Вульф быстро посмотрел на Филпса.

– Вас раздражают убийства?

– Я не сказал этого. Раздражать – это глагол действия. Я остаюсь равнодушным.

– Но ведь вы живете на доходы от адвокатуры?

– Да. Поэтому я здесь. Я пришел и буду говорить, но прошу не рассчитывать, что вы сумеете меня взволновать.

– Даже пробовать не буду. – Вульф перенес взгляд на О’Маллея. – А вас что сюда привело?

– Лояльность, – ответил О’Маллей и поднял стакан, который я успел вновь наполнить. – Да здравствует лояльность!

– По отношению к кому, к вашим бывшим компаньонам? У меня такое впечатление, что вы не испытываете к ним особой симпатии.

О’Маллей отставил стакан.

– Это говорит о том, как обманчива внешность. Джеймс, Эммет, Луис и Фред – это мои старые приятели. Я охотно пошел бы за них в огонь и в воду. Правда-правда, пошел бы. Разве этого недостаточно, чтобы мне прийти сюда?

– Меня устроило бы что-нибудь более определенное.

– Придерживаюсь другого мнения. Я был человеком талантливым и не лишенным честолюбия. Свои способности я развивал в одном направлении. Речь шла о том, чтобы стать лицом к лицу с судьей и присяжными и, руководствуясь собственными соображениями и сердечностью этих людей, получить вердикт, выгодный для защищаемой стороны. В течение четырех лет я не проиграл ни одного дела и неожиданно оказался перед катастрофой. Не было другой возможности, и я пошел на безумный шаг. Первый и последний раз дал взятку председателю суда присяжных. Дело удалось. В течение нескольких недель я надеялся, что все в порядке. А потом кто-то донес о подкупе. Председатель, взятый в оборот, не выдержал и признался. Из-за недостатка улик меня не осудили как афериста. Голоса присяжных разделились пополам: шесть на шесть. Но меня лишили адвокатских прав.

– Кто сообщил суду?

– Тогда я не знал, теперь у меня есть основание подозревать жену подкупленного.

– Компаньоны знали о вашем шаге?

– Нет. Они не согласились бы на это. Как люди честные, то есть не пойманные на горячем, они были возмущены. Но я не могу отказать им в лояльности. Они помогли мне в защите, которая была, однако, безнадежной. Я человек на редкость способный, но не могу извлекать выгоду их своих способностей. Они годятся только для одного места, куда мне путь закрыт. Кроме того, я заклейменный. Люди, которые могли бы пользоваться моими услугами вне суда, не желают этого. Я банкрот. У меня нет причин цепляться за жизнь, кроме чистого упрямства, а единственным источником доходов стала фирма. Поступления от дел, незаконченных к моменту моего ухода, и разные мелкие поручения. А поэтому процветание фирмы в моих интересах. Вам не кажется это достаточным поводом, чтобы прийти сюда? Заодно могу представить другой. Хотите послушать?

– Если повод не слишком фантастичен.

– Фантастичен? Вот еще! Я жалею бывших компаньонов, которые меня уничтожили, но подозреваю, что один из них убил Дайкеса и тех двух женщин, хотя и не представляю, за что. Я уверен, что вы не успокоитесь, пока не найдете убийцу, и хочу посмотреть, как это будет выглядеть. Вам нравится такая концепция?

– Что ж! Она любопытна.

– Есть еще одна. Я сам убил Дайкеса и двух женщин, хотя и не представляю, за что. Думаю, вы опаснее, чем полиция, поэтому хочу, чтобы вы были у меня на глазах. – О’Маллей потянулся за стаканом. – Вот вам четыре повода. Должно хватить.

– Пока хватит, – согласился Вульф. – Естественно, ваши поводы взаимоисключающие. По одной версии, компаньоны помогли вам бороться, по другой – уничтожили вас. А как было на самом деле?

– Боролись за меня, как тигры!

– Да, мы боролись, Кон! – выкрикнул Филпс. – Побоку пошли все другие дела. Мы предприняли все, что было в нашей власти.

– А потому, – подхватил О’Маллей, обращаясь к моему шефу с невозмутимым спокойствием, – примите вторую версию. Подтверждение наверное найдете.

– Так или иначе, она мне больше подходит, – Заявил шеф и посмотрел на стенные часы. – Я хотел бы услышать от вас кое-что о Дайкесе, но, увы, приближается время ужина. Мне очень неприятно: как я уже говорил, сегодня мы не готовы принять гостей.

Адвокаты встали, и Корриган спросил моего шефа:

– Во сколько вы хотите, сэр, видеть нас снова?

Вульф скривился. Мысль о работе в преддверии пищеварительного процесса была для него невыносима.

– В девять вам подойдет, господа?

Это их полностью устраивало.

XII

Когда в чай ночи Вульф окончил конференцию и проводил наших гостей, я был полон чувством того, что меня ожидают многочисленные свидания с девушками. Нельзя сказать, что гости мало говорили. Ничего подобного. На нас обрушилось не меньше четырех тысяч фактов – примерно тысяча в час, – но если бы кто-нибудь предложил нам за них десять центов, мы остались бы в выигрыше. Информации мы получили выше головы, но не было здесь ни одной тысячной Берта Арчера, романа или фактов, связанных с Ними. Вульф пал так низко, что расспрашивал наших гостей, как они провели вечер шестого февраля, хотя полиция неоднократно их об этом спрашивала.

О самом Леонарде Дайкесе мы услышали столько, что могли бы составить его биографию как в документальной, так и в литературной форме. Он начал работать посыльным. Был работящим, добросовестным, лояльным, а так как считался обладателем неплохих умственных способностей, дошел до должности.руководителя служащих бюро и уважаемого делопроизводителя. Жены у него не было. Он курил трубку и однажды во время празднования какого-то события в конторе напился двумя стаканами пунша, что говорило о нем как о трезвеннике. Кроме работы, летом интересовался только баскетболом и профессиональным хоккеем – зимой. Никто из пятерки не имел понятия, кто его убил и зачем.

В ходе разговора между нашими гостями беспрерывно возникали споры по поводу даже самых незначительных моментов. Когда, например, Вульф захотел узнать, как Дайкес реагировал на катастрофу О’Маллея, то услышал от Корригана, что делопроизводитель подал письменную просьбу об увольнении. Мой шеф спросил, когда это произошло, но Корриган точно Не помнил. Во всяком случае летом, скорее всего, в июне. Тогда Вульф заинтересовался содержанием заявления.

– Я не ручаюсь за формулировки, – ответил старший компаньон, – но Дайкес выражал какие-то сомнения. Он писал 0 сплетнях, передаваемых персоналом фирмы, будто это он виновен в несчастьях О’Маллея, и считал, что если он останемся, то это может иметь дурные последствия для фирмы. Он писал также, что был назначен руководителем по предложению О’Маллея и просит об уходе, так как у нового главы фирмы могут быть иные планы.

– Заявление было принято?

– Ничего подобного! Я вызвал Дайкеса к себе и сообщил ему, что доволен его работой, а сплетни персонала не стоит принимать всерьез.

– Я хотел бы увидеть это заявление? У вас оно есть?

– Оно должно быть подшито к делу, однако… – Корриган остановился и задумался. – Нет. Заявление я переслал О’Маллею. Наверное, оно у него.

– Ведь я тебе его вернул, – удивился О’Маллей.

– Правда? Я не помню.

– Он должен был это сделать, – вставил Филпс, – потому что, когда ты показал мне заявление… Нет! Это было что-то другое. Когда ты показал мне заявление, то говорил, что намерен послать его О’Маллею.

– Это заявление об уходе я получил и вернул… Хотя, хотя… Заявление я отдал Фреду. Пришел в канцелярию и не застал Дайкеса. И поэтому заявление я отдал Фреду.

Бриггс опять начал моргать сильнее.

– Это совершенно неверная информация, – сказал он, глядя на всех по очереди. – Эммет показал мне заявление. Я обижен, но нисколько не удивлен. Мы все знаем, что Кон человек безответственный и болтун.

– Помилуй, Фред! – повысил голос Филпс. – Какого черта Кон стал бы врать в таком деле? Ведь он же сказал, что отдал тебе заявление, а не показал.

– Я вру? Информация абсолютно фальшивая!

– Не думаю, что этот вопрос требует такой горячей дискуссии, – вмешался Вульф. – Я хотел бы посмотреть не только заявление, о котором идет речь, но и другие составленные Дайкесом документы, письма, заметки, записки или их копии. Разумеется, я буду благодарен, если мне предоставят его заявление об увольнении. Мне не нужно много материалов. Достаточно нескольких бумаг. Могу ли я их получить?

Компаньоны не ответили утвердительно.

Когда все ушли, я потянулся и, зевая, спросил:

– Обсудим дело теперь или отложим до завтра?

– А что у нас есть для обсуждения, черт побери? – Вульф отодвинул кресло и тяжело встал. – Иди спать! – приказал он и направился в сторону лифта.

Наутро в пятницу мне фатально не везло. Я неоднократно оставался у разбитого корыта.. Когда я позвонил Цие Лондеро, чтобы предложить ей вместе поразвлечься, то услышал, что девушка после полудня уезжает на уикэнд и возвращается лишь в воскресенье вечером. Тогда я набрал номер Элеонор Грубер, следующей кандидатки, но узнал, что вечером и она занята. Я просмотрел списки имен, стараясь быть объективным, и выбрал Бланш Дьюк. Когда нас соединили, я убедился, что Бланш не горит энтузиазмом. Может быть, однако, она никогда не бывает в настроении, обслуживая коммутатор. Вечер пятницы у нее тоже был занят, но мы договорились о встрече в субботу вечером.

В течение дня я выслушивал телефонные рапорты Саула, Фреда и Орри, а незадолго до шести Саул появился в конторе. Единственная причина, по которой я не стал бы голосовать за Саула Пензера во время выборов президента Соединенных Штатов, заключалась в том, что он никогда не одевается прилично. Не имею понятия, каким чудом он мог бы заполучить голоса жителей Нью-Йорка в этой своей заплеванной коричневой кепке и старом коричневом костюме. Со всеми заданиями шефа он справляется хорошо. Кроме меня, пожалуй, никто не управится с ними лучше. Так почему его не избрать президентом? Стоит подарить ему костюм и шляпу, и посмотрите, что будет дальше.