Картер Браун - Шелковистый кошмар

– Я уже сказал, что все это красиво, но нелепо. – Он глубоко вздохнул, и полоска шрама запульсировала еще сильнее и чаще. – Теперь, надеюсь, я ответил на твой последний вопрос?

– Нет, не ответил. – Я смущенно улыбнулся ему. – Все это было только введением, а теперь главное: был ли у тебя выбор между Максом Саммерсом и Полночью, когда их союз распался, или ты уже так плотно влип в паутину, что не мог выпутаться?

– Бойд, – произнес он сдавленным голосом, – вылезай из машины, пока я не вышвырнул тебя!

– Не старайся изображать головореза, Луис, ты не из их лиги, – сказал я мягко. – Знаешь, что больше всего поразило меня в настоящем Бенаресе? Единственное, что терзало его больше всего, – больше, чем эти десять дней под красной лампой, и даже больше, чем садистские пытки, – это мысль, что его старый приятель, его лучший друг предал его. Он просто не мог понять, как такой парень, как ты, Луис, которому он всегда доверял, мог неожиданно превратиться в подлого предателя.

Он сжал рулевое колесо так крепко, что костяшки пальцев побелели.

– Выходи, – прошептал он, – или я убью тебя!

– Ты совсем не похож на предателя, каким я его представляю, – продолжал я тем же тоном, – воспитанный, башковитый, самоуверенный. Почему ты предал такого лентяя, как Бенарес, который был твоим другом? Почему ты стоял рядом и наблюдал, как Полночь наносит садистские удары с неистовым желанием унизить человека, твоего старого друга, до уровня животного?

Он наклонил голову к рулевому колесу и быстро отвернулся от меня.

– Я убью тебя, Бойд, – всхлипнул он. – Убью, даже если это будет последнее, что я сделаю…

Я открыл дверцу и вышел из машины. Поезд уже вползал на станцию с тем неторопливым видом, какой они имеют, когда известно, что наплыв пассажиров ожидается в обратном направлении.

– Не забудь еще, Луис! – Я сунул голову в окошко в прощальном выпаде. – Начиная с послезавтра Джонни Бенарес снова живет и работает в Свинбурне, а не лежит под трехдюймовым слоем бетона, где его похоронил вероломный предатель, которого он считал своим другом.

Я зарегистрировался в отеле «Ковбой» утром 26 октября, витиевато расписавшись: Дж. Добрый. Клерк на регистрации не имел для меня ни писем, ни приглашений, но все же сделал попытку скрасить мой день, сообщив, что кто-то настойчиво осведомлялся о точной дате моего приезда. Затем он дал мне комнату на четвертом этаже с видом на сортировочную станцию, где ночью меня должны будут убаюкивать свистки поездов.

Позавтракав со всеми предосторожностями (официант усадил меня между двумя огромными горшками с пальмами так, что я был практически не виден), я вышел прогуляться. Гостиница находилась прямо у середины Главной улицы, так что заблудиться я не мог. Я понял, что если появятся сомнения относительно моего местоположения, то все, что нужно будет сделать, так это найти улицу, на которой дома стоят по обеим сторонам, – это и будет Главная улица.

Городок казался тихим и уютным, в нем можно было бы поселиться, если вы не против того, чтобы каждый день видеть одни и те же надоевшие лица. У меня же маленькие городки вызывают пароксизм страха, и если я провожу хотя бы один день в городе с населением менее двух миллионов, то чувствую себя ужасно одиноким.

К пяти часам я осмотрел все, что можно было осмотреть в Свинбурне, и вряд ли осталось какое-то место, которое я упустил. Я вернулся в гостиницу и в дальнем углу бара нашел свободный табурет, на который с благодарностью взгромоздился. Цедя свой бурбон, я чувствовал себя одиноким, как дикий гусь, улетевший в конце лета вместо юга на север и проводящий там зиму, удивляясь: где же остальные?

Примерно через час маленький человечек мышиной внешности решительно вскарабкался на табурет рядом со мною. Я не обратил на него никакого внимания, пока минут так через десять он неожиданно не наклонился ко мне и не прошептал, почти не раскрывая рта: «Добрый?»

– Да, приятель, – ответил я, не задумываясь, – как и многие, наверное. – Затем я увидел его изумленное лицо и понял, о чем он говорит. – Конечно! – сказал я поспешно. – Я – Добрый.

– Рад видеть вас. Джонни, правильно? – Его пальцы слегка коснулись моей руки и провели вдоль нее, прежде чем начали ее мягко мять – точно как у неопытной доярки, впервые имеющей дело с настоящей живой коровой. – Меня зовут Ларри. – Он осклабился, показав отвратительный ряд искусственных зубов. – Я от мистера Саммерса. – Его голос мгновенно наполнился почтением. – Мистер Саммерс приветствует вас, Джонни, и ему очень приятно, что вы приехали вовремя.

– Можете передать то же самое мистеру Саммерсу, – сияя, произнес я.

– Мистер Саммерс сказал, что сегодня вечером в восемь тридцать он проводит совещание, и он будет ждать вас, – добавил маленький человечек.

– Где? В гостинице? – спросил я.

– Нет, сэр. – Он важно покачал головой. – Мистер Саммерс предпочитает, чтобы его встречи проходили исключительно в домашней обстановке. Спускайтесь в вестибюль в восемь часов, и я отвезу вас, куда надо. Хорошо, Джонни?

– Хорошо, Ларри, – ответил я с такой же важностью.

Он повторил с моей рукой «качни и выбрось», затем соскользнул со своего табурета и быстро исчез, оставив бокал с пивом почти нетронутым. Я подумал, что если и остальные в этой компании столь же буйные, как Ларри, то, похоже, Саммерс действительно планирует отчаянное дельце, вроде похищения недельного запаса мороженого из магазинчика за углом.

Я решил пообедать пораньше в ресторане гостиницы и упросил официанта больше не засовывать меня между пальмами. В зале, кроме меня, обедали еще три человека: маленький беспокойный господин и его огромная жена, которая весь обед была занята тем, что громко объясняла ему, что он ничтожество из ничтожеств, и еще маленькая старушка, которая, периодически отрываясь от еды, что-то вязала. Большую же часть времени она уделяла наблюдению за огромной женой и ее осажденным мужем. Она могла вязать, даже не глядя на свои спицы. Я же большую часть времени посвятил разглядыванию того, что вязали ее постукивающие спицы, но так и не смог определить. Да и кому было дело до того, что вязала мадам Дефорж на этом смертоносном представлении? Наконец я решил, что уже достаточно наелся.

Какой приятной переменой было выйти в вестибюль и постоять там, будучи уверенным, что я кому-то нужен и кто-то жаждет видеть меня, пусть даже если это всего лишь мистер Саммерс. Ровно в восемь появился спешащий Ларри и огляделся кругом, словно хорек, назначивший свидание кролику и уверенный, что тот придет вовремя. Он увидел меня, и услужливая благодарность появилась в его глазах.

– Вы здесь, Джонни, – он слабо потряс мою руку и вялым движением потащил к выходу, – и снова вовремя!

Мы вышли на тротуар, и он с притворным усилием потянул меня к побитому «Форду», который выглядел так, будто ему оставалось совсем немного, чтобы стать антикварной редкостью и пойти с аукциона дороже новейшей модели, только что вышедшей из ворот детройтского завода.

Я сел рядом с Ларри, который устроился за рулем с видом непреклонной решимости на лице, словно гонщик-профессионал, вытянув руки и крепко обхватив руль. Мы ехали со скоростью не выше двадцати пяти миль в час даже на пятимильном отрезке загородного шоссе, но я решил, что только потому, что короткие ноги Ларри не могли выжать сильнее педаль газа. Нам понадобилось около тридцати минут, чтобы добраться от гостиницы до пункта назначения, которым оказался обычный деревенский дом, расположенный примерно в десяти милях от города, в уютном тихом местечке. Три автомобиля такого же потрепанного вида, как и наш, уже стояли возле дома.

Ларри выключил мотор, посмотрел на часы и шумно выдохнул:

– Нам лучше поспешить, Джонни, – уже восемь тридцать.

– Ну, Саммерс не умрет, если мы опоздаем на минутку, – устало отозвался я.

– Нет-нет. – Он неистово затряс головой. – Вы просто не знаете, Джонни. Мистер Саммерс считает пунктуальность основой всей жизни!

– У него, должно быть, своеобразная половая жизнь, – ухмыльнулся я, но Ларри уже выскочил из машины.

Я последовал за ним к дому и через скрипящую деревянную веранду и парадную дверь попал в большой квадратный холл, а затем в удивительно уютную комнатку, в которой горел камин. Трое мужчин стояли возле камина. Они с любопытством посмотрели на нас, когда мы вошли, но не сказали ни слова.

– Пойду доложу мистеру Саммерсу, что все уже здесь, – шепнул Ларри и стремительно вышел из комнаты.

Я подошел к группе, стоящей у камина, и закурил сигарету. Никто даже не кивнул, и молчание становилось все тягостнее, пока внезапное появление Ларри не внесло необходимую разрядку.

– Джентльмены, – маленький мышонок заметно раздулся от собственной важности, – не угодно ли сесть? Мистер Саммерс будет через минуту!

Кресла и диван были расставлены так, что одно кресло в центре предназначалось, видимо, для самого Саммерса, оставшиеся два были свободными. Я оказался недостаточно проворным, и мне пришлось занять место на диване рядом с крупным парнем примерно такого же роста, как я, но фунтов на тридцать тяжелее. Его жесткие волосы отсвечивали серым металлическим блеском, у него было обветренное, загорелое лицо и бдительный, настороженный взгляд серых глаз. Он был похож на моряка, но потом я вспомнил, что знал одного сутенера, который был тоже похож на моряка, однако не встречал ни одного моряка, который был бы похож на сутенера. Скосив глаза, он наблюдал за мной некоторое время, потом неожиданно заговорил мягким голосом:

– Как ты считаешь, кто дураки – те, кто все это организовали, или мы, что сюда приехали?

– Спроси, дружище, попозже, когда он выскажется, – ответил я, улыбнувшись. – Пока я не видел в этом городишке ничего, стоящего потраченных на дорогу денег.

– Я здесь уже три дня, – проворчал он. – Они свертывают все тротуары после девяти вечера и, думаю, прячут всех женщин от семнадцати до тридцати пяти где-то на дне глубокого колодца. Я не видел еще ни одной!