление. Перейдем к следующей — Джанис Кортлэнд!

— Я видел дело, — отметил Спенс. — Оно было проведено слабо и, если Эдит Томпсон заслуживала петли, то и Джанис Кортлэнд тоже надо было повесить. Между мужем и женой не следовало выбирать: они стоили друг друга. Что касается ее молодого поклонника, то она могла буквально вить из него веревки. Когда она прибрала его к рукам, он был готов совершить любую глупость. Но нельзя забывать, что на заднем плане все время был очень богатый человек, о котором она как раз и думала. Она упорно стремилась избавиться от своего мужа, чтобы стать женой этого очень богатого человека.

— Она вышла за него замуж?

— Не имею на сей счет ни малейшего представления.

— Она уехала из Англии. А что было потом?

— Она была свободна, ее не подвергали никаким преследованиям. Что с ней стало? Неизвестно.

Пуаро взглянул на последнее фото.

— Перейдем к девочке, Лили Гамбол!

— Она была слишком мала, чтобы быть обвиненной в совершении убийства. Ее поместили в исправительный дом, где она вела себя примерно. Она изучила машинопись и стенографию и, выйдя из исправительного дома, нашла себе работу. Она неплохо устроилась и, по последним данным, жила в Ирландии. Думаю, мы можем оставить ее в покое, как и Веру Блэйк. Ведь в момент преступления ей было всего двенадцать лет, и она совершила его в порыве гнева… Мне кажется, мы можем ее отбросить. Как вы полагаете?

— Я охотно согласился бы с вами, если бы не сечка. Лили Гамбол убила свою тетку сечкой, это факт, и миссис Мак-Джинти была убита предметом, который, как считают, тоже мог быть сечкой.

Спенс кивнул головой.

— Возможно, вы и правы… Теперь, мистер Пуаро, вы, может быть, мне скажете, как вам представляется дело? Есть ли в Бродхинни одна из женщин, истории которых рассказала «Санди Комет»?

Пуаро открыл записную книжку.

— Прежде всего, — сказал он, — уточним некоторые данные о возрасте. Если Эва Кейн еще жива, ей около шестидесяти лет. Ее дочери — от тридцати до сорока.

Столько же лет и Лили Гамбол. Наконец, Джанис Кортлэлд должно быть около пятидесяти.

Спенс кивнул головой, не произнеся ни слова.

— Что касается людей, живущих в Бродхинни, — продолжал Пуаро, — то мы займемся главным образом тем, у кого работала миссис Мак-Джинти. Она время от времени работала у разных хозяев, но, чтобы не усложнять задачи, мы не будем заниматься, по крайней мере временно, ее случайными хозяевами, а сосредоточим внимание на тех, к кому она ходила регулярно. Предположим, что у одного из этих хозяев она увидела то, что нас интересует, то есть фотографию. Согласны?

— Полностью согласен.

— Мы считаем, что по возрасту прежде всего «подходит» миссис Уэзери, у которой миссис Мак-Джинти работала в день своей смерти. Миссис Уэзери столько же лет, сколько было бы Эве Кейн, и ее дочь от первого брака как раз в том возрасте, какой был бы ныне у дочери Эвы Кейн.

— Позволяет ли снимок?..

— Отвечаю: нет. Учтите, дорогой друг, что мы не установим личность ни одной из женщин с помощью фотографии. С тех пор, как говорится, слишком много воды утекло. Единственное, что можно утверждать, это то, что миссис Уэзери, несомненно, была очень красивой. Ее манера поведения не оставляет на сей счет никаких сомнении. У нее как будто слабое здоровье, и можно было бы предположить, что она неспособна совершить убийство, но я полагаю, что то же самое говорили и об Эве Кейн. Впрочем, невозможно установить, действительно ли была нужна большая физическая сила, чтобы убить бедную миссис Мак-Джинти. Мы выясним это только тогда, когда станет известно, каким орудием было совершено преступление. Тогда мы узнаем, легко ли было его использовать, было ли оно острым и т. д.

— Да-да. Тот факт, что мы не нашли это орудие… Но продолжайте!

— Мне почти нечего добавить о семействе Уэзери, — за исключением того, что мистер Уэзери может быть при желании очень неприятным господином. Дочь обожает мать и ненавидит отчима. Все это следует иметь в виду. Дочь могла бы совершить убийство, чтобы прошлое ее матери не стало известно отчиму; мать — по той же причине, а отчим — чтобы избежать «скандала». Невозможно даже представить себе, сколько совершено преступлений только из-за стремления сохранить репутацию. А Уэзери «вполне достойные люди»… Спенс утвердительно кивнул.

— В итоге, — заключил он, — гипотеза Уэзери, видимо, самая правдоподобная, не так ли?

— Я полагаю, что да. В Бродхинни есть еще только одна женщина, которая по возрасту могла бы быть Эвой Кейн. Это миссис Апуард. Но представляется, что она не могла убить миссис Мак-Джинти. Не могла по двум причинам. Во-первых, потому что у нее артрит, она проводит большую часть времени в своем кресле на колесиках…

— В каком-нибудь романе, — сказал Спенс с сожалением, — эта беспомощная женщина бегала бы, как мы с вами, но в реальной жизни, увы, весьма вероятно, что она останется прикованной к своему креслу.

— Во-вторых, — продолжал Пуаро, — потому что миссис Апуард кажется женщиной властной, скорее резкой, чем мягкой в обращении с людьми, а это не совпадает с тем, что мы знаем о молодой Эве. Правда, личность формируется с возрастом, и то, что мы называем «характером», проявляется иногда лишь на склоне лет.

— Значит, миссис Апуард может быть Эвой, но это мало вероятно?

— Совершенно верно.

— А никто в Бродхинни не мог бы оказаться Джанис Кортлэнд?

— Я не знаю никого, кто по возрасту подходил бы теперь к Джанис Кортлэнд. С другой стороны, здесь находятся три тридцатилетние женщины, которые, если учитывать только возраст, могли бы быть либо Лили Гамбол, либо дочерью Эвы Кейн. Я имею в виду Дейдр Хендерсон, миссис Рэндел и миссис Карпентер.

— Предположение касается одной из них?

Пуаро вздохнул.

— А как выглядит дочь Эвы Кейн: она высокого или невысокого роста, брюнетка или блондинка? У нас на сей счет нет никаких данных. Мы уже касались предположения, что ею могла быть Дейдр Хендерсон. Займемся теперь остальными!.. Отметим первый момент: миссис Рэндел чего-то боится.

— Может быть, она боится вас?

— Да, я так думаю.

— В этом, быть может, большой смысл!.. Вы сказали, что миссис Рэндел может быть дочерью Эвы Кейн или самой Лили Гамбол. Блондинка она или брюнетка?

— Блондинка.

— Маленькая Лили Гамбол была блондинкой.

— Миссис Карпентер тоже блондинка. Она принадлежит к женщинам дорогостоящего типа. Красива ли она? Не знаю, но у нее чудесные большие голубые глаза… Знаете, кого она мне напомнила, когда бросилась звать на помощь мужа? Восхитительную бабочку… Она, как слепая, натыкалась на мебель и двигалась вперед, вытянув руки.