Движения человека с лампой были уверенными. Он легко и быстро подошел к одному из больших шкафов и, достав из кармана ключ, открыл его. С верхней полки он стащил мумию и очень осторожно, даже с почтением, положил ее на пол чуть в стороне. Потом поставил рядом с ней лампу, поджав ноги на восточный манер, сел и длинными дрожащими пальцами стал снимать с мумии повязки. Когда с хрустом отошли первые несколько лент, зал наполнился сильным сладковатым запахом, на мраморный пол посыпались труха и крошки засохших благовоний.

Джон Ванситтарт Смит не сомневался, что эту мумию раньше не разворачивали, поэтому происходящее его сильно заинтересовало. Его всего затрясло от любопытства, птицеподобная голова высовывалась из-за двери все дальше и дальше. Однако когда с четырехтысячелетней головы была снята последняя полоска материи, он едва сдержался, чтобы не вскричать от изумления. Сначала из-под рук работника водопадом хлынули длинные черные блестящие локоны. Вторым движением он обнажил низкий белый лоб и пару изящно изогнутых бровей. Третьим – открыл яркие восточные глаза и ровный точеный нос. Наконец четвертым и последним движением он снял повязку с красивых, пухлых, чувственных губ и прекрасно очерченного подбородка. Обнажившееся лицо было восхитительно, только прямо посередине лба было заметно неровное пятнышко кофейного цвета. Несомненно, это было величайшее достижение древних бальзамировщиков. Глаза Ванситтарта Смита раскрывались все шире и шире, от восхищения у него запершило в горле.

Между тем удивление египтолога не шло ни в какое сравнение с тем впечатлением, которое произвел женский лик на странного смотрителя. Он поднял над головой руки, затараторил какие-то непонятные отрывистые слова, потом бросился на пол рядом с мумией, обнял ее и стал осыпать ее лоб и губы поцелуями.

– Ma petite! – бормотал он по-французски. – Ma pauvre petite![58] – От нахлынувшего чувства голос его дрогнул, пришли в движение все бесчисленные морщинки, но ученый заметил, что в его поблескивающих в свете лампы глазах не выступило ни слезинки, они оставались совершенно сухими, как два стальных шарика. Несколько минут он лежал на полу, что-то тихонько приговаривая и всхлипывая над прекрасной головой. По лицу его пробежала судорога, но вдруг он улыбнулся, произнес несколько слов на каком-то неизвестном языке и с решительным видом вскочил на ноги.

В самой середине зала стояла большая круглая витрина, в которой была выставлена для обозрения прекрасная коллекция древнеегипетских колец и драгоценных камней. Ученый это прекрасно знал, потому что не раз любовался ими, проходя мимо. К ней и направился смотритель. Повернув в замке ключ, он поднял стеклянную крышку. Поставив лампу на деревянный выступ сбоку, он вынул из кармана маленькую глиняную баночку и поместил ее рядом с лампой. Потом странный человек достал из витрины пригоршню колец и с чрезвычайно серьезным и сосредоточенным лицом начал смазывать их по очереди какой-то жидкостью из глиняной баночки и подносить к свету. Очевидно, первая партия колец его разочаровала, потому что он раздраженно высыпал их обратно в коробку и тут же достал новую пригоршню. Среди них был большой перстень с массивным прозрачным камнем, который явно привлек его внимание. Он протер его содержимым баночки и тут же с ликующим возгласом воздел руки. Однако при этом он случайно зацепил баночку, та полетела на пол, содержимое ее выплеснулось и потекло прямо к ногам англичанина. Служитель выхватил из нагрудного кармана красный носовой платок, бросился вытирать лужу и в следующий миг оказался лицом к лицу с наблюдателем.

– Прошу меня извинить, – произнес Джон Ванситтарт Смит самым вежливым тоном, на который был способен. – Мне довелось случайно заснуть за этой дверью.

– И вы за мной следили? – по-английски осведомился смотритель, и его мертвенно-бледное лицо приобрело зловещее выражение.

Ученый был убежденным правдолюбом.

– Признаюсь, – сказал он. – Я действительно наблюдал за вашими действиями, и они удивили и необычайно заинтересовали меня.

Смотритель достал из-за пазухи длинный кривой нож.

– Вам очень повезло, – произнес он. – Если бы я увидел вас десять минут назад, этим ножом я пронзил бы ваше сердце. Но, если сейчас вы прикоснетесь ко мне или попытаетесь помешать, вы умрете.

– Я вовсе не собирался вам мешать, – сказал на это ученый. – Мое присутствие здесь – совершеннейшая случайность. Все, что я прошу, – не могли бы вы указать мне дорогу к какому-нибудь выходу? – Говорил он все тем же любезным тоном, поскольку его собеседник прижал кончик клинка кинжала к своей левой ладони, как будто пробовал его остроту, и лицо его сохраняло самое злобное выражение.

– Если бы я подумал… – произнес он. – Но нет, может быть, так и лучше. Как вас зовут?

Англичанин представился.

– Ванситтарт Смит, – повторил смотритель. – Вы – тот самый Ванситтарт Смит, который издал в Лондоне работу об Эль-Кабе? Я читал ее. Вы ничего не смыслите в этом вопросе.

– Сэр! – воскликнул египтолог.

– Хотя ваши познания и превосходят познания многих, кто считает себя еще большим специалистом. В Египте для нас главным были не надписи и монументы, о которых вы столько говорите, а герметическая философия и тайные знания, о которых вы или вовсе не пишете, или упоминаете вскользь.

– Для нас? – удивленно повторил ученый и вдруг вскричал: – Боже правый! Посмотрите на лицо мумии!

Странный человек повернулся, посветил лампой на мертвую женщину и издал долгий жалобный стон. Воздействие воздуха сказалось на работе бальзамировщика – кожа стала быстро отставать от тела, глаза ввалились, побелевшие губы ссохлись и обнажили желтые зубы. Лишь коричневая отметина на лбу указывала на то, что это то самое лицо, которое всего несколько минут назад казалось столь юным и прекрасным.

В ужасе и скорби мужчина сложил перед собой ладони. Потом огромным усилием воли овладел собой и снова обратил холодные глаза на англичанина.

– Это ничего не значит, – дрожащим голосом произнес он. – Совершенно ничего. Сегодня я пришел сюда с определенной целью. Она достигнута, и все остальное – неважно. Я нашел то, что искал. Древнее проклятие снято, и я могу воссоединиться с ней. Какая разница, как выглядит ее безжизненная оболочка, если душа ее ждет меня по ту сторону завесы?

– Что за странные слова, – сказал Ванситтарт Смит. Ему все больше и больше начинало казаться, что он имеет дело с сумасшедшим.

– Времени мало. Мне пора идти, – продолжил тот. – Миг, которого я так долго ждал, уже близок. Но сначала мне нужно вывести вас. Идите за мной.

Подняв лампу, он пошел через залы: египетский, ассирийский, персидский. В конце последнего открыл небольшую дверцу, утопленную в стене, и стал спускаться по каменной винтовой лестнице. Англичанин почувствовал, как по его лбу прошелся прохладный ночной воздух. Прямо перед ним была дверь, которая, судя по всему, вела на улицу. Из еще одной раскрытой двери справа в темный коридор падал желтый луч света.

– Сюда! – коротко произнес смотритель.

Ванситтарт Смит колебался. Он-то надеялся, что приключения его уже закончились, тем не менее его разбирало любопытство, против которого устоять он был не в силах. Уйти, не разобравшись во всем, ученый не мог, поэтому прошел вслед за странным спутником в освещенное помещение.

Это была небольшая комнатушка, в таких обычно живут консьержи. В камине потрескивали дрова, у одной стены стояла низкая кровать на колесиках, у второй – грубый деревянный стул, посередине – круглый стол с остатками еды. Обведя комнату взглядом, гость с удивлением отметил, что здесь все до последней мелочи выглядело очень необычно и явно было изготовлено руками древних мастеров. Свечи, вазы на каминной полке, каминные приборы, узоры на стенах – все наводило на мысли о далеком прошлом. Неприветливый служитель музея сел на край кровати и жестом пригласил гостя располагаться на стуле.

– Может быть, это судьба, – сказал он на чистом английском. – Может быть, мне было предначертано оставить рассказ о себе в назидание всем безрассудным смертным, которые отваживаются восставать против сил Природы. Я расскажу все вам. Поступайте с моим рассказом как хотите. Я буду говорить с вами, стоя одной ногой на пороге иного мира.

Я, как вы догадались, египтянин… Нет, не из той презренной расы рабов, которые сейчас живут в дельте Нила. Я из того великого и воинственного народа, что покорил евреев, отбросил эфиопцев обратно к южным пустыням и возвел огромные памятники, которым завидовали, которыми восхищались все последующие поколения. Впервые я увидел солнце во время правления Тутмоса, за шестнадцать столетий до рождения Христа. Вы вздрогнули, но подождите, вы увидите, что меня, скорее, нужно жалеть, чем бояться.

Звали меня Сосра. Отец мой был верховным жрецом Осириса{485} в главном храме города Аварис, который в те времена стоял на Бубастийском рукаве{486} Нила. Я вырос в храме, меня с детства обучали тайным наукам, о которых рассказывается в вашей Библии. Я был способным учеником. Мне еще не исполнилось и шестнадцати, а я уже знал все, чему могли научить меня мудрейшие жрецы. После этого я начал изучать тайны природы самостоятельно и ни с кем не делил полученных знаний.

Из всех вопросов, которые привлекали меня, больше всего времени я потратил на те, которые имели отношение к природе жизни. Я хотел познать сам принцип жизни. Цель медицины – искоренять болезни, когда они случаются. Я же решил, что смогу изобрести способ настолько укрепить тело, что никакие болезни и смерть будут ему не страшны. Объяснять суть моих исследований бесполезно – вы все равно их не поймете. Частично они проводились на животных, частично на рабах, кое-что я пробовал на самом себе. Я только скажу, что моей целью было создать вещество, которое, если ввести его в кровь, сделало бы тело неподвластным влиянию времени, травмам или болезням. И мне это удалось. Конечно же, это вещество не давало бессмертия, но действие его могло длиться тысячелетиями. Сначала я испробовал его на кошке. Потом я давал ей самые смертельные яды, но это существо до сих пор живет где-то в Нижнем Египте. В этом нет ничего магического или таинственного, я просто совершил химическое открытие, которое вполне может быть сделано снова.