В половине одиннадцатого я толкнул дверь с надписью «Бродвей. Услуги по машинописи» и очутился в сумасшедшем доме.

В комнату, где можно было бы удобно разместить пять столиков с пишущими машинками и пять машинисток, вместили удвоенное количество столиков и женщин, которые штурмовали клавиши в два раза быстрее, чем это делал я.

– Вы заведующая? У вас, вероятно, есть свой кабинет? – обратился я к даме, бюст которой вполне мог бы служить полкой для книг.

– Да, у меня есть кабинет, – ответила она с достоинством и проводила меня в клетку за перегородкой.

Перегородка эта была в шесть футов высоты, и шум проникал в «кабинет» сверху.

После двухминутного молчания дама заявила высокомерно:

– Мы не даем информации о клиентах. Принципом нашей фирмы является сохранение чужой тайны. _

– Нашей фирмы также, – ответил я, предъявляя ей визитную карточку.: – Выслушайте меня, пожалуйста. У нашего клиента, известной издательской фирмы, находится рукопись романа, талантливого романа, который обязательно хотят напечатать. Но в рукописи отсутствует титульный лист с именем автора и адресом, и его не могут найти. Издатель помнит имя – Берт Арчер, однако не знает адреса, но любой ценой хочет установить контакт с автором. Он не был бы заинтересован в этом, если бы не хотел издать роман. Но в том-то и дело, что он очень хочет его издать. В телефонной книге такого имени нет. Рукопись прислана по почте простой бандеролью. На объявление, помещенное в газете, никто не отозвался. Мне бы хотелось только узнать, не перепечатывался ли в вашей фирме прошлой осенью, вероятнее всего, в сентябре, роман Берта Арчера под названием «Не доверяйте…»

Дама была все так же высокомерна.

– В сентябре? Ваш клиент долго раздумывает.

– Нет, что вы. Он пытается найти автора.

– Если бы мы перепечатывали этот роман, титульный лист не мог пропасть. Рукопись была бы в фирменном скоросшивателе.

Кто-то из ребят говорил мне о подобных вещах, поэтому я понимающе покачал головой.

– Несомненно, это так, – ответил я. – Но издатели неохотно читают рукописи в переплете. Чаще всего они вынимают их из скоросшивателя. Если вы перепечатывали его роман, Берт Арчер был бы благодарен вам за оказанную ему помощь. Человек получит свой шанс, может быть, единственный в жизни!

Дама в течение всего разговора стояла и ответила с важностью:

– Хорошо. Но я должна это проверить.

Она вышла, а когда через двадцать минут вернулась, мне пришлось ждать еще десять, в течение которых она просматривала различные карточки. Ответ был следующий:

«Нет, Берт Арчер никогда не был клиентом нашей фирмы».

На лифте я поднялся на девятнадцатый этаж, чтобы посетить разместившееся в том же здании машинописное бюро «Рафаэль».

Два визита заняли около часа: в таком темпе я не смог бы много сделать в течение дня. Бюро были различного рода– от огромного предприятия под названием «Отличное машинописное бюро Ст. Акц.» до частной квартиры, состоящей из комнаты, ванной и кухни, где работали. две девушки. Я пообедал у Сардц за счет мистера Джона Р. Веллимэна и вновь принялся за работу.

Было тепло, как всегда в феврале, но непрерывно шел дождь, и, прокладывая себе дорогу сквозь толпу на Бродвее, я жалел, что вместо коричневого демисезонного пальто не надел непромокаемый плащ. Цель моих поисков в следующем здании была, по правде сказать, незначительна. Здесь помещалось машинописное бюро Рэчел Абрамс. Дом был старый, без претензий. По левую сторону от входной двери находился салон мод «Каролина», по правую – Центральная городская столовая. В холле я снял и отряхнул свое пальто, а затем ознакомился со списком съемщиков и поднялся на лифте на восьмой этаж. Лифтер сказал мне, что квартира № 729 в глубине коридора.

Я отправился в указанном направлении, повернул вправо и еще раз вправо и наконец оказался перед широко открытыми дверями. Пришлось просунуть в них голову, чтобы увидеть № 729, а ниже надпись:


РЭЧЕЛ АБРАМС

Стенография и машинопись

В комнате размером не более двадцати на десять футов стоял стол с пишущей машинкой, маленький столик, два стула, вешалка и старый металлический конторский шкафчик.

На вешалке я увидел дамский плащ, шляпу и зонтик, на столике – вазу с желтыми нарциссами. Весь пол был покрыт разбросанными в беспорядке бумагами, что было вполне понятно, так как из открытого окна в комнату тянуло сильным сквозняком.

Но врывался в окно не только ветер. Его сопровождали голоса, даже, скорее, крики на улице. Я высунулся из окна и посмотрел вниз. Люди останавливались, несмотря на дождь, глазея на что-то. С разных сторон в направлении этого дома бежали трое мужчин. Перед домом собралась небольшая толпа. Посреди толпы двое мужчин склонились над женщиной, неподвижно лежащей на мостовой. Голова ее была неестественно повернута набок, а задравшаяся юбка оголила ноги. У меня хорошее зрение, но эту необычную сцену я рассматривал с восьмого этажа, сквозь начавшийся мелкий дождь. Несмотря на это мне показалось, что, хотя большинство зевак глазело на женщину, некоторые посматривали наверх, как будто на меня. В ста футах от дома трусцой бежал полицейский, направляясь в сторону возбужденной толпы.

Даю честное слово, положение я оценил менее чем за три секунды. Говорю эго не ради похвальбы. Об этом не может быть и речи. Хочу лишь объяснить мои последующие действия. По правде говоря, состояние было одним из наиболее удивительных в моей жизни. Вульф хотел, чтобы я ему что-нибудь принес, а я понял, что опоздал всего на три, а может быть, только на две минуты. Несомненно, дальнейшие мои действия были стремительными. Я отошел от окна, остановился и поглядел сначала на стол, потом на шкаф. Начал со стола – он стоял ближе.

Это была наверняка самая молниеносная ревизия в истории. С первого взгляда я отказался от осмотра узкого среднего ящика. В верхнем левом нашел бумагу, копирку и конверты. Второй ящик был разделен на три отделения разных размеров. В среднем лежал блокнот, переплетенный в искусственную кожу. Наверху первой страницы было написано: «Поступления», а первая страница гласила: «7.8.1944 г.» Я перелистал страницы до 1950-го, начал с июля – и наконец! «12/9 – Берт Арчер, долл: 60 задаток». Шестью строчками ниже находилась вторая интересующая меня запись: «23/9 – Берт Арчер, долл: 38.14: – остаток задолженности».

– Вот несчастье, – сказал я сам себе и, сунув блокнот в карман, двинулся к выходу.

Оставалась слабая надежда, что Рэчел Абрамс еще жива и сможет что-нибудь сказать. Когда я прошел второй изгиб коридора, двери лифта открылись и оттуда вышел полицейский. Я был настолько озабочен, что не посмотрел на него, а это было большой ошибкой, так как фараоны, особенно когда иду по следу, не любят тех, кто избегает их взгляда.

Полицейский загородил мне дорогу И резко спросил:

– Кто вы такой?

– Губернатор Дьюк. Мне к лицу то, что я сбрил усы?

– Без шуток. Предъявите документы. Ваше имя?

– Если хотите, проводите меня. Там я поговорю с сержантом, – заявил я, нажимая кнопку лифта. – Всего хорошего. Очень спешу.

Я быстро вошел в кабину, где лифтер рассказывал пассажирам об из ряда вон выходящем происшествии. Холл на первом этаже был совершенно пуст. Зато толпа перед домом все увеличивалась несмотря, на дождь. Мне пришлось состроить важный вид, чтобы пробраться в середину. Полицейский уговаривал зевак расступиться. У меня был подготовлен подходящий аргумент,, который, однако, оказался лишним, когда я подошел ближе. Женщина была мертва, и положение головы по отношению к телу свидетельствовало о том, что она уже никогда и ничего больше не скажет. Я мог не спрашивать о ее имени, так как, протискиваясь сквозь толпу, слышал несколько раз: Рэчел Абрамс. Выбравшись на перекресток, я поймал такси и назвал шоферу номер дома на Тридцать пятой улице.

Когда я поднялся по ступенькам и отворил дверь своим ключом, было пять минут пятого; а значит, Вульф совершал дневной обход оранжереи. Повесив пальто и шляпу в холле, я взбежал наверх, в мансарду, где находилась оранжерея. Я входил туда тысячу раз, но всегда оргия красок ослепляла и заставляла замедлить шаги. На этот раз я не заметил орхидей даже в средней оранжерее, где были в полном расцвете Палаонорские и Кеттлей.

Вульф и Теодор были в теплице и как раз пересаживали молодую Дендрорна Хрусоток из маленьких горшков в большие. Когда я подошел, шеф неприветливо обратился ко мне:

– Не можешь подождать?

– Думаю, что мог бы, – признался я. – Она умерла.

Я хотел бы только получить твое согласие на разговор с Крамером. Это ничего не изменит. Меня видели лифтер и полицейский. Отпечатки пальцев, несомненно, остались на столе.

– В чем дело? Кто умер?

– Женщина, которая перепечатала на машинке роман Берта Арчера.

– Когда умерла? Как?

– Только что. Умерла, когда я поднимался в лифте на восьмой этаж, в ее бюро. Быстрее меня проделала путь в обратном направлении: из окна на мостовую. Погибла, ударившись о тротуар.

– Откуда ты знаешь, что она печатала повесть Берта Арчера?

– В ящике ее стола нашел вот это. – Я достал из кармана блокнот и продемонстрировал шефу интересующие нас записи. У него были испачканы руки, так что мне пришлось держать блокнот перед его глазами.

– Ты ознакомился с подробностями? – спросил он.

– Да, черт побери.

Я приступил к исчерпывающему отчету, а Вульф стоял, опершись измазанными руками о бордюр, лицом ко мне, губы его были плотно сжаты, на лбу отпечатались глубокие морщины. Его желтый рабочий фартук– (почти в пол-акра) был того же цвета, что и нарциссы на столе Рэчел Абрамс.

– Ты хочешь знать, что я об этом думаю? – спросил я любезно, когда закончил рассказ.