Это обращение, исходящее от столь молодого студента, вызвало у собравшихся немалое удивление, кое-кто даже чуть не посчитал его дерзким, решив, что этот юноша позволяет себе слишком много, придавая своей персоне такое значение. Впрочем, большинство увидело в нем многообещающего молодого ученого, и за дверьми зала было сделано не одно сравнение между достойным поведением студента и совершенной несерьезностью профессора, который все это время продолжал весело смеяться в углу, судя по всему, совершенно не огорченный провалом эксперимента.

И все же, хоть все эти ученые расходились из лекционного зала, полагая, что не увидели ничего стоящего внимания, в действительности прямо на их глазах случилось одно из самых невероятных и поразительных событий за всю историю мира. Теория профессора фон Баумгартена оказалась верна полностью. И его душа, и душа юного Фрица фон Хартманна действительно на какое-то время покинули свои тела. Но произошло странное и непредвиденное осложнение. Возвращаясь, дух Фрица вошел в тело Алексиса фон Баумгартена, а дух Алексиса фон Баумгартена вселился в тело Фрица фон Хартманна. Отсюда несдержанность и грубость серьезного профессора, отсюда же и столь веские и солидные слова беспечного студента. Событие произошло небывалое, но никто об этом не догадывался, и меньше всего сами его участники.

Тело профессора, неожиданно почувствовав сильную сухость в горле, отправилось на улицу, все еще посмеиваясь над неудачным исходом эксперимента. Сидящий в нем дух Фрица был больше занят мыслями о невесте, которая досталась ему такой легкой ценой. Первым его порывом было броситься к ней домой и увидеть ее, однако, подумав, он пришел к выводу, что будет лучше пока не делать этого, а дождаться, когда госпожу Баумгартен о заключенной сделке поставит в известность ее супруг. Поэтому он направил свои стопы в «Зеленого человечка», пивную, где любили собираться самые разухабистые студенты, и, размахивая тростью, ворвался в маленький зал, где сидели Шпигель, Мюллер и еще с полдюжины собутыльников.

– Ха-ха! Друзья! – закричал он с порога. – Я знал, что найду вас здесь. Сегодня пьют все! И заказывайте что хотите, – я угощаю!

Если бы сам зеленый человечек, изображенный на вывеске этого известного заведения, вошел в зал и заказал бутылочку вина, студенты и то не удивились бы больше, чем они удивились при столь неожиданном появлении их почтенного профессора. Это их поразило до такой степени, что пару минут они просто таращились на него округлившимися глазами, не в силах ответить на столь дружественное приветствие.

– Donner und Blitzen![44] – нахмурился профессор. – Да что с вами такое? Какого дьявола вы расселись тут и вылупились на меня, будто первый раз увидели? В чем дело?

– Так неожиданно… Такая честь… – пробормотал Шпигель, сидевший во главе стола как вожак компании.

– Какая честь, что ты несешь? – гаркнул профессор. – Ты что думаешь, если я показался с этим экспериментом на глаза кучке старых ископаемых, я стану таким гордым, что забуду своих друзей? А ну, Шпигель, освобождай место, теперь я буду главным. Пива! Вина! Шнапса! Ребята, пейте кто что хочет! Я плачу!

В «Зеленом человечке» такого еще не видали! Никто не считал, сколько было выпито кружек пенящегося лагера, сколько было опустошено зеленых бутылочек рейнского. Постепенно студенты перестали испытывать неловкость в присутствии своего профессора. А сам он кричал, пел песни, шумел, удерживал на носу длинную курительную трубку и вызывался обогнать любого из присутствующих на ста ярдах.

Кельнер и официантка перешептывались за дверью, удивленные таким поведением профессора кафедры старинного университета Кайнплатца, но впоследствии у них появилось еще больше поводов пошушукаться, когда ученый муж надавал тумаков кельнеру и стал приставать к официантке за кухонной дверью.

– Господа, – громко произнес профессор, с трудом поднимаясь с высоким винным бокалом в худой руке. – Теперь я хочу объяснить вам причину нашего праздника.

– Слушаем! Слушаем! – закричали студенты и забарабанили пивными кружками по столу. – Речь, речь! Тихо, слушаем речь!

– Дело в том, друзья мои, – сказал профессор, и глаза его засияли за стеклами очков. – В самом скором времени я собираюсь жениться.

– Жениться? – воскликнул самый смелый из студентов. – А что, фрау умерла?

– Какая фрау?

– Как?! Фрау Баумгартен, разумеется.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся профессор. – А вы, я вижу, все знаете о моих былых трудностях. Нет, она не умерла, но теперь у меня есть причины думать, что она не станет возражать против свадьбы.

– Очень любезно с ее стороны, – заметил кто-то из компании.

– И более того, – продолжил профессор, – я даже думаю, она сама будет помогать мне с женой. По правде сказать, мы с ней никогда не ладили, но теперь, надеюсь, это останется в прошлом, и после свадьбы она переедет и будет жить у меня.

– Прямо семейная идиллия! – воскликнул какой-то остряк.

– Да, и я надеюсь, вы все придете на мою свадьбу. Не буду называть имен, но за мою невестушку! – Профессор поднял над головой бокал.

– За его невестушку! – грянули хором бражники и рассмеялись. – За ее здоровье. Sie soll leben… Hoch![45] – Каждый из гуляк последовал примеру профессора и осушил до дна свой бокал. После этого тоста пирушка продолжилась с новой силой.

Пока студенты в «Зеленом человечке» предавались веселью, в ином месте происходили совсем другие события. После эксперимента юный Фриц фон Хартманн с сосредоточенным лицом сверил показания кое-каких приборов, подправил некоторые из них, после чего, бросив повелительным голосом пару слов вахтерам, вышел на улицу и направился медленным шагом к дому профессора. По дороге, увидав фон Альтауса, профессора анатомии, который шел впереди, он прибавил шаг и догнал его.

– Послушайте, фон Альтаус, – воскликнул он, похлопав его по плечу, – вы недавно просили меня найти кое-какую информацию о внутренних стенках церебральных артерий. Я тут раскопал…

– Donnerwetter![46] – вскричал фон Альтаус, который был довольно вспыльчивым стариком. – Вы что себе позволяете? Что за наглость! Да я вас за это перед академическим советом выставлю, – с этой угрозой, он развернулся и торопливо зашагал прочь. Фон Хартманна такой прием сильно озадачил.

– Это из-за неудачи на эксперименте, – пробормотал он и, повесив голову, побрел дальше.

Однако впереди его ждали еще большие неожиданности. Через пару минут навстречу ему вышли двое студентов. Молодые люди вместо того чтобы приподнять шляпы или каким-то иным образом выразить уважение, едва увидев его, неожиданно радостно заорали, бросились к нему, схватили под руки и куда-то потащили.

– Gott in himmel![47] – взревел фон Хартманн. – Какая наглость! Что это значит? Куда вы меня ведете!

– Идем-идем! Раздавим бутылочку винца, – закричали студенты. – Ты ж раньше никогда не отказывался.

– Это неслыханно! – воскликнул фон Хартманн. – Немедленно отпустите меня! За такое поведение вы будете отчислены. Отпустите, я вам говорю! – И он стал яростно отбиваться.

– Ну, не хочешь, можешь проваливать, – сказали студенты, отпуская его руки. – И без тебя обойдемся.

– Я вас знаю, вы за это ответите! – сердито пригрозил фон Хартманн и пошел дальше по направлению к дому, который считал своим. Оба происшествия, случившиеся с ним по дороге, порядком завели его.

Но и это еще не все. Фрау Баумгартен, которая дежурила у окна, очень обеспокоенная тем, что ее супруг опаздывает к обеду, сильно удивилась, увидев на улице молодого студента. Как уже отмечалось, она испытывала к нему сильную неприязнь. Раньше, если он и появлялся здесь, то только с ее молчаливого согласия и под защитой профессора. Еще больше удивилась она, когда молодой человек открыл калитку и по садовой дорожке направился к двери с таким видом, словно находился у себя дома.

Она не поверила своим глазам. Охваченная материнским инстинктом, она бросилась в прихожую. За бесстрашными передвижениями своего возлюбленного из верхних окон наблюдала и прекрасная Элиза. Смешанное чувство гордости и страха заставило ее сердце забиться учащенно.

– Добрый день, сударь! – Фрау Баумгартен в величественной позе преградила путь незваному гостю.

– Да, действительно, хорошая погода, Марта, – ответил тот. – Но, что ты стоишь, как статуя? Давай, шевелись, я обедать хочу, с утра ведь ничего не ел.

– Марта? Обедать? – в изумлении почтенная дама отступила назад.

– Да, Марта. Обедать. Обедать! – фон Хартманна все это начало раздражать. – Что, в этой просьбе есть что-то странное, если человека весь день не было дома? Я буду ждать в столовой. Мне что-нибудь. Ветчины, сосисок, чернослив – что там под рукой окажется. Ну что ты стоишь как вкопанная? Ты будешь шевелиться или нет?

Последние слова, которые были произнесены возмущенным голосом, срывающимся на крик, заставили почтенную фрау Баумгартен броситься по коридору на кухню, где она заперлась в комнате для мытья посуды и истерично зарыдала. Тем временем фон Хартманн прошел в дом и опустился на диван. Был он мрачнее тучи.

– Элиза! – крикнул он. – Чтоб тебя! Элиза!

На этот грубый призыв юная дева робко спустилась по лестнице.

– Милый! – увидев любимого, она нежно обвила его шею руками. – Я знаю, это все ради меня! Это такая хитрость, чтобы увидеть меня, да?

Негодование фон Хартманна, вызванное новой напастью, было столь велико, что на какую-то минуту он даже потерял дар речи. Беззвучно открывая рот, он замахал кулаками, пытаясь вырваться из ее объятий. Когда к нему наконец вернулся голос, он взревел так яростно, что девушка в ужасе отскочила в сторону и рухнула на кресло.

– Да что это за день такой! – кричал фон Хартманн, топая ногами. – Мой эксперимент провалился. Фон Альтаус нагрубил. Двое студентов накинулись на меня на улице. Жена чуть не упала в обморок, когда я попросил обед, а собственная дочь набрасывается и душит в объятиях, как медведь.