Агата Кристи - Сердце огня

— О нет, мисс Вайнер, вина не нужно.

— Чепуха, детка. Ни один джентльмен не будет счастлив, если он за едой хорошенько не выпьет. Если ты думаешь, что он предпочитает виски, то у меня есть немного хорошего — еще довоенного. А теперь делай, как я тебе говорю, и не спорь. Ключ от винного погреба в третьем ящике туалетного столика, во второй паре чулок, слева. Поищи — найдешь.

Кэтрин повиновалась.

— Во второй паре, — напомнила мисс Вайнер, — а в первой — мои бриллиантовые серьги и филигранная брошь.

— О! — растерянно сказала Кэтрин, — а почему бы вам не держать их в футляре?

— Вот еще! — мисс Вайнер фыркнула, — у меня слишком много здравого смысла, спасибо. Дорогая, я отлично помню, как мой бедный отец установил внизу сейф. Ужасно довольный собой, он сказал моей матери: «Теперь, Мэри, ты каждый вечер будешь отдавать мне свои драгоценности, и я буду запирать их». Мама была очень тактичной женщиной и знала, что мужчины любят настоять на своем, и она, как он ей и сказал, каждый вечер приносила ему ювелирный футляр, и он запирал его. А однажды ночью их ограбили и, конечно, первым делом вскрыли сейф. Так оно и должно было случиться, потому что бедный папа целыми днями только и делал, что хвастался перед всей деревней своим сейфом, как будто держал там сокровища царя Соломона. Грабители очистили сейф: они унесли столовое серебро и папину золотую дарственную медаль и, конечно, ювелирный футляр.

Она вздохнула и наморщила лоб, вспоминая.

— Папа очень жалел мамины драгоценности: там было венецианское колье, несколько чудных камней и розовых кораллов, но мама успокоила его, сказав, что, будучи разумной женщиной, она держала все свои драгоценности завернутыми в старый корсет — там они и лежали в целости и сохранности.

— А ювелирный футляр был пуст?

— Конечно нет, дорогая, — сказала мисс Вайнер, — тогда бы он был слишком легким. Моя мама была умной женщиной — она держала в ювелирном футляре пуговицы: в одном отделении большие, в другом — мелкие, а в третьем — какие придется. Самое интересное, что папа страшно рассердился на нее. Он сказал, что не терпит обмана. Но я совсем заболталась, а ты, наверное, хочешь пойти позвонить своему другу, кроме того, тебе надо сходить выбрать хороший кусок говядины. И скажи, пожалуйста, Эллен, чтобы она не надевала дырявых чулок, не тот нынче случай.

— Мисс Вайнер, ее зовут Эллен или Хелен? Я думала…

Мисс Вайнер закрыла глаза.

— Я еще не разучилась произносить «х», дорогая, могу произносить не хуже других, но Хелен — не подходящее имя для служанки. Удивляюсь, о чем только думают теперь женщины из низших классов? Дать имя Хелен простушке…

Когда приехал Кнайтон, дождь уже кончился. Ярко светило солнце, в его лучах поблескивали волосы Кэтрин, когда она вышла на крыльцо встретить гостя. Кнайтон быстро, почти юношеской походкой, шел ей навстречу.

— Я надеюсь, вы извините меня, мне просто необходимо было поскорей увидеться с вами. Надеюсь дама, у которой вы живете, не возражает?

— Заходите, вы наверняка подружитесь, — сказала Кэтрин. — Она может показаться строгой, но сердце у нее добрейшее.

Мисс Вайнер важно расположилась в гостиной, на ней был полный набор камней, столь счастливо сохраненный для семьи. Она с достоинством поздоровалась с Кнайтоном, проявив такую чопорную вежливость, что смутила бы любого мужчину. Но Кнайтона было трудно сбить с толку, и минут через десять его обаяние заставило мисс Вайнер оттаять. Обед прошел весело, прислуживала Эллен, или Хелен, на которой были новые шелковые чулки — без спустившихся петель и дыр. После обеда Кнайтон и Кэтрин пошли прогуляться, а вернувшись, пили чай вдвоем, потому что мисс Вайнер прилегла отдохнуть.

Когда, наконец, машина уехала, Кэтрин медленно поднялась наверх. Мисс Вайнер позвала ее в свою комнату.

— Он уехал?

— Да. Большое за все спасибо, я так тронута…

— Не стоит благодарности. Неужели ты думаешь, что я эдакая старая карга, которая не дает пожить другим?

— Нет, я думаю, что вы очень милы, — ответила Кэтрин.

— Чушь, — сказала мисс Вайнер, однако почувствовала себя польщенной.

Когда Кэтрин выходила, мисс Вайнер снова позвала ее.

— Кэтрин?

— Да.

— Я была несправедлива к молодому человеку. Если мужчина хочет понравиться кому-нибудь, то он может быть сердечен и галантен, оказывать кучу мелких любезностей и вообще быть обаятельным. Но если мужчина действительно влюблен, то он становится похожим на овцу и тут уж ничего не поделать. Так что я беру свои слова назад. Твой молодой человек вполне искренен.

— Вот это да! — одобрительно сказал мистер Ааронс.

Он сделал большой глоток пива, поставил стакан на стол и вытер губы. Затем он одарил своего гостя — месье Эркюля Пуаро — ослепительной улыбкой.

— Дайте мне, — сказал мистер Ааронс, — хороший бифштекс и стакан чего-нибудь, что стоит пить, и можете забирать себе всю вашу французскую стряпню — омлеты и жульены и рюмочки с ликером. Дайте мне, — повторил он, — хороший бифштекс.

Пуаро только улыбнулся в ответ.

— Нет, я, конечно, не возражаю против рагу или пудинга из козлятины, — продолжал мистер Ааронс. — Яблочный пирог? Да, мисс, я, пожалуй, съем пирога, и дайте мне, пожалуйста, еще горшочек сливок.

Официантка принесла пирог и сливки, и мистер Ааронс принялся за еду. Наконец, тяжело вздохнув, он отложил ложку с вилкой, но тут же принялся за сыр и не переходил к делу, пока не съел его весь.

— Кажется, вы говорили, месье Пуаро, что у вас какое-то дело ко мне? — заметил он. — Буду счастлив помочь, если только смогу.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Пуаро. — Дело вот в чем. Я подумал: если надо узнать что-то о чем-нибудь, связанном с театром, то я знаю человека, которому известно все, что только стоит знать. Я подумал о вас, мой старый друг.

— И вы не ошиблись, — самодовольно сказал Джозеф Ааронс. — Не было, нет и не будет такого человека, которого можно было бы предпочесть в подобном деле Джозефу Ааронсу.

— Precisement. Я хочу спросить вас, что вам известно о молодой женщине по фамилии Кидд?

— Кидд? Китти Кидд?

— Да, Китти Кидд.

— Такая умница: исполняла роли подростков — певица и балерина, о ней, наверное, речь?

— Да.

— Она была очень ловка. Отлично зарабатывала — никогда не оставалась без контракта. Чаще всего играла роли подростков, и нельзя не признать, что была отличной актрисой.

— Да, я слышал, — сказал Пуаро, — но в последнее время, говорят, ее нигде не видать?

— Нет. Она уехала во Францию и там связалась, по слухам, с каким-то аристократом. Наверное, бросила сцену — навсегда.

— И когда это случилось?

— Подождите… Три года назад. То была потеря для театра, позвольте заметить.

— Значит, она была умна?

— Хитра, как целая стая обезьян.

— А вы не знаете, как звали того человека, с которым она сошлась в Париже?

— Я точно знаю, что это был какой-то аристократ. Граф… или, может быть, маркиз… Да, я думаю — я почти уверен — именно маркиз.

— И с тех пор вы ничего не слышали о ней?

— Ничего. Даже случайно. Наверное, теперь она мотается по модным заграничным курортам — уже как маркиза. Ну, Китти может справиться с любой ролью.

— Понятно, — задумчиво сказал Пуаро.

— Очень жаль, что я больше ничем не могу вам помочь, месье Пуаро, — сказал мистер Ааронс, — хоть и очень хотел бы. Вы однажды оказали мне большую услугу, я, разумеется, не забыл.

— О, мы квиты, вы тоже очень помогли мне.

— Услуги взаимно уничтожились — ха, ха! — рассмеялся мистер Ааронс.

— У вас, должно быть, очень интересная профессия? — сказал Пуаро.

— Да как вам сказать, — неуверенно ответил мистер Ааронс, — в общем-то она совсем не плоха, и я, вроде бы, справляюсь, но ведь все время нужно быть начеку — разве можно понять, чего хочет публика?

— В последнее время, как будто, стал очень популярен балет, — задумчиво сказал Пуаро.

— Вы знаете, я никогда не понимал, что люди находят в русском балете? Для меня русский балет — слишком возвышенно.

— На Ривьере я встречался с одной балериной — с мадемуазель Мирель.

— Мирель? Пикантная штучка. К ней все время стекаются деньги, хотя, если говорить честно, зарабатывает она своим трудом — девочка умеет танцевать: я сам ее видел, а уж я-то разбираюсь. Сам я с ней дела не имел, но, говорят, с ней трудно поладить — сплошные нервы и истерики.

— Да, — сказал Пуаро, — да, вполне могу представить.

— Темперамент! — сказал мистер Ааронс. — Темперамент! Моя жена до замужества была балериной, и я благодарю Бога, что у нее никогда не было никакого темперамента. Темперамент дома — ужасно, месье Пуаро.

— Я согласен с вами, друг мой — дома ему не место.

— Женщина должна быть хорошенькой и спокойной, — сказал мистер Ааронс, — и должна хорошо готовить.

— Мирель не так уж давно выступает, ведь так? — спросил Пуаро.

— Года два с половиной, — ответил мистер Ааронс. — Ее открыл какой-то французский герцог. Я слышал, что теперь она сошлась с греческим премьер-министром — дипломаты всегда легко выкладывают денежки.

— Вот, право, новость! — сказал Пуаро.

— О! У этой дамы не бывает простоев. Говорят, молодой Кеттеринг убил из-за нее свою жену, хотя я и не слышал подробностей. Так или иначе, он в тюрьме, а ей пришлось подыскивать себе другого — и тут уж она не промахнулась: говорят, она теперь носит рубин величиной с голубиное яйцо — я, правда, сам никогда не видел голубиных яиц, но так говорят.

— Рубин с голубиное яйцо! — сказал Пуаро. Его глаза позеленели. — Как интересно!