Пуаро обладал отвратительной привычкой шутить не вовремя.

– Мы едем туда немедленно, друг мой, – сказал он и, заботливо смахнув воображаемую пылинку со своей шляпы, водрузил ее на голову.

Легкомысленное предположение Джейн Уилкинсон о том, что Джеральдин могла убить отца, показалось мне совершенно абсурдным. Такое мог предположить лишь полнейший тупица. Я так и сказал об этом Пуаро.

– Мозги. Мозги. Что мы на самом деле подразумеваем под этим термином? У вас бы сказали, что у Джейн Уилкинсон мозги кролика. В данном случае этот термин используется как пренебрежительный. Но возьмите кролика. Он живет и размножается, не так ли? А это в природе является признаком умственного превосходства. Очаровательная леди Эджвер не знает истории, географии, не знает она, sans doute[28], и классической литературы. Имя Лао-цзы вызовет у нее ассоциацию с породистым пекинесом, имя Мольера – с maison de couture[29]. Однако когда дело доходит до выбора туалета, до выгодного брака с богачом, до получения желаемого – ее успех становится феноменальным. От мнения философа о том, кто мог убить лорда Эджвера, мне не было бы никакого проку – с его точки зрения, мотивом для убийства было бы величайшее благо для большей части человечества, а так как этого достичь трудно, мало кто из философов становится убийцей. А вот безответственное мнение леди Эджвер может оказаться очень полезным, так как ее взгляды являются материалистическими и базируются на знании худшей стороны человеческой натуры.

– Наверное, в этом что-то есть, – не стал отрицать я.

– Nous voici[30], – сказал Пуаро. – Мне очень любопытно, зачем барышне понадобилось так срочно увидеться со мной.

– Вполне естественное желание, – сказал я, стремясь взять реванш. – Вы сами говорили об этом всего четверть часа назад. Естественное желание увидеть вблизи нечто уникальное.

Вспомнилось испуганное лицо девушки, стоявшей в дверном проеме. Я не мог забыть горящий взгляд ее темных глаз. Та мимолетная встреча произвела на меня неизгладимое впечатление.

Нас проводили наверх, в большую гостиную, и через минуту или две к нам вышла Джеральдин Марш.

Сейчас напряжение, которое я почувствовал в ней в прошлый раз, лишь усилилось. Высокая, тоненькая, белокожая, с загнанным взглядом черных глаз, эта девушка являла собой поразительный образ.

Она держалась исключительно спокойно – что было примечательно, если учесть ее юный возраст.

– Это очень любезно с вашей стороны, месье Пуаро, что вы приехали так быстро, – сказала Джеральдин. – Сожалею, что не встретилась с вами утром.

– Вы прилегли?

– Да. Мисс Кэрролл – вы знаете, секретарь моего отца – настояла. Она была очень добра.

В голосе девушки прозвучала странная нотка недовольства, и это озадачило меня.

– Чем я могу быть вам полезен, мадемуазель? – спросил Пуаро.

Поколебавшись, она ответила:

– Вы ведь приходили к моему отцу за день до того, как его убили?

– Да, мадемуазель.

– Зачем? Это он… послал за вами?

Пуаро ответил не сразу. И мне сейчас кажется, что тогда он сделал это умышленно. Он хотел подтолкнуть ее к дальнейшим вопросам. Он догадался, что она нетерпелива по характеру. Что она хочет получать все и сразу.

– Он боялся чего-то? Расскажите мне. Расскажите. Я должна знать. Кого он боялся? Почему? Что он сказал вам? Ой, ну почему вы молчите?

Я тогда подумал, что ее спокойствие напускное. Что оно скоро будет сломлено. Она подалась вперед, нервно сплетая и расплетая пальцы лежавших на коленях рук.

– То, что происходило между мной и лордом Эджвером, конфиденциально, – медленно проговорил Пуаро.

Ее взгляд не отрывался от его лица.

– Тогда разговор шел о семье… в том смысле, что он наверняка должен был касаться семьи. О, вот вы сидите тут и мучаете меня! Почему вы не хотите рассказывать? Мне надо знать. Для меня это важно. Поверьте мне.

И опять Пуаро медленно покачал головой. Очевидно, что он пребывал в глубоком недоумении.

– Месье Пуаро. – Джеральдин выпрямилась. – Я его дочь. Я вправе знать, чего мой отец боялся в последний день своей жизни. Нечестно оставлять меня в неведении. Нечестно по отношению к нему… не рассказывать мне.

– Значит, вы были так сильно привязаны к отцу, мадемуазель? – мягко спросил Пуаро.

Она отпрянула, словно ужаленная.

– Привязана? – прошептала она. – Привязана. Я… я…

Неожиданно ее самообладание рухнуло. Из горла Джеральдин вырвался смех. Девушка откинулась на спинку и продолжала и продолжала хохотать.

– Как забавно, – между приступами смеха сказала она. – Как забавно… спрашивать об этом.

Истерический смех не остался незамеченным. Дверь открылась, и вошла мисс Кэрролл. Она была уверенной в себе и деловитой.

– Успокойся, Джеральдин, дорогая, не надо так. Тише. Я настаиваю. Нет. Прекращай. Я говорю серьезно. Немедленно прекращай.

Ее решительные действия возымели эффект. Джеральдин перестала смеяться, вытерла глаза и села ровно.

– Простите, – негромко сказала она. – Со мной никогда такого не случалось.

Мисс Кэрролл все еще с беспокойством смотрела на нее.

– Я в порядке, мисс Кэрролл. Это было глупо с моей стороны.

Она вдруг улыбнулась. Улыбка получилась горькой. Девушка сидела с прямой спиной и смотрела в никуда.

– Он спросил у меня, – бесстрастно и четко произнесла она, – была ли я привязана к отцу.

Мисс Кэрролл издала неопределенный звук, похожий на кудахтанье. Он свидетельствовал о ее нерешительности. Джеральдин же презрительно продолжила:

– Интересно, что лучше: говорить правду или лгать? Говорить правду, я думаю. Я не была привязана к отцу. Я ненавидела его.

– Джеральдин, дорогая…

– Зачем притворяться? Вы не ненавидели его, потому что он до вас не дотрагивался! Вы были одной из немногих, кого он не терроризировал! Вы воспринимали его как работодателя, который платил вам хорошее годовое жалованье. Его гнев и странности вас не интересовали – вы их игнорировали. Я знаю, что бы вы сказали – «каждый должен с чем-то мириться». Вы всегда были жизнерадостны и равнодушны. Вы очень сильная женщина. Вы вообще не человек. Но ведь вы могли в любую минуту уйти из дома. А я не могла. Мое место было здесь.

– Послушай, Джеральдин, я думаю, не стоит углубляться во все это. Часто случается, когда отец и дочь не находят общего языка. И чем меньше об этом будут говорить, тем лучше, я уверена.

Джеральдин повернулась к ней спиной и обратилась к моему другу:

– Месье Пуаро, я ненавидела своего отца. Я рада, что он мертв. Для меня это означает свободу, свободу и независимость. Я ни в малейшей степени не горю желанием найти убийцу. Насколько можно судить, у человека, который убил его, на это имелись причины, причем веские, если оценивать их по его действиям.

Пуаро устремил на нее задумчивый взгляд:

– Это слишком опасный взгляд, чтобы придерживаться его, мадемуазель.

– Если кого-то вздернут, это вернет отца к жизни?

– Нет, – сухо ответил Пуаро. – Но может спасти жизнь другим невинным людям.

– Я не понимаю.

– Человек, который убил один раз, мадемуазель, почти наверняка убьет снова, а может, еще раз и еще.

– Я в это не верю. Нет… только не нормальный человек.

– Вы имеете в виду человека, страдающего манией убийства? Да, это верно. Одна жизнь отнята – возможно, после страшной борьбы с совестью убийцы. Потом – когда возникает угроза – второе убийство дается гораздо легче в моральном плане. При малейшем подозрении следует третье. Так постепенно возникает гордость своим мастерством – убийство становится métier[31]. И совершается почти с наслаждением.

Девушка спрятала лицо в ладонях.

– Ужасно. Ужасно. Это неправда.

– Предположим, я сказал бы вам, что это уже случилось? Что убийца – чтобы спасти себя – убил во второй раз?

– Что это значит, месье Пуаро? – вскричала мисс Кэрролл. – Еще одно убийство? Где? Кого?

Мой друг покачал головой.

– Это было всего лишь иллюстрацией. Прошу простить меня.

– О, ясно. На мгновение я и в самом деле подумала… Итак, Джеральдин, надеюсь, ты закончила нести полнейшую чушь?

– Как я вижу, вы на моей стороне, – сказал Пуаро с легким поклоном.

– Я не верю в смертную казнь, – сказала мисс Кэрролл. – А так я на вашей стороне. Общество нужно защищать.

Джеральдин встала и пригладила волосы.

– Простите, – сказала она. – Боюсь, я выставила себя полной дурой. Вы все еще отказываетесь рассказывать мне, зачем отец вызвал вас?

– Вызвал его? – в искреннем изумлении переспросила мисс Кэрролл.

– Вы меня неправильно поняли, мисс Марш. Я не отказывался. – Пуаро был вынужден открыть карты. – Я лишь размышлял, какая часть той беседы должна оставаться конфиденциальной. Ваш отец не вызывал меня. Я сам попросил его о встрече от имени своего клиента. Этот клиент – леди Эджвер.

– О! Ясно.

На лице девушки появилось странное выражение. Сначала я решил, что это разочарование. Потом понял, что облегчение.

– Знаете, месье Пуаро, вы меня здорово напугали, – сказала мисс Кэрролл, – когда заговорили о том, что эта женщина будто бы совершила второе убийство.

Пуаро, не ответив ей, обратился к девушке:

– Вы верите, мадемуазель, что убийство совершила леди Эджвер?

Та покачала головой:

– Нет, не верю. Я не могу представить ее… убийцей. Она слишком… искусственная.

– А я не представляю, кто еще мог его совершить, – сказала мисс Кэрролл. – И я сомневаюсь, что женщины ее типа имеют хоть какие-то нравственные принципы.