Вот на этой-то двери и красовалась табличка, свидетельствовавшая о том, что за дверью находится сам шериф Морли Хейт.

Вы еще с ним не встречались, а вот нам с Лили такое счастье уже выпадало. Одевался он в манере шерифов Дикого Запада и револьвер носил в кобуре, подвешенной к ремню. Трудность представляло то, что он был прирожденным грубияном.

Поскольку он, безусловно, знал, чего следует от меня ожидать, с той минуты, как прослышал о наших новых полномочиях, мое появление не стало для него сюрпризом. Он даже не попытался прикинуться удивленным. Вместо этого он прищурился и спросил:

— Почему вы так долго не приходили?

У края его стола одиноко торчал простой деревянный стул. Я прошагал к нему и уселся.

— Мистер Вулф посчитал, что вчера у нас были более важные дела, — вежливо ответил я. — Пожалуй, впервые мне придется допрашивать подозреваемого в убийстве в присутствии шерифа. Нам понадобится стенографистка?

— Нет, — отрезал Хейт.

Открыв ящик стола, он пошарил в нем, достал несколько бумаг и выбрал одну.

— Вот дополнительный экземпляр подписанного протокола о допросе подозреваемого, которого допрашивал я. — Он протянул бумагу мне. — Читать, надеюсь, умеете?

Я взял бумагу, не моргнув и глазом. На стандартном листе с широкими полями через один интервал шел плотно напечатанный текст:


«Тимбербург, Монтана

27 июля 1968 г.

Я, Гилберт Хейт, проживающий в доме 218 на Джеферсон-стрит в г. Тимбербурге, штат Монтана, настоящим заверяй, что в четверг 25 июля сего года я находился на бензозаправочной станции «Престо» на Мейн-стрит с 12.50 до 14.25. Далее график моих передвижений таков, с точностью до пяти минут: с 14.35 до 16.25 я был в гостях у мисс Бесси Боутон, проживающей по адресу: Уиллоу-стрит, 360. С 16.40 до 17.05 я был в конторе «Кровельной компании Доуда» на Мейн-стрит, где встречался с мистером Хомером Доудом. С 17.20 до 18.00 я посещал ферму мистера Джимми Негрона.

Подпись: Гилберт Хейт

Свидетель: Эффи Т.Даггерс».


Имена и фамилии были подпечатаны под собственноручными подписями. Ни к чему не придерешься.

Шериф, конечно, ожидал, что я попытаюсь поискать слабинку в алиби Гилберта, либо же займусь выяснением личных отношений Гилберта с Альмой Грив и Филипом Броделлом, так что мне надо было сменить тактику. Хотя выбирать было особенно не из чего. Я аккуратно сложил документ, спрятал его в карман, прищурился и прогнусавил в лучшей манере шерифов из голливудских вестернов:

— Это только то, что касается его, и я это еще проверю, а вот как насчет вас? Где были вы с четырнадцати до восемнадцати часов в четверг двадцать пятого июля?

Результат превзошел мои ожидания. Его рука метнулась к кобуре, и на мгновение мне даже показалось, что кровопролития не избежать: глаза вылезли из орбит; потом он заревел, словно бык, которому выжигают клеймо;

— Ах ты, нью-йоркский подонок!

В следующий миг шериф рванулся со стула, но дальнейшие его действия я описать не в состоянии, так как, повернувшись к нему спиной, уже выходил из кабинета.

Поскольку мне доводилось наведываться к дому 360 по Уиллоу-стрит, спрашивать дорогу было ни к чему. Одноэтажный белый домишко с крылечком в три ступеньки. Внутри я, правда, не бывал, поскольку мисс Боутон разговаривала со мной через затянутую сеткой дверь. На сей же раз мисс Боутон распахнула ее передо мной, так что я вошел. Похоже, она тоже ожидала моего визита, хотя признаваться в этом не стала. Проведя меня в небольшую, уютную комнатку с двумя окнами и заставленную стеллажами с книгами, она сказала, что мне следовало позвонить, поскольку уик-энды она часто проводит на ранчо своего брата. Прежде чем усесться в самое большое из трех стоявших в комнатке кресел, мисс Боутон сняла с подушки рамку с вышивкой. Теперь я понят, чьи руки сотворили портрет Томаса Джефферсона, который украшал спинку моего кресла.

— Два года я преподавала Гилберту Хейту обществоведение, — сказала мисс Боутон. — Тридцать восемь лет назад, когда я только начала работать, этот предмет еще называли историей.

Я вежливо улыбнулся. Похоже, никакие вступления нам не требовались, но тем не менее я осведомился, не желает ли она взглянуть на мой мандат.

Мисс Боутон помотала головой, постреливая на меня глазками. Оправа очков с толстыми линзами была слишком велика для ее маленького круглого личика.

— Гилберт видел ваш мандат, — ответила она. — Он сказал мне только что по телефону. В прошлый раз я и права не имела говорить с вами, ведь вы были просто незнакомцем, о котором я и знать ничего не знала. Теперь — другое дело. Кое-кто злословит, что зря, дескать, Том Джессап привлек на помощь посторонних — вас с Ниро Вулфом, — но я считаю, что он прав. Так и надо. Том — хороший парень. Он учился у меня в сорок третьем году, во время войны. Все мы — граждане великой страны и живем по законам одной конституции. Так что вы хотите знать?

— Да только кое-какие мелочи, — сказал я. — Вам, конечно, известно, что когда совершается преступление, например, убийство, то всех подозреваемых допрашивают, а потом проверяют их показания. Гилберт Хейт показал, что пару недель назад провел здесь у вас часть дня. Это так?

— Да. Он пришел в половине третьего, а ушел в половине пятого.

— В какой день это было?

— В четверг Двадцать пятого июля.

— Почему вы так уверены, что именно в тот четверг?

Ее губы раздвинулись, обнажив два ряда мелких ровных белых зубов. Она, должно быть, считала, что улыбалась, хотя мне так не показалось.

— Думаю, — с расстановкой заговорила мисс Боутон, — что никому за последние тридцать восемь лет не пришлось ответить на столько вопросов, как мне. Я уже заранее знаю, какие вопросы ждать, и поэтому решила, что лучше всего рассказать все, как есть. Так вот, прослышав на следующий день, что этого человека убили, я сказала себе:

— Теперь Гилберту не придется мазать его дегтем и вываливать в перьях.

— Вот как?

Она кивнула, и стекла очков снова заблестели.

— Вам, конечно, хочется знать, что делал здесь Гилберт целых два часа. Мне потребовалось столько времени, чтобы убедить его. Не скажу, что я заменяю ему мать — ему было всего четыре, когда она умерла, — но Гилберт — не единственный юноша, который приходит ко мне за советом в трудный час. И это вовсе не хвастовство, поверьте. Он еще раньше поделился со мной своими трудностями… рассказал и о девушке, на которой хотел жениться, и об этом человеке, который ее соблазнил. А в тот день Гилберт примчался взъерошенный, потому что Броделл опять приехал сюда. Гилберт не знал, как быть. Первым делом он спросил, может ли заставить его жениться на Альме.

— Ружье у него есть?

— Конечно, у всякого мальчишки здесь есть ружье. Но дело не в этом. Гилберт и сам хотел на ней жениться, а Альма еще к тому же говорила, что ненавидит Филипа Броделла и встречаться с ним не хочет. Я сказала, что советовать тут нечего, поскольку он все равно не послушает ничьего совета. Даже если бы ему удалось каким-то образом заставить Броделла, то уж ее заставить бы не удалось, принимая к тому же во внимание, что он и сам хотел жениться на ней. Да и как, кстати, жениться, если у нее уже был бы муж? Я сказала, что он еще как следует не обдумал, что делать. Я всегда учу своих мальчиков и девочек сперва как следует все обдумать. Как Джордж Вашингтон, Джон Адамс и Авраам Линкольн.

— И вы.

— Я тоже пытаюсь. И вот тогда он высказал другую мысль. Вам известно, что более девяноста процентов всех дуэлей в нашей стране случилось к западу от Миссисипи?

— Если вы имеете в виду телевидение, то да.

— Я имею в виду вовсе не телевидение, а историю. Я изучала этот вопрос. Правда, дуэлями эти поединки не называли, да и начались они только тогда, когда наши предки продвинулась западнее Миссисипи. Это важный исторический факт, и мои ученики всегда проявляли к нему интерес. Я не думаю…

Она смежила очи и поджала губы. Потом раскрыла глаза и продолжила:

— Я пыталась припомнить, произнес ли Гилберт слово «дуэль» в тот день. Нет, не произнес. Он только сказал, что должен достать два пистолета, чтобы один отдать Филипу Броделлу, а потом спросил, как организовать это, сколько взять патронов и так далее. Сами понимаете, я его отговорила.

— Почему?

— Здесь было слишком много неточностей и неувязок. Прежде всего в историческом плане. Я имею в виду нашу, западную, историю. Тогда у каждого дуэлянта был свой пистолет, а у Броделла скорее всего не было собственного оружия. Кто бы в таком случае проверил пистолет, переданный ему Гилбертом? Нужно было посвятить в эту историю как минимум двоих, готовых пойти на подобный риск. Кому захочется оказаться замешанным в дело, которое могло привести к насильственной смерти? И привело бы — Гилберт стреляет отменно. Вот мне и пришлось отговаривать его, хотя для этого я пустила в ход иные аргументы и предложила свой план.

— Я попробую угадать. Деготь и перья?

— Это я вам уже говорила. Увы, на американском Западе деготь и перья не получили такого распространения, как дуэли. Хотя и зря. Если бы это наказание применяли в законном порядке, а не по суду Линча, оно было бы куда эффективнее, чем штраф или месяц тюремного заключения. Вы бы подумали лишний раз, прежде чем подверглись бы риску быть вымазанным дегтем и вывалянным в перьях?

— Я бы подумал лишний раз и прежде, чем подвергнуться риску заплатить штраф. А тут я бы подумал два лишних раза.

Мисс Боутон кивнула. Стекла вновь заблестели.

— Я решила, что нужно любой ценой убрать отсюда Броделла и не допустить его возвращения. Для этой цели деготь и перья подходят просто идеально. Гилберт попытался было спорить, но потом согласился, потому что тоже не хотел, чтобы Броделл возвращался сюда. А узнал он о его возвращении через десять минут после приезда — от своего друга. У каждого из нас есть такие друзья. Мы решили, что ему понадобится в помощь человек восемь-десять. Гилберт сказал, что может собрать сколько угодно, а лучше проделать это в субботу в Лейм-Хорсе, поскольку Броделл почти наверняка будет там, у Вуди. Вы знаете, что творится в субботу вечером у Вуди?