— Согласен, тут вы оказались сильнее, — ответил арбалетчик, — но, клянусь святым Иаковом, сейчас я докажу вам, в чем мое оружие превосходит ваше. Я попрошу вас изо всех сил пустить стрелу над долиной, и посмотрим, какова дальность вашего выстрела.

Джонстон покачал головой и, посмотрев зорким взглядом на крепкий лук и толстую тетиву арбалета, заметил:

— Да, ваш арбалет силен, я ничуть не сомневаюсь, что он выстрелит дальше моего лука. Однако мне доводилось видеть, как иные лучники пускали свои ярдовые стрелы в такую даль, куда и вашим не долететь.

— Слыхать-то я слыхал, да, странное дело, никогда не видел своими глазами столь необычайных стрелков. Вот что, Арно, воткни колышки через каждые сто шагов, а сам встань у пятого колышка и принеси мне обратно мои стрелы.

Как только расстояние было отмерено, Джонстон, натянув тетиву до отказа, пустил стрелу, со свистом пролетевшую над рядами кольев.

— Здорово! Превосходный выстрел! — хором воскликнули присутствующие. — Она упала у четвертой отметины.

— Клянусь эфесом, стрела пролетела четвертый кол, — заявил Эйлвард, — я заметил, где ее подняли.

— Сейчас узнаем, — спокойно ответил Джонстон.

Тут подбежал молодой лучник и сообщил, что стрела на двадцать шагов перелетела четвертый кол.

— Значит, всего четыреста двадцать шагов! — крикнул Черный Саймон. — Ничего не скажешь, очень длинный лет. Однако сталь и дерево, вероятно, окажутся сильнее руки человека.

Брабантец выступил вперед, улыбаясь в предвкушении своего торжества, и натянул веревку на своем оружии. Крик восторга вырвался из груди его товарищей следивших за высоким полетом его тяжелой стрелы.

— За четвертый, — пробурчал Эйлвард. — Клянусь эфесом, она упала почти у пятой.

— Что вы, она перелетела пятый! — громко крикнул гасконец.

Прибежавший лучник, на бегу размахивая руками от волнения, сообщил, что стрела упала на восемь шагов дальше пятого кола.

— Ну, что вы теперь скажете, чья взяла? — заявил брабантец, пыжась и горделиво расхаживая среди своих рослых арбалетчиков, дружно приветствовавших его.

— Признаю, что вы одержали верх, — мягко ответил Джонстон.

— И одержу верх над любым лучником в мире, — запальчиво, не скрывая своего ликования, ответил победитель.

— Ну, ну, умерьте свою прыть, — вмешался рыжеволосый лучник; дюжий и плечистый, он возвышался над своими товарищами на целую голову. — Придется и мне перемолвиться с вами словечком, раз вы так уж распетушились! Куда это подевалась моя рогатка? Клянусь святым Ричардом Хамполским, чудно будет, если я не переплюну его с этой его штукой; на мой взгляд, она больше похожа на мышеловку, чем на оружие воина! Ну как, вы не прочь потягаться еще со мной или с вас уже хватит?

— Пятьсот восемь шагов — это более чем достаточно, — ответил брабантец, покосившись на своего нового противника.

— Брось, Джон, зачем гнешь дерево не по себе? Ты же никогда не был сильным стрелком! — шепнул ему Эйлвард.

— Не беспокойся, Эйлвард; я, правда, многого не умею, но кое в чем знаю толк. Вот забрал себе в голову, что смогу выстрелить дальше, чем он, если только мой лук не треснет.

— Что ж валяй, лесник, валяй, балда! Выступай смелее, Хампшир! — со смехом подзадоривали лучника его товарищи.

— Клянусь душой! Смейтесь, сколько влезет, — воскликнул Джон, — но да будет вам известно, что меня учил делать длинные выстрелы сам старик Хоб Миллер из Милфорда.

С этими словами Джон сел на землю и, поместив большой черный лук так, что подошвы уперлись в рукоять, он наложил стрелу на тетиву и обеими руками стал тянуть ее к себе до тех пор, пока наконечник не оказался на уровне основы. Старый лук скрипел и стонал, и тетива вибрировала от сильного натяжения.

— Кто этот болван, который стоит на пути моего выстрела? — спросил лучник, вглядываясь в даль.

— Он стоит по ту сторону моего колышка, — ответил брабантец, — ему нечего опасаться.

— Что ж, пусть простятся ему его прегрешения! Хотя, пожалуй, стоит он слишком близко, чтобы ему угрожала моя стрела.

Джон поднял обе ноги, нажимавшие на рукоять лука, и спущенная стрела огласила долину густым сочным гудением.

Парень, о котором шла речь, упал ничком, но тотчас же вскочил и понесся со всех ног в другую сторону.

— Ай да выстрел, дружище! Стрела пролетела прямо над головой! — закричали воины.

— Mon Dieu! — возмутился брабантец. — Да разве так стреляют!

— Уж такой у меня фокус, — ответил Джон, — не раз зарабатывал я себе галон эля, тремя выстрелами покрывая милю в Виверли-Чейз.

— Стрела упала на сто тридцать шагов дальше пятого кола, — раздался издали голос лучника.

— Шестьсот тридцать шагов! Mon Dieu! Да это небывалый выстрел! И все же здесь нет заслуги вашего оружия, mon gros camarade[165]. Ведь чтобы сделать это, вам самому пришлось согнуться, как лук!

— Что ж, клянусь эфесом, в этом есть доля правды, — ответил Эйлвард. — А теперь мой черед показать, какие преимущества у боевого лука. Я попрошу вас пустить изо всех сил стрелу в тот щит из вяза, обтянутый бычьей шкурой.

— Пожалуй, я и при Бринье не расходовал столько стрел, — пробурчал брабантец, — однако там были мишени получше, чем этот обрывок бычьей шкуры. Но о чем разговор, друзья англичане? Щит не более сотни шагов отсюда, в него и слепой попадет.

Брабантец туго натянул тетиву и пустил стрелу в раскачиваемый ветром щит. Эйлвард извлек из колчана стрелу. Старательно смазал наконечник и пустил ее в ту же цель.

— Уилкинс, принеси-ка сюда щит, — приказал он.

Когда тяжелый щит был принесен к состязавшимся, лица англичан вытянулись, а брабантцы заулыбались во весь рот: большая стрела глубоко вонзилась в дерево, как раз посередине щита, но не видно было ни стрелы Эйлварда, ни какой-либо отметины.

— Клянусь тремя царями! — воскликнул брабантец. — Теперь уж не может быть споров о том, чье оружие лучше и чья рука бьет вернее. Вы промахнулись, англичанин.

— Не спеши, не спеши, mon gar, — возразил Эйлвард и, перевернув щит, указал на небольшую дырочку в дереве. — Видишь ли, camarade, моя стрела пронзила щит насквозь, и я полагаю, что из двух стрел опаснее та, которая пробивает насквозь, а не только вонзается в цель.

Брабантец даже ногой топнул с досады и, казалось, обдумывал, как бы побольнее уязвить соперника, но тут все увидели скакавшего к ним Аллейна Эдриксона.

— Сейчас сюда прибудет сэр Найджел, — объявил юноша. — Он желает поговорить с Отрядом.

И мгновенно на луговине, где все было разбросано как попало, навели порядок: лучники живо облачились в свои доспехи и подняли лежавшие на траве луки. Длинный кордон оцепил поле, удалив всех посторонних, воины выстроились в четыре шеренги, на флангах расположились младшие командиры и головные. Солдаты стояли навытяжку, застыв на месте, когда к ним подъехал их командир; лицо сэра Найджела сияло, и вся его небольшая фигурка дышала радостью, так как он привез воинам вести, как видно, для него весьма лестные.

— Нам оказана великая честь! — крикнул он. — Принц избрал наш Отряд из всех частей армии. Он поручает нам отправиться в Испанию на разведку в тыл врага. Но так как воинов в нашем отряде очень много и, может быть, у кого-нибудь нет желания принимать участие в этом трудном походе, я попрошу выйти вперед тех, кто хочет по доброй воле отправиться со мной.

Какое-то движение прошло по рядам, но когда сэр Найджел снова взглянул на воинов, перед ним по-прежнему стояли сомкнутые прямые шеренги. Сэр Найджел поглядел с глубоким изумлением на солдат, и лицо его омрачилось горьким разочарованием.

— Зачем мне суждено было дожить до такого позора! — воскликнул он. — Что же это… Никто из вас…

— Достойный сэр, они все, как один, выступили на шаг вперед! — тихо сказал ему Аллейн.

— Клянусь апостолом! Ты прав. Как я мог подумать, что мои воины не поддержат меня! Так вот, завтра чуть свет мы выступаем, сэр Роберт Чени дает нам коней из своего отряда. Прошу вас быть готовыми с первым криком петуха.

Обрадованные лучники бросились врассыпную, шутя и балагуря, словно школьники, отпущенные на каникулы, а сэр Найджел с улыбкой глядел им вслед; вдруг чья-то увесистая рука легла ему на плечо.

— Эге-ге! Мой странствующий рыцарь из Туинхэма! — произнес знакомый голос. — Я слышал, вы направляетесь к берегам Эбро. Клянусь священной рыбой Товия, мне тоже хотелось бы встать под ваши знамена.

— Кого я вижу! Оливер Баттестхорн! — воскликнул сэр Найджел. — Я слышал о вашем приезде в лагерь и надеялся повидать вас. Что ж, для меня это большая честь и радость видеть вас в своем отряде.

— У меня есть особая и веская причина, чтобы идти с вами, — заявил дородный рыцарь.

— Охотно верю, — ответил сэр Найджел. — Я не знаю рыцаря, который так живо откликался бы на призыв чести, как вы!

— Нет, нет, отнюдь не честь побуждает меня стать в ваши ряды, Найджел.

— Тогда что же?

— Цыплята!

— Цыплята?

— Ну, разумеется; ведь эти негодяи из головного отряда съели всех кур в здешних местах. Не далее, как нынче утром, лошадь моего оруженосца Норбери повредила себе ногу, когда он рыскал по всем направлениям в поисках хотя бы одной курочки. Подумать только, у нас с собой целая сумка трюфелей, а с чем их есть — неизвестно. Никогда не видел такой прожорливой саранчи, как этот головной отряд. Ни одного цыпленка нам не получить, если только мы не обгоним их. Так что я оставлю своих винчестерских бродяг на попечении начальника военной полиции, а сам поспешу вместе с вами на юг, захватив с собой, разумеется, и мешок с трюфелями.

— Ах, Оливер, Оливер, вы все тот же, — заметил, смеясь и покачивая головой, сэр Найджел, и оба старых воина поехали рядом по направлению к своим палаткам.