Он открыл дверцу, нашел почти пустой графин с бренди и протянул ей.

— Вот, пожалуйста, — сказал он. — Чем еще я могу вам помочь, мисс Стэнхоуп?

Элинор не попыталась взять из его рук графин. Наоборот, она отступала все дальше, пока не оказалась под ярко освещенной картиной — «Молодой колдуньей» Гойи. Такую смелую и в то же время сатирическую картину вы бы не захотели повесить в доме, где есть дети.

— Вы ужасный человек! — напустилась на него Элинор. — В конце концов, не забывайте, что вы у нас в гостях!

— Я все время помню об этом. Иначе…

— Что?

— Не важно. Разве вы не хотите бренди?

— Нет, — буркнула Элинор, у которой резко изменилось настроение. — Я хочу знать, что здесь произошло.

Пока они разговаривали, Бетти скользнула в нишу за портьерами, раздуваемыми сквозняком. Подняв портьеру, она стала смотреть, что находится за ней. Она даже зашла в нишу, опустив за собой портьеры, и через некоторое время вышла оттуда.

— Эй! — крикнула она, придерживая портьеру. — Пошел снег!

— Правда, дорогая? — без интереса в голосе отозвалась Кристабель. — На твоем месте я бы не стала ничего там трогать.

Бетти постояла в нерешительности. Наконец, как будто решившись, она снизошла до того, чтобы обратиться к Нику.

— Вы здесь главный, — заявила она. — Вы сказали, что не хотите, чтобы мы вмешивались. Но если вы выглянете в окно, то, возможно, увидите нечто интересное.

Он подошел к окну, обеими руками раздвинув тяжелые портьеры. Свет из столовой падал на крылечко, образованное нависающим сверху выступом. Однако свет оказался недостаточно ярок.

Окно было поднято на максимально возможную высоту. Порывшись в кармане, Ник нашел коробок, чиркнул спичкой и поднял руку повыше. В холодном, почти безветренном воздухе пламя горело ярко.

За крылечком медленно падали крупные влажные хлопья. Само крылечко, защищенное крышей от снегопада, было белым от покрывшей его наледи, начавшей таять. Наверное, корочка льда хрустит под ногами. Ник успел разглядеть на наледи следы — полные и фрагментарные; они совпадали с рисунком подошв туфель Дуайта Стэнхоупа. Все следы были направлены внутрь, к окну.

— И что? — спросил Ник.

— Следы оставил он? — уточнила Бетти.

— Несомненно. Как вы помните, на нем были… Хотя вы ведь его не видели, так?

— Нет, нет, конечно! Я хочу сказать, дело оказывается сложнее, чем мы думали, правда? Должно быть, он незаметно выбрался из дома, а потом вернулся.

— Дорогая, — устало перебила дочь Кристабель, — ты не открыла ничего нового. Мистер Вуд все установил уже несколько часов назад. Что такого в том, что вначале он вышел из дома?

Ник задул спичку и опустил портьеры. Нужно успеть зарисовать следы до того, как корка льда растает. А пока он посмотрел Бетти прямо в глаза. Он задал ей безмолвный вопрос, и она на него ответила.

— Ты ведь понимаешь, что еще означают следы, правда? — Бетти делала вид, что разговаривает с матерью, но на самом деле отвечала Нику.

— Нет, милая; боюсь, не понимаю.

— Мама, ну что ты! Его отпечатки на крыльце — единственные, так?

Кристабель грациозной походкой подошла к окну, чтобы взглянуть на следы своими глазами. Однако даже после того, как она, отпустив портьеры, вернулась в комнату, лицо ее по-прежнему хранило недоуменное выражение.

— Уже поздно, Бетти, и я устала. Изображать сыщиков приятно в книгах и играх; и не только приятно, но и забавно. Но когда ты пытаешься изображать из себя детектива в таком ужасном деле…

— Это значит, — звонко проговорила Бетти, — что злоумышленник не пришел за ним с улицы.

Продолжать она не стала: очевидно, не смогла — или не захотела — пугать мать.

Глава 9

На следующий день в два часа — день был бессолнечный и снежный — Николас Вуд спустился по главной лестнице в холл. Он решил прогуляться по воздуху.

Все остальные обитатели дома, похоже, еще спали. Но скоро они начнут подавать признаки жизни; он понял это, столкнувшись с горничной, которая несла поднос с завтраком в комнату Кристабель. Хотя самому Нику удалось поспать всего пару часов, он чувствовал себя на удивление свежим и бодрым. Улики собраны, и он уже поговорил по телефону со старшим инспектором Мастерсом.

В парадном зале, теперь ярко освещенном всеми скрытыми в карнизах светильниками, он встретил Ларкина. Вид у дворецкого был какой-то смущенный — возможно, у него имелись на то свои причины. У входной двери стоял очень большой сундук и еще больших размеров ящик. На сундуке и на ящике красовались яркие красно-белые надписи: «Великий Кафузалум». Кроме того, имелись указания: «Верх!» и «Обращаться с осторожностью».

Ник замешкался.

— Доброе утро, сэр, — поздоровался Ларкин.

— Доброе утро.

— Надеюсь, завтрак вам понравился?

— Да, очень, — кивнул Ник, лишь в самых общих чертах помнивший, что он ел.

— А… как мистер Стэнхоуп, сэр?

— Спит. С ним всю ночь сидел один из ваших лакеев. Врач должен скоро вернуться. — Ник показал на сундук и ящик: — Кстати, кто или что такое «Великий Кафузалум»?

На лице Ларкина мелькнула тень улыбки.

— Фокусник, сэр.

— Фокусник? Что еще за фокусник?

— Не знаю, говорили ли вам… У нас есть традиция каждый Новый год устраивать представление для детишек. Учитывая наши обстоятельства, сомневаюсь, что в нынешнем году представление состоится. Но мистер Стэнхоуп заранее выписал фокусника, самого модного, который выступает в «Палладиуме». Служащие Картера Патерсона только что доставили его реквизит.

— Интересно, интересно… — нарочито равнодушно проговорил Ник, обожавший фокусы. — Я иду гулять. Когда вернусь — а вернусь я скоро, — я переговорю с доктором Клементсом.

— Очень хорошо, сэр… Извините…

— Да?

— Относительно сведений, которые вы просили меня раздобыть вчера ночью. — Ларкин понизил голос. — Вам они все еще нужны или мне можно обо всем забыть?

— Конечно нужны! Извините; боюсь, я сам обо всем забыл. Что вам удалось выяснить?

Ларкин заговорил еще тише:

— Парадная дверь была заперта изнутри на засов и на цепочку. Вы, возможно, уже сами заметили это, сэр, когда мисс Элинор открывала доктору Клементсу. Дверь черного хода… то есть дверь подвального этажа, которая ведет в кухню, также была заперта на засов и на цепочку.

— Войти в дом можно только через те двери?

— Да, сэр.

— А окна первого этажа?

— Все заперты изнутри.

— Интересно, интересно… — пробормотал Ник.

Он обдумывал услышанное, пока Ларкин помогал ему вдеть руки в рукава пальто и открывал перед ним дверь. Он спустился по ступенькам и оказался в полутемном, подсвеченном снежным сиянием мире, заваленном снегом. На склоне холма, утопая ногами в снегу, стояла Бетти Стэнхоуп.

Фигурка Бетти в ярком лыжном костюме представляла собой образ явно не в викторианском стиле. На фоне белого снега и черных деревьев особенно отчетливо выделялись темно-красные брюки и куртка с капюшоном. Лицо под капюшоном разрумянилось от мороза, глаза ярко сверкали; носик, хотя и порозовел, тем не менее оставался хорошеньким. Она махнула ему рукой в шерстяной перчатке.

— Вот так встреча! — Бетти, шаркая ногами, направилась к крыльцу.

— Я просто вышел пройтись.

— Я тоже. Вы не возражаете, если я составлю вам компанию?

— Ничего не хотел бы больше, — ответил Ник. — Вы, наверное, знаете все здешние тропы. Куда идти?

Она смерила его пристальным взглядом.

— Самая лучшая тропа, — кивком она указала за дом, — идет через поле. Но там довольно глубокий снег.

— Не важно. Я в галошах.

Вскоре он понял, что его заявление оказалось излишне оптимистичным. Не успели они пройти и трехсот метров, как ноги его чуть ли не по колено утонули в липком снегу. Однако при подобных обстоятельствах ни один настоящий мужчина не сознается, что ему неудобно.

Они медленно и молча продвигались вперед. Еще пять минут, и дом остался далеко позади. Возможно, оттого, что на него больше не давила атмосфера «Уолдемира», а может, по другой причине, но настроение у Ника улучшилось, и он стал смотреть на вещи совершенно по-другому.

— Вы уверены, что не промочили ноги? — то и дело спрашивала Бетти.

— Нисколечко! — Шагнув очередной раз и провалившись по колено, он с трудом не упал. — Зато вы, кажется, хорошо подготовились для того, чтобы играть в снежки!

— Хотели поехать в Сент-Мориц, — объяснила Бетти. — Вот для чего, как правило, и покупаются такие костюмы. Мы собирались туда после Нового года, вот только…

— Что?

— Элинор разнервничалась и вышла из себя, потому что Винс Джеймс отказался нас сопровождать. Он хотел побывать в другом месте. И потому мы решили не ехать в Сент-Мориц.

— Скажите, а вы когда-нибудь нервничаете, выходите из себя?

— Мне от этого все равно не было бы никакой пользы, — серьезно ответила Бетти. — Просто сказали бы, что у меня пошаливает печень, и прописали какую-нибудь микстуру. Я знаю, я уже пробовала.

— Тогда скажите вот еще что. Какого вы мнения о Винсе Джеймсе?

Бетти задумалась, пока они спускались по склону.

— Очень привлекателен…

— Да, и что?

— Я правда не виню Элинор…

— Не вините?

— Но, между нами говоря, по-моему, он жуткий зануда.

Обычно люди не слишком радуются, когда их друга называют жутким занудой. Скажи те же самые слова кто угодно, кроме Бетти, и Ник принялся бы с жаром спорить. Описал бы положительные качества Винса — честность, прямоту, спортивные достижения… Ник отдавал должное бывшему однокласснику. Однако некоторые случайные обмолвки, которые допустил Винс вчера ночью, беспокоили его больше, чем он готов был признать.