Он немного помолчал, а потом продолжал:

– Мистер Бересфорд, эти три смерти меня сильно беспокоят, в особенности две из них. Конечно, это могло случиться, всего можно было ожидать, но я готов утверждать, что эти два случая были маловероятными. Я никак не мог сказать, что по зрелом размышлении и после рассмотрения всех обстоятельств результаты меня удовлетворили. Приходилось допустить возможность – какой бы невероятной она ни была, – что в «Солнечных горах» находится убийца, возможно, психически ненормальный.

Наступило молчание. Томми тяжело вздохнул.

– Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы мне рассказали, – проговорил он, – но все-таки, скажу вам откровенно, все это кажется просто невероятным. Такие вещи – нет, такого просто не бывает.

– О, вы ошибаетесь, очень даже бывает, – мрачно возразил доктор Меррей. – Встречаются, например, патологические случаи. Была такая женщина, она работала в услужении. Была кухаркой в разных домах. Милая, приятная, услужливая женщина, верно служила своим господам, отлично готовила, была довольна своим местом. И вот рано или поздно начинали случаться странные вещи. Совершенно неизвестно почему, в пище оказывался мышьяк. Обычно это были бутерброды. Иногда еда, приготовленная для пикников. Два-три бутерброда оказывались отравленными. Они никому специально не предназначались, кто их возьмет и съест – зависело исключительно от случая. Ни малейшей личной неприязни или желания свести счеты. А иногда ничего трагического не случалось. Эта самая женщина работала в течение трех или четырех месяцев на одном месте, и никто в доме не становился жертвой отравления. А потом она переходила на другое место, и через три недели два члена семьи умирают, съев яичницу с беконом. Поскольку эти случаи происходили в разных частях Англии и нерегулярно, с неопределенными интервалами, полиции трудно было напасть на след. Она, конечно, каждый раз нанималась под разными фамилиями. Мало ли на свете симпатичных пожилых женщин, которые умеют отлично готовить. Как тут определишь, которая из них занимается такими делами?

– А почему она это делала?

– Мне кажется, этого никто не знает. Существовало много разных теорий, в особенности среди психологов. Она была очень религиозна и, возможно, страдала какой-нибудь манией, связанной с религией, – веление свыше избавить мир от такого-то и такого-то человека; сама она при этом не питала к нему никаких враждебных чувств.

А еще известна одна француженка, Жанна Геброн, которую называли ангелом милосердия. Она ужасно расстраивалась, когда болели дети ее соседей, тут же спешила на помощь. Целые дни просиживала у их постелей. И понадобилось немало времени, прежде чем заметили, что эти дети никогда не поправлялись. Все они умирали. Но почему? Нужно сказать, что, когда она была молода, умер ее собственный ребенок. Она была убита горем. Возможно, именно это и положило начало ее преступлениям. Если умер ее ребенок, то дети других женщин тоже должны умирать. А может быть и так, что ее собственный ребенок и был первой жертвой.

– У меня мороз по коже от ваших рассказов, – признался Томми.

– Я привожу вам только самые драматические случаи, – сказал доктор. – А бывают и более простые. Помните дело Армстронга? Всякий человек, который его оскорбил – или ему показалось, что его оскорбили, – немедленно получал приглашение к чаю и отравленный бутерброд. Первые его преступления явно были совершены из корыстных побуждений. Ради получения наследства. Устранение жены, чтобы можно было жениться на другой женщине.

А была еще такая сестра Уорринер, которая содержала дом для престарелых дам. Они передавали ей свое имущество и все свои средства с условием, что в ее заведении им будет предоставлено безбедное и комфортабельное проживание до самой смерти. И смерть не заставляла себя ждать. В этом случае тоже применялся морфий; очень, очень добрая женщина, начисто, впрочем, лишенная способности испытывать угрызения совести. Мне кажется, сама она считала себя благодетельницей.

– Есть у вас предположения, если ваши подозрения окажутся справедливыми, кто это может быть?

– Нет. У меня нет никаких данных. Если считать, что убийцей является человек психически ненормальный, то ведь такого рода ненормальность обычно не сопровождается внешними признаками. Это может быть кто-то – предположительно женщина, – кто испытывает ненависть к старушкам, потому что считает, что ее жизнь была загублена по вине одной из них. Или же это человек, имеющий свои собственные понятия о милосердии, согласно которым после шестидесяти лет людям жить вообще не стоит и гораздо гуманнее прекратить их земное существование. Это может быть и пациентка, и кто-нибудь из персонала – сестра, сиделка, кто-то из прислуги. Я довольно долго разговаривал на эту тему с Милисент Паккард, которая стоит во главе заведения. Это весьма компетентная особа, умная, деловая, которая неусыпно следит как за пациентами, так и за персоналом. Она утверждает, что у нее нет никаких подозрений, и я с ней согласен, в нашем распоряжении действительно нет ни малейших улик.

– Но почему вы обратились ко мне? Чем я могу вам помочь?

– Ваша тетушка, мисс Фэншо, находилась у нас достаточно долгое время, – вы сами знаете, что это была женщина острого ума, хотя частенько прикидывалась глупенькой. У нее был довольно странный способ забавляться, делая вид, что она совсем выжила из ума. В действительности же она была очень себе на уме. А вас, мистер Бересфорд, я хотел бы попросить о следующем: постарайтесь вспомнить – и вы, и ваша жена, – постарайтесь как следует вспомнить, не говорила ли чего-нибудь мисс Фэншо, чего-нибудь такого, что могло бы дать нам ключ к разгадке. Может быть, она что-нибудь видела или заметила, может быть, ей или при ней что-нибудь сказали, что показалось ей странным. Старушки много чего замечают, а умные и проницательные старые дамы вроде вашей тетушки, как правило, удивительно хорошо осведомлены о том, что происходит в заведении вроде наших «Солнечных гор». Эти престарелые леди ничем не заняты, им только и остается, что наблюдать, строить различные предположения и делать выводы, которые могут показаться фантастическими, однако порой оказываются, как это ни странно, абсолютно верными.

Томми покачал головой:

– Понимаю, что вы хотите сказать, однако не могу припомнить ничего такого, что могло бы вам помочь.

– Ваша жена теперь отсутствует, насколько я понимаю. Как вы думаете, не могла ли она заметить что-нибудь, что ускользнуло от вашего внимания?

– Я спрошу у нее, хотя это сомнительно. – Томми помолчал, а потом все-таки сказал: – Видите ли, мою жену почему-то встревожили некоторые обстоятельства, связанные с одной из ваших пациенток, некоей миссис Ланкастер.

– С миссис Ланкастер? Это точно?

– Моя жена вбила себе в голову, что ее довольно неожиданно забрали к себе так называемые родственники. Дело в том, что миссис Ланкастер подарила в свое время моей тетушке картину, и, когда тетушка умерла, жена решила, что картину необходимо вернуть, и попыталась связаться с миссис Ланкастер, чтобы выяснить, хочет ли та получить картину обратно.

– Очень любезно со стороны миссис Бересфорд.

– Однако оказалось, что связаться с миссис Ланкастер не так-то просто. Моей жене дали адрес отеля, в который якобы направились она и ее родственники, однако ни один человек под такой фамилией там не останавливался и никто заранее не заказывал номер. Ни миссис Ланкастер, ни ее родственники никогда там не бывали.

– Правда? Это довольно странно.

– Совершенно верно. Таппенс, моя жена, тоже подумала, что это странно. Адреса, по которому следовало пересылать корреспонденцию, в «Солнечных горах» не оказалось. Мы предприняли несколько попыток связаться с миссис Ланкастер или с миссис Джонсон – так, кажется, звали ее родственницу, – однако сделать это нам так и не удалось. Был там стряпчий, который, по всей вероятности, оплачивал все счета и улаживал все вопросы с мисс Паккард, и мы с ним связались. Но единственное, что он был уполномочен сделать, – это дать нам координаты банка. А банки, – сухо заметил Томми, – никакой информации о клиентах не предоставляют.

– Совершенно верно, в особенности в том случае, если таково желание самих клиентов.

– Моя жена написала миссис Ланкастер, а также миссис Джонсон через банк, однако никакого ответа не получила.

– Это, конечно, не совсем обычно. Впрочем, люди не всегда отвечают на письма. Возможно, они уехали за границу.

– Совершенно верно. Меня все это не слишком заботило. А вот жена почему-то встревожилась. Она подумала, что с миссис Ланкастер что-то случилось. Одним словом, она решила, что за время моего отсутствия займется выяснением этого вопроса. Не знаю, что именно она собиралась делать: то ли выяснить все непосредственно в отеле, то ли в банке, то ли связаться со стряпчим. Во всяком случае, она решила получить дополнительную и более подробную информацию.

Доктор Меррей вежливо и терпеливо выслушал все это и без особого интереса спросил:

– Что, собственно, она имела в виду?

– Она считает, что миссис Ланкастер грозит опасность, что с ней, возможно, уже что-то случилось.

Доктор поднял брови:

– Да что вы, я бы не стал так думать...

– Вам это может показаться невероятно глупым, – продолжал Томми, – но дело в том, что моя жена звонила домой и предупредила, что приедет еще вчера, и... и... Одним словом, она не приехала.

– Она сообщила, что непременно приедет?

– Да. Она знала, что в тот день я должен вернуться домой с конференции. Вот и позвонила, чтобы предупредить Альберта, моего слугу, что к обеду будет дома.

– И вы считаете, что на нее это не похоже? Что не в ее привычках так поступать? – На этот раз в голосе доктора Меррея звучал интерес.

– В том-то и дело, что не похоже. Это совсем не похоже на Таппенс. Если бы она задерживалась или если бы изменились ее планы, она бы непременно позвонила или послала телеграмму.