— Лишняя фотография найдется?

— Конечно.

— Спасибо. Я пришлю за ней посыльного.

Я отправил Томми Хауда за фотографией, а сам пошел перекусить. Пообедав, я отправился в лавку Ганджена на Пост-стрит. Маленький торговец выглядел сегодня еще более щегольски, чем в прошлый раз. Плечи его пиджака вздымались еще выше, а талия была еще уже, чем у давешнего смокинга; кроме того, на нем были серые брюки в полоску, склонный к лиловости жилет и пышный атласный галстук с восхитительной золотой вышивкой.

Мы прошли через лавку и по узкой лесенке поднялись в крохотный кабинет в мезонине.

— Итак, вы мне имеете что-то сказать? — спросил он, когда мы сели, заперев дверь.

— Скорее спросить. Во-первых, что за девица с широким носом, толстой нижней губой и мешками под глазами проживает у вас в доме?

— Это некая Роз Рабери. — Раскрашенное личико сморщилось в удовлетворенной улыбке. — Горничная моей дорогой женушки.

— Она раскатывает по городу с бывшим уголовником.

— Вот как? — Глубоко удовлетворенный Ганджен погладил розовой ладошкой крашеную эспаньолку. — Ну, она горничная моей жены, вот она кто.

— Мэйн приехал из Лос-Анжелеса не с другом, как заявил жене. Он сел на поезд в субботу вечером — так что в городе он был за двенадцать часов до того момента, как явился домой.

Бруно Ганджен хихикнул, склонив голову к плечу и скорчив довольную рожицу.

— Ах! — прощебетал он. — Мы продвигаемся! Мы продвигаемся! Не так ли?

— Может быть. Вы не припомните, была ли Роз Рабери дома в воскресенье вечером — скажем, с одиннадцати до двенадцати?

— Помню несомненно. Была. Я это с определенностью могу сказать, потому что моей дражайшей тем вечером нездоровилось. Она ушла из дома ранним воскресным утром, сказала, что намеревается выехать на природу с друзьями — что за друзья, не знаю. А домой вернулась она в восемь часов вечера, жалуясь на сильную головную боль. Я был весьма испуган ее видом, а потому часто ходил ее проведывать, так что знаю, что горничная ее была дома весь вечер, до часу ночи самое меньшее.

— Полиция показывала вам платок, найденный вместе с бумажником Мэйна?

— Да. — Он заерзал на краешке стула, лицо у него было как у ребенка перед рождественской елкой.

— Вы уверены, что он принадлежит вашей жене?

Он так расхихикался, что даже не смог сказать «да», и выразил согласие энергичным киванием, так что эспаньолка казалась щеточкой, обмахивающей галстук.

— Она могла оставить его у Мэйнов как-нибудь, навещая миссис Мэйн, — предположил я.

— Это невозможно, — охотно поправил он. — Моя жена незнакома с миссис Мэйн.

— Ас самим Мэйном ваша жена была знакома? Он хихикнул и снова обмахнул галстук бородкой.

— И насколько близко?

Он пожал накладными плечами — до самых ушей.

— Я не знаю, — весело сказал он. — Я нанимаю детектива.

— Да? — скривился я. — Этого вот детектива вы наняли, чтобы выяснить, кто убил и ограбил Мэйна — и ничего более. Если вы думаете, что наняли его копаться в ваших семейных тайнах, то вы не правы, как «сухой» закон.

— Но почему? Но почему? — засуетился он. — Разве я не имею права знать? Никаких неприятностей не будет с этим, никаких скандалов, никаких бракоразводных процессов, уверяю вас. Джеффри мертв, так что все это можно назвать древней историей. Пока он был жив, я ничего не знал, был слеп. Когда он умер, я кое-что заметил. Для собственного моего удовольствия — и ничего более, прошу вас поверить — я хотел бы знать определенно.

— На меня не рассчитывайте, — прямо сказал я. — Я не знаю об этом ничего, кроме того, что мне сказали вы, и вы не сможете нанять меня, чтобы я раскопал это дело глубже. Кроме того, если вы не собираетесь ничего предпринимать, почему бы не оставить все как есть — что было, то прошло?

— Нет, нет, друг мой. — К нему вернулась ясноглазая жизнерадостность. — Я еще не старик, но мне пятьдесят два. Моей милой женушке восемнадцать, и она воистину прелестна. — Он хихикнул. — Это случилось. Не случится ли еще раз? И не было ли бы со стороны мужа разумно держать ее — как это называется? — на коротком поводке? На веревочке? Под контролем? И даже если это не повторится, не станет ли дорогая супруга более покорной в результате тех сведений, которыми располагает ее муж?

— Это ваша проблема. — Я встал. — А я в этом деле не участвую.

— Ах, не будем ссориться! — Он вскочил и схватил меня за руку. — Ну, нет, так нет. Но ведь остается еще и криминальный аспект дела — тот, что занимал вас все это время. Вы ведь не бросите его? Вы ведь выполните свои обязательства? Определенно?

— Предположим — просто предположим, — что ваша жена приложила руку к смерти Мэйна? Что тогда?

— Тогда, — он пожал плечами и растопырил ручки, — это дело закона.

— Ладно. Я продолжу дело, если вы усвоите, что имеете право располагать только сведениями, относящимися к этому вашему «криминальному аспекту» — и никакими другими.

— Отлично! И если так случится, что вы не сможете отделить мою драгоценную от…

Я кивнул. Он снова сграбастал мою ладонь, нежно ее поглаживая. Я выдернул руку и пошел обратно в агентство.

На столе меня ждала записка с просьбой позвонить сержанту Хэкену. Просьбу я выполнил.

— Шустрик Даль не связан с делом Мэйна, — сказал мне топорообразный полицейский. — Он и его приятель Бен Уил по кличке Чахоточный в тот вечер устроили вечеринку в придорожной забегаловке близ Вальехо. Торчали там с десяти вечера и до двух ночи, когда их вышвырнули за мордобой. Комар носа не подточит. Тот парень, что мне сказал об этом, не врет — я еще у двоих перепроверил.

Поблагодарив Хэкена, я позвонил Ганджену домой, попросил миссис Ганджен и осведомился, не сможет ли она принять меня, если я сейчас приду.

— О да, — сказала она.

Похоже, это было ее любимое выражение, несмотря на то что в ее устах оно абсолютно ничего не выражало.

Я засунул фотографии Даля и Уила в карман, поймал на улице такси и отправился в Вествуд-парк. Накурившись турецких сигар, я по дороге состряпал замечательный компот из лжи, который собирался скормить супруге своего клиента, чтобы добыть от нее нужные сведения.

Ярдов за сто пятьдесят от дома я заметил машину Дика Фоли.

Дверь открыла худая, бледная служанка и проводила меня в гостиную на втором этаже, где миссис Ганджен, отложив в сторону экземпляр «И солнце встает», указала мне сигаретой на ближайшее кресло. Сидя в обтянутом парчой кресле, подобрав ногу под себя, она в своем оранжевом персидском платье еще больше походила на дорогую куклу.

Закуривая, я поглядел на нее, припомнил мою первую встречу с ней и ее мужем (и вторую — с мужем) и решил отбросить сочиненную по дороге скорбную повесть.

— У вас есть горничная, Роз Рабери, — начал я. — Я не хочу, чтобы она подслушала наш разговор.

— Хорошо, — сказала миссис Ганджен без тени удивления. — Извините, я на минутку — После чего встала и вышла.

Вскоре она вернулась и села, подобрав под себя уже обе ноги.

— Ее не будет самое малое полчаса.

— Этого хватит с лихвой. Ваша Роз — подружка бывшего уголовника по фамилии Уил.

Кукольное личико нахмурилось, пухлые накрашенные губки поджались. Я ждал, давая ей время сказать что-нибудь. Она молчала. Я вынул фотографии Уила и Даля и протянул ей.

— Тощий — приятель Роз. Второй — его дружок, тоже бандит.

Она взяла фотографии крохотной ручкой не менее уверенно, чем держал их я, и вгляделась. Губы ее поджались еще больше, глаза потемнели. Затем лицо ее постепенно прояснилось, она пробормотала: «О да» — и вернула мне снимки.

— Когда я сообщил об этом вашему мужу, — со значением произнес я, — он сказал: «Это горничная моей дорогой женушки» — и рассмеялся.

Энид Ганджен промолчала.

— Ну? — осведомился я. — Что он имел в виду?

— Откуда мне знать? — вздохнула она.

— Ну, вы же знаете, что ваш платок был найден вместе с бумажником Мэйна, — небрежно бросил я, делая вид, что поглощен стряхиванием пепла с сигареты в яшмовую пепельницу в форме гробика без крышки.

— О да, — устало произнесла она. — Мне говорили.

— Как это, по-вашему, могло случиться?

— Не могу представить.

— Я могу, — сказал я, — но предпочитаю знать. Миссис Ганджен, мы сберегли бы уйму времени, если бы начали говорить откровенно.

— Почему бы и нет? — апатично произнесла она. — Вы облечены доверием моего мужа и получили разрешение допрашивать меня. Если это меня унизит — что ж, в конце концов, я всего лишь его жена. Едва ли любые недостойные выходки, которые вы только в состоянии измыслить, окажутся хуже тех, которым я уже подверглась.

В ответ на этот театральный монолог я хмыкнул и продолжил:

— Миссис Ганджен, меня интересует лишь, кто убил и ограбил Мэйна. Для меня ценно все, что укажет мне путь, но только до тех пор, пока оно этот путь указывает. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Конечно, — ответила она. — Я понимаю, что вы наняты моим мужем.

Это никуда не вело. Я попробовал еще раз:

— Как вы думаете, какое я вынес впечатление от нашей первой встречи тем вечером?

— Представить не могу.

— А вы попытайтесь.

— Несомненно, — она чуть улыбнулась, — у вас возникло впечатление, что муж считает меня любовницей Джеффри.

— И…

— Вы спрашиваете, — на щеках ее показались ямочки; похоже, ее это забавляло, — была ли я любовницей Джеффри?

— Не спрашиваю, но знать хотел бы.

— Конечно, хотели бы, — мило согласилась она.

— А какое впечатление произвела наша встреча на вас? — спросил я.

— На меня? — Она наморщила лобик. — Мой муж нанял вас, чтобы вы доказали, что я была любовницей Джеффри. — Слово «любовница» она повторяла так, точно ей нравился его вкус.