Артур Конан Дойл - Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

До сих пор о героях и благородных рыцарях я говорил в прошедшем времени, но их дни еще не прошли. Когда на Земле не останется белых пятен, когда будет усмирен последний дикарь, когда будет переплавлена последняя пушка и мир погрузится в безмятежное и невообразимо скучное спокойствие, люди будут вспоминать наши времена и восхищаться нашей жизнью и – да-да! – нашим мужеством, точно так же, как мы сейчас восхищаемся теми, кто жил задолго до нас. «Удивительны свершения этих людей, которые имели в своем распоряжении лишь примитивные орудия и инструменты!» – вот что они скажут, прочитав о наших исследованиях, о наших экспедициях и о наших войнах.

А теперь взгляните на первую книгу на моей полке, где собраны рассказы о путешествиях. Это «Плавание “Сокола”» Эдварда Фредерика Найта{379}. Природа не зря вложила такую душу в тело с такой фамилией[28]. Прочитайте его книгу и скажите, есть ли что-нибудь столь же захватывающее у Гаклюйта{380}. Двое обычных людей, не моряков (если не ошибаюсь, адвокатов), выходят на набережную в Саутгемптоне{381}, там к ним присоединяется еще один юноша, они садятся в маленькую яхту и отправляются в плавание. И куда же они приплыли, спросите вы? В Буэнос-Айрес! Оттуда они направляются в Парагвай, потом опять попадают в Вест-Индию{382}, продают свое суденышко и возвращаются домой. Можно ли ожидать большего от мореплавателей елизаветинских времен? Испанские галеоны{383}, которые могли бы нарушить спокойствие подобного путешествия, уже не бороздят моря. Но, если бы бороздили, я думаю, наши мореплаватели получили бы свою долю дублонов{384}. Но насколько благороднее должно быть сердце человека, который отправляется в такое путешествие не в погоне за золотом, а из-за любви к приключениям, поддавшись зову моря! Старый дух еще живет, его не скроют ни цилиндры, ни сюртуки, ни прочие прозаические декорации, которые, возможно, тоже будут казаться романтическими, когда прошедшие века превратят их лишь в смутное воспоминание.

Еще одна книга, в которой показаны романтика и героизм, сохранившиеся на нашей земле, – это «Путешествие “Дискавери” в Антарктиду» Роберта Скотта{385}. Написанная простым, характерным для моряков языком, без попыток добавить красок или преувеличить, она тем не менее (или тем более) оставляет глубокий след в душе читателя. Эта книга будто раскрывает глаза на лучшие качества, присущие британцам. У каждого народа есть свои храбрецы. У каждого народа есть люди, которые не могут сидеть без дела. Но среди них есть такой тип людей, которые соединяют в себе храбрость и энергию со спокойной сдержанностью и мальчишеской веселостью, и это лучший тип людей. В экспедиции Скотта вся команда пропиталась духом своего капитана. Никто не дрожал, никто не жаловался, все тяготы встречались с шуткой, все были настроены только на одно: успех предприятия. Когда читаешь столь подробный рассказ о столь долгих лишениях, становится как-то стыдно показывать свое недовольство обычными повседневными неурядицами. Почитайте, как люди Скотта, ослепленные, оциноженные, упрямо шли к своей цели. Сможете ли вы после этого жаловаться на жару или пыль на проселочной дороге?

Это одна из слабостей современных людей. Мы слишком много жалуемся. Жалобы не кажутся нам чем-то постыдным. Но были времена, когда дело обстояло иначе. Жалобы считались уделом женщин. Мужчина неизменно должен оставаться стóиком, которого мелкие неудобства не могут заставить волноваться. «Похоже, вы замерзли, сэр», – сказал английский джентльмен, окидывая сочувствующим взглядом французского émigré[29]. Бывший дворянин в изношенном сюртуке, гордо выпрямившись, отвечает: «Сэр, джентльмену не бывает холодно». Забота о других должна идти рука об руку с самоуважением. Подобная сдержанность и утаивание боли – это noblesse oblige[30] характеристики настоящего мужчины, которые в наше время стали чем-то большим, чем обычная традиция. Люди должны относиться к этому серьезнее. Тот мужчина, который прыгает от боли с порезанной ногой, или машет руками, разбив костяшки пальцев, достоин не жалости, а презрения.

Американцы, как и мы, англичане, считают исследование Арктики благородным занятием. Давайте возьмем с полки следующую книгу. Это «Арктическая служба» Адольфуса Грили{386}, и она достойна соседства с «Путешествием “Дискавери”» Скотта. В ней есть несколько очень запоминающихся эпизодов. Особенно та часть, в которой описывается, как двадцать с лишним человек лежат на ужасной, почти отвесной скале и умирают один за другим от холода, голода и цинги. По сравнению с этим меркнут все наши мелкие трагедии. Или как голодный не меньше остальных командир экспедиции читает лекцию об абстрактной науке, чтобы отвлечь мысли умирающих людей от их страданий. Какая ужасная картина! Тяжело страдать от холода, тяжело мучиться от голода, непросто жить в темноте, но те люди смогли прожить в таких условиях шесть месяцев, и то, что кто-то из них выжил, чтобы рассказать об этом, – истинное чудо. Сколько чувства в словах несчастного умирающего лейтенанта: «Как… это… тяжело…» – простонал он и отвернулся к стене.

Англо-кельтская раса всегда тяготела к индивидуализму, и все же никто другой так не понимает, что такое дисциплина. Ни в римских или греческих анналах, ни даже на залитых лавой караульных постах в Помпеях{387} вы не найдете лучшего примера служению долгу, чем тот, который продемонстрировали молодые новобранцы британской армии в Беркенхеде{388}. Экспедиция Грили дала еще один пример, который мне кажется не менее замечательным. Если вы читали книгу, наверняка вам запомнился тот эпизод, когда в живых осталось всего восемь несчастных, которые от голода и слабости уже почти не могли двигаться, семеро вытащили восьмого на лед и расстреляли за нарушение дисциплины. Вся мрачная процедура была выполнена по правилам, с подписанием всех необходимых документов, так, словно проводилась перед Капитолием в Вашингтоне{389}. Преступление его, если не ошибаюсь, заключалось в том, что он украл и съел ремень, скреплявший две части саней, предмет не более аппетитный, чем шнурок ботинка. Впрочем, надо отдать должное капитану, который упомянул, что это была одна из серии мелких краж, которые могли привести к гибели всей экспедиции.

Я могу признаться: все, что касается арктических морей, мне особенно интересно. Тот, кто хоть раз побывал в тех таинственных краях, которые одновременно могут быть и самым прекрасным, и самым страшным местом на всей земле, уже никогда не сбросит с себя их чары. На границе изведанного мира я стрелял уток, летящих на юг, и находил в их желудках камни, которые они проглатывали на тех берегах, где никогда еще не ступала нога человека. Непередаваемый воздух, большие скованные льдом озера синей воды, чистое небо, которое у горизонта становится светло-зеленым, а потом холодно-желтым, шумные общительные птицы, огромные водные животные, укрытые толстым слоем подкожного жира, похожие на больших слизняков тюлени, кажущиеся совершенно черными на фоне ослепительной белизны льда… Тот, кто это видел, будет снова и снова возвращаться туда в снах, только грезы эти будут казаться чем-то бóльшим, чем просто причудливый сон, настолько все это не похоже на обычный привычный нам мир. А поймать «рыбу», весящую сто тонн и стóящую две тысячи фунтов!.. Но я увлекся.

Впрочем, все это укладывается в мое повествование, поскольку привело нас прямиком к следующему тому на полке. Это «Плавание “Кашалота”» Фрэнка Буллена{390}, книга, полная романтики таинственного моря, вековечную гладь которого нарушают только вторгающиеся в него корабли пришельцев. Это рассказ об охоте на спермацетового{391} кита, которая проводится в открытом море и не имеет ничего общего с той охотой на льду, которой я семь месяцев учился в Гренландии. Боюсь, что оба этих северных вида охоты уже отошли в прошлое, ибо зачем человеку в поисках смазочного масла рисковать жизнью, если можно просто пробуравить скважину в земле? Нам повезло, что этим промыслом занимался один из наиболее мужественных авторов, писавших о жизни моряков. Буллен как писатель, в своих лучших проявлениях поднимается до очень больших высот. Чтобы привести пример, возьму с полки следующую книгу, это его «Морские идиллии».

Тот, кто способен слышать «музыку» прозы, поймет, о чем я. Эти простые и прекрасные слова взяты из чудесного описания затянувшегося штиля в тропических широтах:

«Перемена, необычная и нездоровая, произошла с синей гладью моря. Оно больше не отражало, как в прозрачном зеркале, роскошь солнца, прелесть серебристой луны или блеск бесчисленных созвездий. Подобно пепельной серости, которая затемняет лик умирающего, туманный, маслянистый покров затянул недавнюю красоту поверхности океана. Вода стала гнилой, стоячей и смрадной. От мутной воды поднимались ядовитые миазмы – дыхание разложения, которые прилипали к нёбу и заглушали все остальные чувства. Вытолкнутые какой-то неведомой силой из непостижимых глубин, к поверхности поднимались жуткие фигуры, стеклянно моргающие от непривычного света, на который они променяли привычную им мглу; странные существа, обрамленные пушистой покачивающейся бахромой, похожей на водоросли, шестифутовые медузы, прозрачные тела которых покрыты похожими на глаза разноцветными пятнами; извивающиеся червеобразные формы, существа столь эфемерные, что тают от солнечного света, растворяются, словно их и не было. А ниже лениво проплывали еле заметные огромные бледные тени, наполнявшие смутно знакомым ароматом странный легкий запах, который висел вокруг нас».

Прочитайте всю главу о тропическом затишье или прочитайте другую, «Восход солнца, увиденный с “вороньего гнезда”», и вы не сможете не согласиться, что это одни из лучших образцов описательного языка в современной англоязычной литературе. Если бы мне предложили собрать морскую библиотечку из дюжины томов, я бы непременно включил в нее и «Плавание “Кашалота”», и «Морские идиллии» Буллена. Что еще? Тут уж дело вкуса. Наверняка «Том Крингл» Майкла Скотта, надеюсь, мальчишкам еще интересны акулы, пираты, плантаторы и отчаянные приключения, которых полно в этом замечательном романе. «Два года на палубе» Ричарда Даны{392}. «Потерпевшие кораблекрушение» и «Отлив» Стивенсона – для них я бы тоже нашел место. Кларк Рассел заслуживает того, чтобы отвести ему отдельную полку, но его «Крушение “Гросвенора”» достойно особого внимания. Конечно, обязательно должен быть представлен Фредерик Марриет, из него я бы выбрал «Мичмана Изи» и «Питер Симпл». Можно добавить что-нибудь из Мелвилла{393}, например, сейчас почти забытые «Тайпи» или «Ому» (обе посвящены жизни на Таити{394}). Из современных я бы добавил «Мужественные капитаны» Киплинга, «Морской волк» Джека Лондона и «Негр с “Нарцисса”» Джозефа Конрада{395}. Этого хватит, чтобы ваш кабинет превратился в каюту и вам стал чудиться шелест прибоя и грохот бурунов, разбивающихся о скалистые берега. О, как же этого иногда не хватает, когда жизнь становится слишком пресной и старая кровь викингов начинает бурлить в венах! Без сомнения, это заложено в каждом из нас, потому что любой, кто живет на острове, имеет в своем роду предков, которые приплыли туда на длинной боевой ладье или на короткой и широкой рыбачьей лодке. Еще больше морской соли должно быть в крови американцев, если вспомнить, что на всем бескрайнем материке нет ни одного человека, предки которого не пересекли бы три тысячи миль океана, хотя в центральных штатах живут миллионы и миллионы их потомков, никогда не видевшие моря.