Задира из Брокас-холла

В том году (а случилось это в 1878-м) Южно-мидлендский добровольческий кавалерийский полк, выехав на учения, расположился биваком недалеко от Лутона{572}, однако никто во всем огромном лагере не думал о том, как лучше подготовиться к возможной общеевропейской войне. Намного больше всех занимал другой вопрос: где найти такого боксера, который выстоял бы больше десяти раундов против полкового кузнеца сержанта Бэртона. Громила Бэртон был высоким статным здоровяком (почти девяносто килограммов костей и мускулов) и в каждой руке силищу имел такую, что одним хлопком мог уложить любого обычного человека. Найти ему достойного соперника было просто необходимо, потому что он уже до того зазнался, что стал задирать нос выше собственного шлема. Вот поэтому сэр Фред Милберн, больше известный как Ворчун, и был командирован в Лондон, чтобы попытаться разыскать кого-нибудь, кто согласился бы прокатиться и сбить спесь с зазнавшегося драгуна.

В те времена профессиональный бокс переживал не лучшие дни. Старый добрый кулачный бой почил в скандале и бесславии, задохнувшись среди бесчисленной толпы желающих поживиться за счет ставок и прочего разномастного сброда, принесшего бесчестие и погибель достойным всяческого уважения бойцам, которые чаще всего были скромными и благородными людьми, настоящими героями. Честный любитель спорта, желающий посмотреть бой, обычно натыкался на мошенников, с которыми даже был не в силах бороться, поскольку фактически сам принимал участие в противозаконном действии. Среди бела дня его могли раздеть, отобрать кошелек, а то и проломить голову, если бы он решился сопротивляться. К рингу могли подобраться лишь те, кто не боялся пускать в ход кастеты, дубинки или охотничьи хлысты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что этот древний вид спорта стал уделом тех, кому нечего было терять.

С другой стороны, эра спортивных залов и разрешенного законом боя в перчатках еще не наступила, поэтому бокс в то время пребывал в странном, подвешенном состоянии. Не было никакой возможности навести порядок в этой области, но и запретить этот вид спорта было также невозможно, поскольку для души обычного британца нет ничего слаще и притягательнее. Отсюда и кое-как организованные поединки в конюшнях и амбарах, и торопливые поездки во Францию, и тайные встречи по ночам в самых безлюдных местах страны, и другие ухищрения и попытки обойти закон. Даже сами бойцы под влиянием обстоятельств, можно сказать, «выродились». Теперь честные открытые бои стали редкостью, и первое место обычно доставалось не сильнейшему, а самому хвастливому. И лишь по ту сторону Атлантики появилась могучая фигура Джона Лоренса Салливана, которому суждено было стать последним представителем старой школы боя без перчаток и первым представителем новой.

В таких непростых условиях капитану кавалерийского полка было не так-то легко в боксерских салунах и пивных Лондона разыскать бойца, чтобы выставить его против здоровяка сержанта. Боксеры-тяжеловесы были нарасхват, поэтому в конце концов он остановил свой выбор на Альфе Стивенсе из Кентиш-Таун{573}, прекрасном молодом спортсмене среднего веса, который не потерпел еще ни одного поражения и имел все задатки стать чемпионом. Его богатый опыт участия в профессиональных поединках мог компенсировать разницу в весе с грозным драгуном, тяжелее его на девятнадцать килограммов. Понадеявшись на это, сэр Фред Милберн договорился с ним и пообещал отвезти его в своем экипаже, запряженном парой резвых серых рысаков, в военный лагерь. Они должны были выехать вечером, прокатиться по Большой северной дороге, заночевать в Сент-Олбансе{574} и закончить путешествие на следующий день.

Боксер встретился с баронетом рядом с «Золотом крестом». Когда он пришел, Бейтс, маленький грум{575} Милберна, уже держал под уздцы горячих лошадей. Стивенс, прекрасно сложенный молодой человек с очень бледным лицом, уселся рядом со своим нанимателем в двуколку{576} и помахал небольшой группе боксеров. Эти мрачного вида люди в грубых двубортных куртках и без воротничков пришли проводить своего товарища.

– Удачи, Альф! – грянул хор хриплых голосов, когда мальчик отпустил головы лошадей и запрыгнул на запятки. Экипаж живо тронулся с места и, повернув за угол, растворился на Трафальгарской площади{577}.

Оживленное движение на Оксфорд-стрит и Эджвер-роуд{578} настолько отвлекало внимание сэра Фредерика, что ни о чем другом думать он не мог, поэтому, лишь выехав за город в районе Хендона{579}, когда кусты по краям дороги наконец сменили бесконечную панораму кирпичных стен, он смог опустить вожжи и взглянуть на сидящего рядом с ним молодого человека. Нашел он его по рекомендациям и отзывам, поэтому теперь ему было любопытно рассмотреть его воочию. Уже сгущались сумерки, света было мало, но то, что увидел баронет, ему понравилось. Одного взгляда на молодого человека было достаточно, чтобы увидеть в нем настоящего бойца: упругая фигура, мощная грудь, прямоугольное лицо и глубоко посаженные глаза – все говорило о стойкости духа и неустрашимости. Но самое главное: он не проиграл ни одного боя и имел ту уверенность в своих силах, которая исчезает после первого же поражения. Баронет довольно усмехнулся, подумав, какой сюрприз он везет заносчивому сержанту.

– Вы, Стивенс, похоже, в неплохой форме, – сказал он.

– Да, сэр. Хоть сейчас в бой.

– Я так и понял по вашему виду.

– Вообще-то я все время тренируюсь, сэр, но в прошлое воскресенье мне нужно было с Майком Коннором драться, и я сбросил вес до семидесяти двух сорока. Он получил то, что ему полагалось, ну а я сейчас в лучшей форме.

– Это хорошо, потому что вам придется встретиться с противником, который тяжелее вас на девятнадцать килограммов и выше на десять сантиметров.

Молодой человек улыбнулся.

– Я и не таких уделывал, сэр.

– Надеюсь. Но он тоже парень не промах.

– Что ж, сэр, буду стараться.

Баронету понравился скромный, но уверенный ответ юного боксера. Но вдруг в голову ему пришла неожиданная мысль и он рассмеялся.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Вот было бы забавно, если б ночью нам повстречался Задира.

Альф Стивенс насторожился.

– Это кто такой, сэр?

– Ну, это как раз то, чего никто не знает точно. Одни говорят, что видели его собственными глазами, другие – что все рассказы про него – сказки, но, по крайней мере, кулаки у него крепкие и оставляют очень убедительные следы.

– И где ж с ним можно встретиться?

– Да вот на этой самой дороге. Как я слышал, где-то между Финчли и Элстри. Их двое, эти парни выходят на дорогу в полнолуние и вызывают прохожих на кулачный бой по старым правилам. Один останавливает людей, а второй дерется. И дерется он, как дьявол! По утрам находили людей, у которых вместо лиц было кровавое месиво. Говорят, это дело рук Задиры.

Альфа Стивенса услышанное очень заинтересовало.

– Мне всегда хотелось попробовать бой в старом стиле, сэр, только никогда не подворачивался случай. По-моему, без перчаток у меня бы даже лучше получалось.

– И вы бы не отказались побиться с Задирой?

– Отказаться? Да я бы десять миль проехал, чтобы встретиться с ним.

– Черт возьми, на это стоило бы посмотреть! – воскликнул баронет. – А что, луна полная, и мы как раз на месте. Может, повезет, а?

– Если он так хорош, как вы говорите, – заметил Стивенс, – ему нужно на профессиональном ринге выступать, а не драться с кем попало на дорогах.

– Тут недалеко есть тренировочные конюшни, поэтому кто-то считает его конюхом или каким-нибудь наездником оттуда. Там, где есть лошади, всегда и бокс любят. Если верить разговорам, в этом парне есть что-то странное. Эй, ты! Осторожнее, осторожнее, тебе говорю!

Последние слова баронет прокричал голосом, в котором соединились удивление и злость. Дело в том, что в этом месте дорога спускается в небольшую ложбину, до того густо заросшую деревьями, что ночью въезд в нее больше походит на вход в туннель. Внизу, где начинается эта аллея, стоят два огромных каменных пилона{580}. При дневном свете видно, что они все в пятнах лишайника и геральдические знаки, некогда возвышавшиеся над ними, настолько потерты временем и непогодой, что почти полностью утратили форму и превратились в небольшие каменные выступы. Изящная железная решетка ворот, криво висящая на ржавых петлях, указывает как на былое величие, так и на нынешний упадок старинного Брокас-холла, который расположен в конце этой заросшей аллеи. И вот из тени этих старинных ворот прямо на дорогу неожиданно выскочил какой-то проворный человек, с удивительной ловкостью остановил экипаж, схватив под уздцы лошадей, которые захрапели, взвились на дыбы и в испуге начали пятиться, приседая на задние ноги.

– Эй, Роу, подержи-ка пока лошадей, – выкрикнул резкий скрипучий голос. – Хочу потолковать с этим красавчиком расфуфыренным, пока он не проехал мимо.

Из тени показался еще один человек и, не произнеся ни слова, принял из рук первого лошадей. Это был низкий толстый мужчина, одетый в странную доходящую до колен коричневую куртку с пелериной, гетры и тяжелые башмаки. Голова его была непокрыта, и, когда он вошел в отбрасываемый фонарем экипажа круг света, сидящие в двуколке смогли рассмотреть угрюмое красное лицо с сильно выпирающей над бритым подбородком нижней губой и черный шарф, завязанный крепким узлом на шее. Как только он взял лошадей, его более энергичный товарищ подскочил к экипажу, положил костлявую руку на крыло и уставился на путешественников проницательными голубыми глазами. Теперь и он был хорошо освещен. Шапка его была низко надвинута на лоб, но, несмотря на это, баронет и боксер, увидев лицо незнакомца, вздрогнули – таким злым оно было. Злым, грозным, мрачным и грубым, с горбатым носом и твердым ртом, говорящим о жестком характере этого человека, который и сам никогда жалости не попросит, и не проявит ее к другому. Что касается его возраста, наверняка можно было сказать лишь то, что человек, наделенный таким лицом, достаточно молод и находится в расцвете сил, но в то же время уже успел познать все зло, которое есть в мире.