Найджела, который не оставлял свое место возле Чандоса, стремительно атаковал низкорослый широкоплечий воин на невысокой крепкой кобыле, но тут Поммерс в остервенении поднялся на дыбы и передними копытами поверг лошадь француза на землю. Падая, всадник успел схватить Найджела за руку и увлек его за собой: оба покатились по траве прямо под бьющими копытами, но Найджел оказался сверху, и его короткий меч сверкнул над забралом почти бездыханного француза.

— Je me rends! Je me rends!* [Сдаюсь! Сдаюсь! (франц.). ] — только и смог вымолвить тот.

На миг в голове у Найджела мелькнула мысль о богатом выкупе. Благородная кобыла, золотые блестки на доспехах — все говорило о том, что поверженный рыцарь — человек состоятельный. Только пусть этим займутся другие! Осталось еще столько дела! Неужели он покинет Принца и своего благородного господина ради поживы? Не поведет же он пленника в тыл, когда честь призывает его быть впереди? Шатаясь, он поднялся на ноги, ухватился за гриву Поммерса и вскочил в седло.

Минутой позже он снова был подле Чандоса, и они вместе прорвались через последние ряды доблестного отряда французов, храбро сражавшихся до самого конца. Позади них лежала длинная полоса земли, усеянная телами мертвых и раненых. А впереди по всей широкой равнине, насколько хватало глаз, англичане преследовали бегущих.

Принц натянул поводья, остановил коня и поднял забрало; вокруг него тотчас собралась свита. В воздухе мелькало оружие, раздавались ликующие победные крики.

— Ну так как, Джон? — с улыбкой обратился Принц к Чандосу, утирая потное лицо голой рукой. — Как дела?

— Пустяки, добрый сэр, ушиблена рука и копьем задето плечо. А вы, ваше высочество? Надеюсь, вы остались невредимы?

— По правде сказать, Джон, не представляю себе, как до меня кто-нибудь мог добраться, если с одной стороны были вы, а с другой Одли. Только вот беда, сэр Джеймс ранен, и, боюсь, тяжело.

Доблестный лорд Одли лежал на земле, изо всех щелей его измятых доспехов сочилась кровь. Четверо его храбрых оруженосцев — Даттон из Даттона, Делз из Доддингтона, Фаулхерст из Кру, Хокстон из Уэйнхила, — сами усталые и израненные, но забывшие обо всем на свете, кроме беды своего господина, сняли с него шлем и поливали водой бледное окровавленное лицо.

Одли поднял на Принца сверкающий взгляд.

— Благодарю, ваше высочество, что вы снизошли до столь скромного рыцаря, как я, — произнес он слабым голосом.

Принц спешился и склонился над ним.

— Я высоко ценю вас, Джеймс, — проговорил он. — Сегодня ваша доблесть вознесла вашу славу и доброе имя превыше нас всех, а ваша отвага показала, что вы храбрейший из рыцарей.

— Ваше высочество, — пробормотал раненый, — вы вольны говорить, что пожелаете. А я — я хотел бы, чтобы все было именно так.

— Джеймс, — продолжал принц, — отныне я делаю вас рыцарем своего двора и жалую вам пятьсот марок ежегодного дохода из моей казны в Англии.

— Ваше высочество, — отвечал рыцарь, — да поможет мне Бог оказаться достойным состояния, которым вы меня одарили. Я всегда буду вашим рыцарем, а вот деньги я, с вашего соизволения поделю меж четырех своих оруженосцев — это они принесли ту славу, что выпала сегодня на мою долю.

Не успел он кончить, как голова его откинулась назад, и он, безмолвный, побелевший, распростерся на траве.

— Скорее воды! — закричал Принц. — Ведите сюда королевского лекаря: я готов потерять много людей, но только не доброго сэра Джеймса. А это что такое, Чандос?

Поперек дороги лежал рыцарь со сбитым на самые плечи шлемом. На его плаще и щите был отчетливо виден герб с красным грифоном.

— Это лазутчик Робер де Дюрас, — ответил Чандос.

— Ему повезло, его уже убили, — сердито заметил Принц. — Хьюберт, положите его на щит, и пусть четверо лучников отнесут тело в монастырь. Там положите его к ногам кардинала и скажите, что это ему приветствие от меня. А вы, Уолтер, поднимите мой штандарт вон над тем высоким кустом и прикажите там же поставить мой шатер, чтобы друзья знали, где меня искать.

Шум от бегущего французского войска и его преследователей уже затих вдалеке, и теперь по полю тянулись лишь группы усталых всадников, возвращавшихся назад. Впереди них брели их пленники. По всей равнине бродили лучники. Они потрошили седельные сумы убитых, снимали с них доспехи или разыскивали собственные стрелы.

Вдруг, когда Принц повернулся, чтобы пойти к кусту, возле которого он приказал разбить свою главную квартиру, позади него раздался страшный шум, и к нему бросилась целая толпа рыцарей и оруженосцев. Они громко спорили и переругивались на английском и французском языках. В гуще толпы, прихрамывая, шел невысокий толстяк в доспехах с золотыми блестками. Он-то и был причиной раздоров: каждый тащил его к себе, и, казалось, его вот-вот разорвут на части.

— Пожалуйста, добрые господа, осторожнее, осторожнее! — умолял он. — Моего добра хватит на всех, зачем же вы так?

Но шум и гам еще усилились, спорящие кровожадно сверкали друг на друга глазами, блеснули клинки. Принц взглянул на коротышку пленника и ошеломленно откинулся назад.

— Король Иоанн! — воскликнул он, не веря своим глазам.

Из глоток окружавших его воинов вырвался торжествующий вопль.

— Король Франции! У нас в плену король Франции! — самозабвенно вопили они.

— Тише, тише, господа, умерьте свое ликование. Он не должен его видеть, ни одно ваше слово не должно причинить ему боль.

С этими словами Принц подбежал к французскому королю и взял его за руки.

— Милости просим, ваше величество! — снова воскликнул он. — Какая удача, что столь доблестный рыцарь побудет с нами некоторое время, раз уж так распорядилось военное счастье! Вина! Вина для короля!

Но Иоанн был зол, лицо его пылало. С него грубо сбили шлем, на щеке у него запеклась кровь. Взявшие его в плен рыцари стояли вокруг, продолжая галдеть и жадно, словно свора собак, которую отогнали от убитой дичи, поедали его глазами. Среди них были гасконцы и англичане, рыцари, оруженосцы и стрелки, и все они толкались и старались пробиться поближе к пленнику.

— Прошу вас, благородный Принц, прогоните этих грубиянов, — промолвил наконец король Иоанн. — Они так жестоко обошлись со мной. Клянусь святым Денисом, мне едва не оторвали руку!

— Чего вы хотите? — гневно обратился Принц к шумной толпе.

— Мы взяли его в плен, ваше высочество, теперь он наш! — раздалось десятка два голосов.

Они опять, визжа, как стая волков, окружили короля.

— Я захватил его, ваше высочество.

— Нет, я!

— Лжешь, негодяй, это сделал я! И снова сверканье глаз, и снова окровавленные руки тянутся к мечам.

— Довольно! Сейчас мы все уладим, — прервал их Принц. — Ваше величество, прошу вас, немного терпенья, пока все встанет на свои места, иначе тут Бог знает что может случиться. Кто тот высокий рыцарь, что никак не может убрать руку с плеча короля?

— Это Дени де Морбек, ваше высочество, рыцарь из Сент-Омера, он служит в наших войсках, потому что изгнан из Франции.

— Припоминаю. Так в чем дело, сеньор Дени? Что вы скажете?

— Король сдался мне, ваше высочество. Он упал в схватке, и я его захватил. Я сказал ему, что я рыцарь из Артуа, и он отдал мне свою перчатку. Смотрите — вот она у меня в руке!

— Правда! Правда, ваше высочество! — поддержала его дюжина французских голосов.

— Нет, ваше высочество, не судите слишком поспешно! — прокричал какой-то английский оруженосец, проталкиваясь вперед. — Я взял его, он мой пленник, а с этим человеком он говорил только потому, что по его языку признал в нем соотечественника. В плен его взял я, и это многие могут подтвердить.

— Сущая правда, ваше высочество, мы все это видели, все было, как он говорит, — поддержал оруженосца хор англичан.

Между англичанами и французскими их союзниками всегда шла грызня, и Принц видел, с какой легкостью эта перепалка может перерасти в свару, которую нелегко будет усмирить. Ее надо было заглушить в самом начале, пока в нее не успели втянуться остальные.

— Славный, досточтимый государь, — снова начал Принц. — Я опять прошу у вас минуту терпения. Решить этот спор может только ваше слово, только вы можете сказать нам, что произошло на самом деле. Кому вы изволили милостиво вручить свою королевскую особу?

Король Иоанн оторвался от фляги, которую ему принесли, и вытер губы. На его красном лице мелькнуло подобие улыбки.

— Не этому англичанину, — ответил он, и гасконцы торжествующе завопили. — И не этому ублюдку французу, — тут же добавил король. — Я не сдавался ни тому, ни другому.

Все удивленно притихли.

— Тогда кому же, ваше величество? — снова обратился к нему Принц.

Король медленно оглядел собравшихся.

— У него был желтый конь, яростный, как сам дьявол, — сказал он. — Он опрокинул мою бедную кобылу легче, чем шар кеглю. А всадника я не знаю, помню только, что у него был серебряный щит с алыми розами. А! Клянусь святым Денисом, вон он стоит, а с ним и его треклятый конь!

И Найджел, у которого все поплыло перед глазами, вышел, словно во сне, вперед и оказался в самом центре разъяренной толпы воинов.

Принц положил руку ему на плечо.

— Это тот самый петушок с Тилфордского моста, — произнес он. — Клянусь спасением души моего родителя, я уже тогда сказал, что вы далеко пойдете. Вы взяли короля в плен?

— Нет, ваше высочество.

— А вы слышали, как он сказал, что сдается?

— Да, ваше высочество, только я не знал, что это король. Мой господин лорд Чандос, ускакал вперед, и я спешил за ним.

— И оставили короля лежать. Значит, сдача была неполной, и выкуп по законам войны пойдет Дени де Морбеку. Если, конечно, то, что он рассказал, правда.