Ответа не было. Женщины смотрели на Вульфа, но языки держали за зубами.

– Что ж… – Вульф понимающе кивнул головой. – Он мог воспользоваться машинкой, когда его никто не видел. Или мог увидеть кто-то из служащих, не присутствующих здесь. Дальнейшее расследование разрешит сомнения. Я хотел бы, однако, чтобы все дамы хорошенько поняли ситуацию. Конверт, о котором идет речь, является доказательством очень важным. Если мистер О’Маллей держал его в руках, то должен бы оставить на нем отпечатки пальцев, так как трудно предположить, что в ту субботу утром он мог расхаживать по конторе в перчатках. Но это не все. Узнать, на какой машинке отпечатан адрес на конверте, очень просто. Если окажется, что это машинка одной из дам и эта дама была утром в субботу в бюро, а мистер О’Маллей заявит, что он не пользовался этой машинкой, дама может оказаться в щекотливом положении. Полиция может спросить…

– Это была моя машинка, – раздался голос, настолько сдавленный, что он едва мог быть слышен: голос прекрасной Элеонор.

– Так. Можно узнать ваше имя?

– Элеонор Грубер, – ответила девушка.

– Расскажите нам, как это было.

– Я стояла у шкафа с актами, когда он спросил…

– Мистер О’Маллей?

: – Да. Он спросил, не позволю ли я воспользоваться моей машинкой? Разумеется, я позволила. Это все.

– Мистер О’Маллей воспользовался вашей машинкой, чтобы написать адрес на конверте?

– Не знаю. Я стояла у шкафа, спиной к нему. Я сказала, что это была моя машинка. Мне надо было сказать: «могла быть».

– В вашем столе были тогда фирменные конверты?

– Конечно. В верхнем ящике.

– Как долго мистер О’Маллей сидел за столом?

– Откуда… Очень недолго.

– Минуту? Немного дольше?

– Я сказала: очень недолго. Точно определись время не могу.

– Но он бы смог напечатать адрес на конверте?

– Разумеется. Это дело нескольких секунд.

– Вы видели у него в руках конверт?

– Нет. Я не смотрела в ту сторону. Я, была занята.

– Благодарю вас. Мне неприятно, что пришлось помочь вам кое-что вспомнить, но рад, что эта помощь оказалась полезной. – Вульф слегка повернулся в сторону О’Маллея. – Пора, наконец, услышать от вас несколько слов. Я не могу задавать вам длинные и сложные вопросы. Я попросту спрошу, сделали ли вы в ту субботу то, о чем только что шла речь?

О’Маллей неузнаваемо изменился. Теперь на его лице не было гримасы разочарования, исчезли складки на щеках. Казалось, он помолодел на десять лет. Его голос зазвучал резко, а глаза блестели так, будто в темноте на них упала полоса света.

– Я хотел бы лучше послушать, если вы еще не закончили.

– Хорошо… Я еще не закончил. Вы понимаете, что я обвиняю вас в убийстве?

– Да. Говорите дальше.

Перли Стеббинс встал, обогнул Бриггса и Крамера, взял свободный стул, поставил его справа от О’Маллея и уселся. О’Маллей на него даже не взглянул. А Вульф продолжал дальше:

– Утверждения, что О’Маллей добрался до заявления Дайкеса и перед отправкой его мне сделал надпись, подражая почерку Корригана, конечно, недостаточно, чтобы признать его виновным в убийстве. Все присутствующие знали в то время заглавие романа Берта Арчера «Не доверяйте…», и каждый мог знать или узнать, что это первая строка третьего стиха 146 псалма.

Но утверждение это указывает на то, что О’Маллею мало было дать мне понять, что кто-то из компаньонов связан с рукописью, а значит, и с убийством. Ему важно, чтобы этим человеком был Корриган. Я вынужден…

– Почему Корриган? – спросил Касбон.

– К этому я и веду. Я вынужден снова говорить о вещах, которые не могу доказать, как и в случае с мистером Икс. Речь идет о человеке, о том же человеке, но теперь мы назовем его О’Маллей. Основная особенность мнимой исповеди состоит в том, что все предназначенные нам факты соответствуют истине и верны до мельчайших подробностей. Ее автор действительно нашел в столе Дайкеса рукопись Берта Арчера и прочел ее. Он действительно пришел к Дайкесу и разговаривал с ним. Содержание беседы точно воспроизведено в исповеди. Дайкеса он убил из страха, что тот опубликует рукопись. По той же причине он убил Джоан Веллимэн и Рэчел Абрамс. Но автором исповеди является О’Маллей. Он…

– Вы сошли с ума! – крикнул Касбон. – Из романа Дайкеса явствует, что Корриган донес на О’Маллея. Разве это не так?

– Так.

– И О’Маллей узнал об этом, когда нашел и прочел рукопись?

– Да.

– Получается, он совершил три убийства для того, чтобы не выяснилось, что Корриган на него донес? Помилуйте!

– Нет. Он совершил три убийства, чтобы спокойно совершить четвертое. Когда он узнал, что Корриган донес на него и тем самым фактически уничтожил, он решил убить Корригана. Но даже если он самым великолепным образом обдумал преступление, Дайкес был для него угрозой. Страшной угрозой. Дайкес знал, что О’Маллею известно о доносе Корригана. И если Корриган умрет насильственной смертью, неважно при каких Обстоятельствах, Дайкес может проговориться. Поэтому Дайкес должен умереть первым. Так думал О’Маллей, и так было. Второй на очереди была Джоан Веллимэн. О’Маллей был убежден, что она тоже опасна, поэтому договорился с ней о встрече. Может быть, он и в самом деле не собирался делать ей ничего плохого, как видно из его исповеди. Но когда она напомнила о сходстве фабулы романа и событий, происшедших в жизни, не припомнив только его имени, О’Маллей испытал сильное потрясение, даже больше чем потрясение, как он выразился в исповеди. Пятью часами позже Джоан Веллимэн не было в живых.

В глубине комнаты скрипнул отодвигаемый стул. Джон Р. Веллимэн встал и на цыпочках двинулся с места. К нему обратились все взоры. Вульф перестал говорить. Но Веллимэн тихо прошел вдоль стены к стулу, на котором прежде сидел Стеббинс и откуда хорошо были видны юристы, находившиеся в первом ряду.

– Извините, – обратился он ко всем и сел.

Женщины заговорили сдержанным шепотом. Крамер посмотрел в сторону Веллимэна, но, по-видимому, решил, что тот не будет выступать в роли Немезиды, и перевел взгляд на моего шефа.

– В результате, – продолжал Вульф, – остался единственный и последний источник угрозы: Рэчел Абрамс. Конечно, О’Маллей слышал о ней от Дайкеса, а если даже не слышал, то нашел во время ревизии в его квартире квитанцию Берта Арчера. Теперь я позволю себе привести короткий отрывок исповеди, – сказал Вульф и, перелистав пару страниц, начал читать:

«…Я не содрогнулся внутренне при убийстве Джоан Веллимэн, или во всяком случае не смог отказаться выполнить его. Если бы я не принял убийства Джоан Веллимэн, то как бы я смог оправдать тогда убийство Леонарда Дайкеса? Смерть Джоан Веллимэн закончила процесс моего внутреннего перерождения. Потом я мог уже убивать сколько угодно людей, имея достаточные мотивы для оправдания и не чувствуя при этом угрызений совести.

Когда я замышлял убийство Рэчел Абрамс, то думал только, что оно неизбежно, и о том, обойдется ли оно без излишнего риска. Я считал, что оно неизбежно…»

Вульф поднял глаза:

– Этот документ действительно необычный. Мы видим в нем человека, который желал успокоиться, смягчить укоры совести и сравнивает этап за этапом свое превращение в убийцу. Но этот человек боится ответственности, старается ее избежать и поэтому свои поступки и падение приписывает другому лицу. Маневр был хорошо обдуманным, ловким и наверняка удался бы этому субъекту, если бы мистер Веллимэн не доверил дело мне, не выстоял, несмотря на огромные расходы и разочарования. Но я опережаю самого себя. Исповедь, о которой идет речь, правдива лишь отчасти и раскрывает не все. Ровно две недели назад, двадцать шестого февраля, Рэчел Абрамс представляла собой нечто большее, чем потенциальную и отдаленную угрозу. Убийца знал…

– Вы имеете в виду О’Маллея? – прервал Касбон.

– Да.

– Но вы слегка ошиблись! Две недели назад О’Маллей был в Атланте.

Вульф кивнул головой.

– Разумеется. Я поясню это в свое время. Убийца знал, что идет расследование и что Бертом Арчером и рукописью занялись всерьез. Разумеется, он не мог не принимать во внимание возможности моей встречи с Рэчел Абрамс. Он должен был меня опередить и опередил: оказался у нее на две минуты раньше, чем мистер Гудвин. Ему везло! Приготовления подошли к концу. Теперь он мог выполнить, что задумал с самого начала: убить Корригана. Он не мог отказаться от убийства, но в создавшейся ситуации его положение было не из легких. И прежде всего О’Маллей хотел узнать, как много мне известно, поэтому он позвонил Корригану и предложил поговорить со мной. Это была наша первая встреча, когда я задавал вопросы. Я попросил тогда предоставить в мое распоряжение известное заявление Дайкеса, и может быть, именно это натолкнуло О’Маллея на мысль свалить ответственность за убийства на Корригана. Во всяком случае, О’Маллею удалось воспроизвести почерк Корригана, прежде чем заявление попало ко мне. Несомненно, он считал это первым шагом. :

Вульф сделал паузу, посмотрел на Веллимэна. Но наш клиент спокойно приглядывался к О’Маллею и, по-видимому, не собирался играть активную роль.

– Когда полиция, – продолжал мой шеф, – начала расследование загадочной надписи, О’Маллей, как и все остальные, твердил, что ничего о ней не знает, и вместе с другими обвинил меня в подделке. В такой ситуации письмо, посланное миссис Поттер, было водой, льющейся на его мельницу. Он понимал, что это ход либо мой, либо Крамера, ведь он не сомневался в том, что все экземпляры рукописи уничтожены. Я не знаю, как происходило совещание, которое тогда провели компаньоны, но уверен, что О’Маллей не жалел слов и усилий для того, чтобы послать в Калифорнию Корригана. События превзошли все его ожидания. Когда вернулся Корриган, компаньоны известили меня, но я сыграл на руку О’Маллею, отказался дать информацию и сказал, что почти готов перейти в наступление. Это была угроза все равно для кого, но если этим человеком был Корриган, то он должен был решиться на самоубийство. О’Маллей действовал быстро и безошибочно. Прошло едва ли десять часов с момента моего разговора с компаньонами до той минуты, когда он набрал мой номер, чтобы я услышал звук выстрела, которым он убил Корригана.