Вульф буркнул что-то себе под нос.

– Я должен был там остаться, но из этого ничего бы не вышло хорошего, потому что я был настолько взбешен, что не смог бы ничего сделать нормально. Всего тремя минутами раньше я застал бы ее в живых или настиг типа, который вытолкнул бедную в окно. Повезло этому мерзавцу! Он должен был спуститься в лифте или пройти по коридору к лестнице на полминуты раньше, чем я очутился на том этаже. А когда я выглянул в окно, он, конечно, был уже на тротуаре и спокойно, как ни в чем не бывало, уходил от дома.

Вульф широко раскрыл глаза и тут же прикрыл их.

– Если ты думаешь, – продолжал я агрессивно, – что ее не выбросили из окна, можешь ставить один к десяти. Не могу себе представить: женщина, которая печатала роман Берта Арчера, выбрала именно сегодняшний день, чтобы выброситься из окна или случайно оттуда выпасть.

– Но все же это возможно.

– Нет. Это было бы слишком нелепо. Не будем спорить. Так или иначе, ты требовал что-нибудь тебе принести. Теперь оно у тебя есть. – Я стукнул пальцем по блокноту, переплетенному в искусственную кожу.

– Твоя добыча стоит немного, – тоскливо вздохнул Вульф. – Из этого следует одно – Джоан Веллимэн была убита потому, что читала эту проклятую рукопись. Мы уже приняли подобную гипотезу, и мне кажется, мисс Абрамс вряд ли утешилась бы мыслью о том, что ее смерть подтвердила нашу догадку. Обычно люди рассчитывают на больший эффект от своей смерти. Разумеется, Крамер хотел бы иметь этот блокнот.

– Угу. Я должен был сам отдать его, но, видишь ли, ты говорил, чтобы я тебе что-нибудь принес, вот я и хотел показать тебе свою добычу. Отнести блокнот к Крамеру или попросить его по телефону, чтобы он кого-нибудь прислал?

– Ни то, ни другое. Положи его. Я помою руки и сам позвоню Крамеру. У тебя другая работа. Не исключено, что мисс Абрамс могла с кем-нибудь разговаривать о повести, которую печатала. Займись этим, потолкуй с семьей и знакомыми погибшей. Составь их список. Саул, Фред и Оррй явятся в половине шестого. Ты позвони в двадцать пять минут шестого. Скажешь, где ребятам с тобой встретиться. Поделите между собой список родных и приятелей мисс Абрамс.

– Черт побери! – Я с гневом обрушился на него. – Чего уж мелочиться. Скоро ты захочешь, вероятно, что-нибудь вынуть из пишущей машинки этой женщины.

Шеф проигнорировал мой выпад и направился в сторону раковины, чтобы вымыть руки. Я спустился этажом ниже и взял в своей комнате непромокаемый плащ, зашел на кухню и сообщил Фрицу, что поужинаю в городе.

V

Я показал себя не с худшей стороны. Домашний адрес Рэчел Абрамс я нашел в телефонной книге Бронкса. Набрал телефонный номер, и женский голос подтвердил мне, что я попал туда, куда следует, а успев проскочить в метро до часа пик, поздравил себя с успехом и многообещающим началом.

В старый доходный дом на Сто семьдесят восьмой улице я вошел меньше чем через час после приказа Вульфа заняться семьей и знакомыми погибшей.

Оказалось, однако, что спешка была излишней. Женщина, которая открыла мне дверь под номером 42, посмотрела мне в глаза пытливо, но совершенно спокойно.

– Это вы звонили? Что с моей Рэчел?

– Вы ее мать? – ответил я вопросом на вопрос.

– Да. Никто никогда в этом не сомневался, – ответила она, усмехаясь. – Что вы хотите?

– Да, я действительно показал себя лучше, чем мог рассчитывать. Был уверен, что меня опередят из полиции или прессы, поэтому ожидал слез и стонов. Но, судя по всему, я был первым. Разумеется, следовало сообщить ей страшную новость, но ласковый, безмятежный тон, которым она говорила о «своей Рэчел», отнял у меня последнее мужество. Я не мог также сказать, что произошла ошибка, и испариться, так как у меня было конкретное задание и невыполнение его только потому, что это меня не устраивает, не отвечало бы стилю нашей работы. С большим трудом я заставил себя улыбнуться, но, должен признаться, две секунды не мог ничего сказать.

Мать Рэчел смотрела на меня темными, большими, добрыми глазами.

– Проходите, пожалуйста, в комнату, – пригласила она, выслушав мое нелепое объяснение.

– Я не займу у вас много времени, – ответил я с усилием. – Я уже представился вам по телефону. Арчи Гудвин. Собираю материалы для статьи о стенографистках, работающих в собственных бюро. Ваша дочь разговаривает с вами о своей работе?

Женщина наморщила лоб.

– Но ведь вы можете сами ее об этом спросить, правда?

– Могу, естественно. Но разве я не могу спросить об этом вас?

– Конечно, можете.

– Вот-вот. Меня интересуют разные вещи. Например! Ваша дочь печатает для кого-нибудь рассказы или статьи? Рассказывает ли она вам об авторах? Говорит, как они выглядят, чем они известны? А может, пересказывает содержание рассказов или статей?

Морщины на лбу женщины не разглаживались.

– Разве в этом было бы что-нибудь плохое?

– Что вы, что вы. Речь идет не о том. Мне бы хотелось придать своей статье неофициальные черты, сослаться на разговоры с родными и друзьями интересующих меня особ.

– Это значит, о моей Рэчел будет статья? – расцвела мать.

– Да, – ответил я, на этот раз не солгав.

– И ее имя будет в печати?

– Совершенно верно.

– Она не рассказывает о своей работе, ничего не рассказывает. Ни мне, ни сестрам. Говорит только, сколько зарабатывает, так как отдает мне часть денег: не для меня, а для семьи, для одной из сестер, которая учится. Она не рассказывала, как выглядят ее клиенты. Если ее имя попадет в прессу, все должны узнать об этом.

– Вы совершенно правы. А что известно…

– Вы хотели поговорить с родственниками и знакомыми моей Рэчел. Так вот, ее отец будет дома минут двадцать восьмого. Есть еще ее сестра Дебора, но она очень молода, ей всего шестнадцати. Моя дочь, Кенси, сегодня не придет домой. Она гостит у приятельницы. Будет завтра в половине пятого. Вас интересуют и знакомые? Есть такой молодой человек, Уильям Баттерфилл. Ли хочет жениться на Рэчел. Но это… – Миссис Абрамс не закончила фразы. – Но это дело личное. Вам дать его адрес?

– Да. Будьте так добры.

Женщина назвала номер дома на Семьдесят шестой улице и продолжала:

– В том же доме на третьем этаже живет Хильда Гринберг, в квартире 2С. И Синтия Фин, но это псевдоним. Вы ее, конечно, знаете?

– Гм… не припомню.

– Она играет в театре.

– Да, да, конечно, Синтия Фин.

– Да, она училась с Рэчел в школе, но ушла оттуда. Не могу сказать о ней ничего плохого. Я старею, и кто со мной в конце концов останется. Сейчас у меня муж, дети, ) знакомые, но знаю, что в будущем у меня всегда будет Рэчел. Если ее имя появится в статье, об этом обязательно нужно написать. Я расскажу вам гораздо больше, конечно, если вы пройдете в комнату и… Извините. Телефон.

Она повернулась и засеменила в глубь квартиры. Я замер у двери. Через минуту я услышал приглушенный голос:

– Слушаю… Да, я у телефона… Да… Да, Рэчел Абрамс моя дочь… Извините, кто говорит? Не расслышала…

Не подлежало сомнению, что мне было пора уходить. Оставалась только проблема: закрыть дверь или оставить открытой… После короткого колебания я рассудил, что лучше будет ее закрыть, и потянул за ручку сильно, но без шума. Затем бросился по ступенькам вниз.

На улице я посмотрел на часы и констатировал, что уже двадцать четыре минуты шестого, завернул за угол и вошел в бар с телефонным аппаратом. Набрал номер Ниро Вульфа. Мне ответил Фриц и немедленно соединил с теплицей.

– Я разговаривал с матерью Рэчел, – начал я, когда шеф взял трубку. – Узнал, что ее дочь никогда не рассказывала дома о своей работе. Мы побеседовали очень хорошо, так как миссис Абрамс еще не узнала страшную новость. Ей очень хотелось, чтобы имя ее дочери появилось в газетах, а увидит она ее имя благодаря тому мерзавцу, который опередил меня на три минуты. Я ничего ей не сказал, потому что не хотел терять время. Завтра она, может быть, вспомнит что-нибудь, хотя это сомнительно. Любое обстоятельство может помочь найти убийцу. У меня есть несколько имен и адресов, разбросанных по городу. Скажи ребятам, чтобы позвонили мне по телефону. – Я дал шефу номер телефона бара.

– Крамер обязательно хочет с тобой увидеться, – ответил он. – Я проинформировал его по телефону о том, что произошло, а он прислал за блокнотом, но увидеться с тобой хочет непременно. Он в бешенстве. Когда управишься с другими делами, можешь к нему заглянуть. В конце концов мы с ним сотрудничаем.

– Что? По какому делу? A-а… Хорошо. Я загляну к нему. А ты не преувеличиваешь?

Я ждал в телефонной кабине, а когда раздался звонок, поручил Уильяма Баттерфилда Саулу, Хильду Гринберг – Фреду, а Синтию Фри – Орри. Сказал им также, чтобы собирали дальше имена и двигались побыстрее. Затем поспешил на станцию подземки.

В отделе по делам убийств на Двадцатой улице я убедился в том, что Крамер взбешен до крайности. За годы моей работы меня часто вызывали по этому адресу. Если мы располагали чем-то, о чем инспектор рад был бы узнать (или у инспектора были какие-то иллюзии на этот счет), меня проводили прямо в его кабинет. Если же речь шла о формальностях, меня принимал сержант Перли Стеббинс или кто-то из подчиненных. Когда Крамер хотел мне досадить, то направлял меня к Рауклиффу.

Если бы мне пришлось выбирать между адом и раем, то я попросту бы спросил: «А где Рауклифф»?

Мы явно не терпели друг друга и были в совершенно одинаковом положении, пока мне в голову не пришла мысль о заикании. Рауклифф в раздражении начинал заикаться, а моя идея основывалась на том, чтобы, дождавшись определенного момента, один раз заикнуться. Результат, превзошел все ожидания. Рауклифф впал в ярость и еще больше стал заикаться, а я начал кричать, что он меня передразнивает. С этого времени я чувствовал свое превосходство над ним, что он, разумеется, сознавал.