Я мысленно вспоминал по слову письмо Карлотты Адамс к сестре, уже успев выучить его наизусть. И снова и снова повторял слова Пуаро об оторванной странице.

Однако все это ни к чему не привело. Для меня в словах Пуаро не было никакого смысла. Почему страницу обязательно надо было оторвать? Нет, я этого не понимал.

На Риджент-Гейт дверь нам открыл новый дворецкий. Мой друг заявил, что хочет видеть мисс Кэрролл, и пока мы вслед за дворецким поднимались по лестнице, я раз в пятидесятый задавался вопросом, куда делся «греческий бог». Пока полиции так и не удалось напасть на его след. Неожиданно по спине у меня пробежали мурашки, когда я предположил, что он, возможно, тоже мертв…

Вид мисс Кэрролл, бодрой, аккуратной и в высшей степени здравомыслящей, отвлек меня от этих мыслей. Визит Пуаро явно удивил ее.

– Я рад, что вы все еще здесь, мадемуазель, – сказал он, склоняясь над ее рукой. – Я боялся не найти вас в этом доме.

– Джеральдин и слышать не желает о моем уходе, – сказала мисс Кэрролл. – Она умоляла меня остаться. И правда, в этот нелегкий период девочка нуждается в близком человеке. А еще больше она нуждается в защитнике. Уверяю вас, месье Пуаро, когда это необходимо, из меня получается очень эффективный защитник.

Ее губы сложились в тонкую линию. Я чувствовал, что она запросто даст отпор журналистам и прочим охотникам за сенсацией.

– Мадемуазель, вы всегда казались мне образцом результативности. И я восхищаюсь этим. Такое качество – редкость. А вот мадемуазель Марш другая, у нее нет практической жилки.

– Она мечтательница, – сказала мисс Кэрролл. – И совершенно непрактичная. Всегда такой была. К счастью, у нее есть средства к существованию.

– Да, именно.

– Но я полагаю, что вы прибыли сюда не для того, чтобы обсуждать, насколько практичными или непрактичными могут быть люди. Что я могу для вас сделать, месье Пуаро?

Не думаю, что моему другу понравилось, что его в такой вот манере возвращают к сути. Он всегда был привержен окольным путям. Что же касается мисс Кэрролл, то в ее понимании подобный подход был непрактичным. Она, прищурившись, с подозрением смотрела на Пуаро через свои сильные стекла.

– Есть некоторые моменты, по которым я хотел бы получить конкретную информацию. Я знаю, мисс Кэрролл, что вашей памяти можно доверять.

– Я была бы плохим секретарем, если б это было иначе, – мрачно заявила она.

– Лорд Эджвер был в Париже в прошлом ноябре?

– Да.

– Вы можете назвать дату поездки?

– Мне нужно заглянуть в ежедневник.

Она встала, отперла ящик, достала маленький блокнот, перелистнула страницы и наконец объявила:

– Лорд Эджвер выехал в Париж третьего ноября и вернулся седьмого. Еще он ездил туда двадцатого ноября и вернулся четвертого декабря. Что-то еще?

– Да. С какой целью он туда ездил?

– В первую поездку он хотел взглянуть на кое-какие статуэтки, чтобы потом купить их и выставить на аукцион. Во вторую у него не было четкой цели, насколько я знаю.

– Мадемуазель Марш сопровождала своего отца в этих поездках?

– Она никогда не сопровождала в поездках своего отца, месье Пуаро. Лорду Эджверу такая мысль даже в голову не пришла бы. В то время она жила в конвенте в Париже, но я сомневаюсь, что отец навещал ее там или забирал оттуда, – во всяком случае, меня сильно удивило бы, если б он так сделал.

– А вы сами не сопровождали его?

– Нет. – Она с подозрением оглядела его и резко осведомилась: – Месье Пуаро, зачем вы задаете мне эти вопросы? С какой целью?

Мой друг не ответил. Вместо этого он сказал:

– Мисс Марш очень привязана к своему кузену, не так ли?

– Честное слово, месье Пуаро, я не понимаю, какое отношение это имеет к вам.

– Она приходила ко мне на днях. Вы знали об этом?

– Нет, не знала. – Кажется, эта новость удивила ее. – Что она сказала?

– Она сказала мне – хотя другими словами, – что очень привязана к своему кузену.

– Ну, а тогда зачем спрашивать у меня?

– Затем, что я хочу знать ваше мнение.

На этот раз мисс Кэрролл решила ответить:

– Очень сильно привязана, на мой взгляд. Так было всегда.

– Вам не нравится нынешний лорд Эджвер?

– Я этого не говорю. От него никакого проку, вот и всё. Он несерьезный человек. Не отрицаю, что он приятен в общении. Он умеет убеждать. Однако я предпочла бы, чтобы Джеральдин обратила свое внимание на кого-то с более твердым характером.

– Например, на герцога Мертона?

– Я не знаю герцога. Как бы то ни было, он, похоже, серьезно относится к обязанностям, которые возлагает на него его положение. Но он бегает за той женщиной – за драгоценной Джейн Уилкинсон.

– Его мать…

– О! Осмелюсь заметить, его мать предпочла бы, чтобы он женился на Джеральдин. Но разве матери могут что-то сделать? Сыновья никогда не женятся на тех девушках, которым отдают предпочтение матери.

– Как вы думаете, кузен мисс Марш тоже испытывает к ней какие-то чувства?

– Сейчас, когда он оказался в этой ситуации, мне безразлично, испытывает он что-либо или нет.

– Вы считаете, что его осудят?

– Нет, не считаю. Я не думаю, что это его рук дело.

– Но ведь его все равно могут осудить?

Мисс Кэрролл не ответила.

– Не стану задерживать вас. – Пуаро поднялся. – Кстати, вы были знакомы с Карлоттой Адамс?

– Я видела ее игру. Очень способная актриса.

– Да, она была умна. – Пуаро словно бы углубился в размышления. – А! Мне надо надеть перчатки.

Он потянулся за перчатками, которые по приходе оставил на столе, но случайно манжетой задел цепочку от пенсне мисс Кэрролл. Пенсне слетело с ее носа, а перчатки упали на пол. Пуаро, рассыпаясь в извинениях, вернул пенсне хозяйке и поднял перчатки.

– Я должен еще раз попросить прощения за то, что побеспокоил вас, – добавил он. – Я надеялся, что смогу узнать о ссоре лорда Эджвера с кем-нибудь в прошлом году и что это даст мне ключ. Вот откуда мои вопросы о Париже. Тщетная надежда, но мадемуазель, кажется, была твердо уверена в том, что преступление совершил не ее кузен. На удивление твердо. Что ж, спокойной ночи, мадемуазель, и тысяча извинений за беспокойство.

Мы уже были у двери, когда мисс Кэрролл окликнула нас:

– Месье Пуаро, это не мои очки. Я через них ничего не вижу.

– Comment? – Мой друг изумленно уставился на нее. Затем на его лице появилась улыбка. – Какой же я глупец! Мои собственные очки выпали из кармана, когда я наклонился, чтобы поднять перчатки и ваши очки. Я их перепутал. Они, видите ли, очень похожи.

Обе стороны, улыбаясь, произвели обмен, и мы ушли.

– Пуаро, – сказал я, когда мы оказались на улице, – вы же не носите очки.

Он лукаво посмотрел на меня:

– А вы проницательны! Как быстро вы разглядели суть…

– Это то пенсне, что я нашел в сумочке Карлотты Адамс?

– Правильно.

– Почему вы решили, что он может принадлежать мисс Кэрролл?

Пуаро пожал плечами:

– Она единственная носит очки из всех, кто имеет отношение к делу.

– Однако же они не ее, – задумчиво произнес я.

– Так она утверждает.

– До чего же вы подозрительны, старый черт!

– Вовсе нет, вовсе нет. Вероятно, она сказала правду. Думаю, она не лгала. В противном случае едва ли заметила бы подмену. Я сделал все очень ловко, друг мой.

Мы не торопясь шли по улице. Я предложил взять такси, но Пуаро отказался.

– Мне надо подумать, друг мой. Ходьба помогает мне.

Я промолчал. Близилась ночь, но я не спешил возвращаться домой.

– Ваши вопросы о Париже были для прикрытия? – полюбопытствовал я.

– Не совсем.

– Мы так и не раскрыли тайну инициала Д, – напомнил я. – Странно, что ни у кого из тех, кто связан с делом, нет инициала Д – для имени или для фамилии, кроме… о да! Это странно… кроме Дональда Росса. А он мертв.

– Да, – печально сказал Пуаро. – Он мертв.

Я вспомнил другой вечер, когда мы прогуливались втроем. Вспомнил и еще кое-что…

– Господи, Пуаро! – воскликнул я. – Вы помните?

– Что я помню, друг мой?

– Что Росс сказал о тринадцати гостях за столом. Что он первым встал из-за стола.

Мой друг не ответил. Мне стало неуютно от того, что суеверие оказалось обоснованным.

– Чудно́ это, – тихо сказал я. – Вы должны признать, что это необычно.

– Э?..

– Я сказал, что это чудно́ – насчет Росса и тринадцати. Пуаро, о чем вы там думаете?

К моему величайшему изумлению и к моему, должен признаться, некоторому недовольству, Пуаро затрясся от смеха. Он хохотал и хохотал. Что-то явно подтолкнуло его к этому изысканному веселью.

– Над чем вы смеетесь, черт побери? – возмущенно спросил я.

– Ох! Ох! Ох! – задыхался Пуаро. – Ни над чем. Я вспомнил загадку, которую слышал на днях. Сейчас расскажу. Кто имеет две ноги, перья и лает, как собака?

– Курица, естественно, – устало ответил я. – Я помню ее с детства.

– Вы, Гастингс, слишком хорошо осведомлены. Вы должны сказать: «Не знаю». И тогда я говорю: «Курица», – а вы говорите: «Куры не лают, как собаки», и я говорю: «А я специально добавил лай, чтобы усложнить». А вдруг, Гастингс, именно так и объясняется буква Д?

– Какая чушь!

– Да, для многих, но с определенным складом ума. Ох, вот если б я мог у кого-нибудь спросить…

Мы проходили мимо большого кинотеатра. На улицу выходили зрители, обсуждая свои дела, своих слуг, своих знакомых противоположного пола и в последнюю очередь фильм, который они только что посмотрели.