– Это истинная правда, – тихо сказал мой друг. – Надеюсь, вы достаточно наказаны за то, что пришли ко мне – ко мне, Эркюлю Пуаро, – со своей неправдоподобной историей.

Мы все охнули. Пуаро невозмутимо продолжал:

– Видите, я показываю вам все свои ошибки. Было пять вопросов, которые я задал себе. Гастингс их знает. Ответы на три из них подходили просто отлично. Кто перехватил письмо? Наверняка Брайан Мартин – ответ напрашивался сам собой. Еще один вопрос: что побудило лорда Эджвера внезапно изменить свое мнение и согласиться на развод? Ну, у меня была одна идея. Либо он хотел снова жениться – однако я не смог найти обстоятельств, указывающих на это, – либо тут имеет место какой-то шантаж. Лорд Эджвер был человеком своеобразных вкусов. Вполне возможно, что открылись некие факты его жизни, и они, при том что он не давал своей жене английский развод, могли быть использованы ею вместе с угрозой публичности. Я думаю, именно это и произошло. Лорд Эджвер не хотел, чтобы его имя связывали с широким скандалом. Он сдался, и ярость на самого себя за вынужденную капитуляцию отражалась на его лице, когда он думал, что его никто не видит. Это также объясняет то, как он с подозрительной поспешностью произнес: «Ничего в письме не имело к этому отношения» – до того, как я даже предположил такую вероятность.

Оставалось два вопроса. Вопрос о пенсне, не принадлежавшем мисс Адамс, но найденном в ее сумочке. И вопрос о том, зачем кто-то звонил по телефону леди Эджвер в Чизик, когда она была там на ужине. Мне никак не удавалось втиснуть месье Брайана Мартина в эти два вопроса.

Поэтому я был вынужден прийти к заключению, что ошибаюсь насчет либо мистера Мартина, либо вопросов как таковых. В отчаянии я снова очень внимательно прочитал письмо мисс Адамс. И обнаружил одну вещь! Да, я кое-что обнаружил!

Взгляните сами. Вот здесь. Видите, лист оторван? Неровно, как это часто бывает. А теперь предположим, что на верхней строчке перед «говорит» было еще коротенькое слово…

А! Вы все поняли! Слово «она»! Устроить розыгрыш Карлотте Адамс предложила женщина.

В общем, я составил список всех женщин, так или иначе связанных с делом. Кроме Джейн Уилкинсон, набралось еще четыре: Джеральдин Марш, мисс Кэрролл, мисс Драйвер и герцогиня Мертон.

Из всех четырех больше всего меня интересовала мисс Кэрролл. Она носила очки, она была в доме в тот вечер, своими ошибочными свидетельскими показаниями она уже продемонстрировала желание инкриминировать убийство леди Эджвер, и она была достаточно энергичной и хладнокровной, чтобы такое убийство совершить. С мотивом оставались неясности – но как-никак она проработала у лорда Эджвера несколько лет, и мотив мог существовать, только мы о нем пока не знали.

Я также не мог полностью отмести Джеральдин Марш. Она ненавидела отца – она сама мне так сказала. По натуре она была неврастеником, легко возбудимой. Предположим, в тот вечер она зашла в дом и намеренно ударила ножом отца, а потом спокойно поднялась наверх за жемчугом. Представьте, как она страдала, когда обнаружила, что ее кузен, которого она нежно любила, не остался ждать ее в такси, а вошел в дом…

В связи с этим ее волнение было вполне объяснимо. Его можно было бы объяснить и ее невиновностью, и страхом перед тем, что кузен на самом деле совершил преступление. Был еще один маленький аспект. Золотая коробочка с инициалом Д, найденная в сумочке мисс Адамс. Я слышал, как кузен называл Джеральдин Диной. К тому же в прошлом ноябре она проживала в пансионе в Париже и вполне могла встречаться там с Карлоттой Адамс.

Вам может показаться безумием то, что я добавил в этот список герцогиню Мертон. Но она нанесла мне визит, и я уяснил, что герцогиня принадлежит к фанатичным натурам. Любовь всей ее жизни сосредоточилась на сыне, и она вполне могла, взвинтив себя до крайности, придумать сложный план по устранению женщины, которая грозила разрушить жизнь сына.

Еще была мисс Дженни Драйвер…

Пуаро замолчал, глядя на Дженни. Та смело встретила его взгляд, лишь дерзко склонила голову набок.

– И что же у вас есть на меня? – спросила она.

– Ничего, мадемуазель, кроме того, что вы дружите с Брайаном Мартином… и что ваша фамилия начинается с Д.

– Не очень-то и много.

– Тут есть одна вещь. У вас хватит ума и выдержки, чтобы совершить такое преступление. Если кто в этом и сомневается, то я – нет.

Девушка прикурила сигарету.

– Продолжайте, – жизнерадостно сказала она.

– Было ли алиби месье Мартина настоящим? Это мне и нужно было понять. Если да, то кого Рональд Марш видел входящим в дом? И тут я кое-что вспомнил. Красавец дворецкий на Риджент-Гейт имел огромное сходство с месье Мартином. Вот его-то капитан Марш и видел. И у меня сформировалась теория. Моя идея состоит в том, что это он обнаружил, что хозяин убит. Рядом с хозяином лежал конверт с французскими купюрами на сумму сто фунтов. Он взял эти деньги, выскользнул из дома, спрятал их в безопасном месте – например, у друга, такого же мошенника, – и вернулся, открыв входную дверь ключом лорда Эджвера. А обнаруживать мертвого хозяина предоставил горничной, что та и сделала на следующее утро. Он не видел для себя никакой опасности, так как был твердо убежден, что убийство совершила леди Эджвер. Тем более тех купюр в доме уже не было, их вынесли и обменяли до того, как кто-то мог заметить пропажу. Однако, когда у леди Эджвер появилось алиби и Скотланд-Ярд взялся за изучение его прошлого, он струсил и сбежал.

Джепп одобрительно закивал.

– Оставалось пенсне. Если оно принадлежало мисс Кэрролл, тогда вопрос был бы решен. Она могла перехватить письмо, а пенсне могло перекочевать в сумочку Карлотты Адамс либо когда мисс Кэрролл обговаривала детали, либо в вечер убийства.

Но потом выяснилось, что пенсне не имеет никакого отношения к мисс Кэрролл. Мы с Гастингсом шли домой, я пребывал в подавленном настроении, пытаясь систематизировать и упорядочить все факты. И тут случилось чудо!

Гастингс стал рассказывать о всяких событиях, причем он повел рассказ в определенной последовательности. Сообщил о том, что за столом у сэра Монтегю Корнера Дональд Росс был одним из тринадцати гостей и что он первым встал из-за стола. Я был погружен в собственные размышления и не особо прислушивался. В голове у меня просто промелькнула мысль, что, строго говоря, так быть не могло. Возможно, он первым встал из-за стола, когда ужин закончился, но на самом деле первой встала леди Эджвер, поскольку ее позвали к телефону. Размышляя о ней, я вспомнил одну загадку – загадку, которая, как я предполагал, хорошо сочеталась с ее детской ментальностью. Я пересказал ее Гастингсу. Он отреагировал, как королева Виктория, – не посмеялся. Я задался вопросом, у кого можно в подробностях выяснить, какие чувства испытывал месье Мартин к Джейн Уилкинсон. Она сама ничего рассказывать мне не будет, это я точно знал. Мы как раз переходили дорогу, и один прохожий произнес одно короткое предложение. Он сетовал, обращаясь к своей девушке, почему кто-то там не спросил у Эллис. И меня будто осенило.

Пуаро огляделся.

– Да-да, пенсне, телефонный звонок, невысокая женщина, что забирала золотую коробочку в Париже. Ну конечно, Эллис, горничная Джейн Уилкинсон. Я отследил всю цепочку: свечи, полумрак, миссис ван Дузен… И все понял!

Глава 30

История

Пуаро окинул взглядом всех нас.

– Итак, друзья мои, – сказал он, – позвольте поведать истинную историю о том, что произошло в тот вечер.

Карлотта Адамс покидает свою квартиру в семь часов. Она берет такси и едет в «Пикадилли- Пэлес»…

– Что? – воскликнул я.

– В «Пикадилли-Пэлес». Еще днем она сняла там номер под фамилией миссис ван Дузен. На ней мощные линзы, которые, как мы все знаем, сильно меняют внешность. Как я сказал, она снимает номер и заявляет администратору, что собирается отбыть ночным поездом в Ливерпуль и что ее багаж уже отправлен. В восемь тридцать в гостиницу приезжает леди Эджвер. Ее провожают в номер мисс Адамс. Они меняются одеждой. В светловолосом парике, в платье из белой тафты и в горностаевой накидке Карлотта Адамс – не Джейн Уилкинсон – покидает гостиницу и едет в Чизик. Да-да, такое возможно. Я побывал в доме, причем вечером. Обеденный стол освещается только свечами, лампы притушены, и все мало знакомы с Джейн Уилкинсон. Так что золотистых волос, низкого, с хрипотцой, голоса и манер вполне достаточно. О, это было совсем нетрудно! И на случай неудачи – если бы кто-то заметил подмену – все было предусмотрено. Леди Эджвер в темном парике, в одежде Карлотты и в пенсне расплачивается по счету, загружает свой кейс в такси и едет к Юстону. В туалете она снимает темный парик и прячет кейс в камеру хранения. Прежде чем ехать на Риджент-Гейт, звонит в Чизик и просит позвать к телефону леди Эджвер. Они договорились обо всем заранее. Если все хорошо и никто ничего не заметил, Карлотта должна просто ответить: «Все верно». Едва ли мне нужно говорить, что мисс Адамс не догадывалась о реальной причине того телефонного звонка. Услышав ответ, леди Эджвер действует дальше. Она едет на Риджент-Гейт, заявляет о своем желании повидаться с лордом Эджвером, называет себя и идет в библиотеку. И совершает первое преступление. Конечно, она не знает, что мисс Кэрролл наблюдает за ней сверху. Она предполагала, что свидетельские показания дворецкого (не забывайте, он никогда ее не видел, к тому же на ней шляпка, которая скрывает от него ее лицо) будут опровергнуты показаниями двенадцати всем известных и высокопоставленных особ.

Она покидает дом, возвращается на Юстон, снова надевает темный парик и забирает кейс. Теперь ей надо успеть до того момента, когда Карлотта Адамс вернется из Чизика. Они заранее договорились о времени. Она едет в «Корнер-Хаус», периодически глядя на часы – время тянется медленно. Затем готовится ко второму убийству. Кладет маленькую золотую коробочку, заказанную ею из Парижа, в сумочку Карлотты Адамс, которая, естественно, при ней. Возможно, именно тогда она и обнаружила письмо. А может, нашла его раньше… Как бы то ни было, как только она видит адрес, сразу чует опасность. Открывает письмо – и ее подозрения оправдываются.