Маршалл косо на меня посмотрел:

– Я знаю, о чем говорю. Мне сделали достаточно прозрачный намек. Что тебе обо всем этом известно?

– Шесть лет назад они пытались объединиться с “Питтсбург стил”. Они распространили слух, и множество биржевых игроков в него поверили. Правительственная комиссия перекрыла им кислород, и тысячи людей потеряли свои деньги, я сам был одним из них. Безумием было бы пытаться спекулировать на этих акциях и попасться на их удочку…, это было бы глупо, Фрэнк.

– Ты думаешь? Ну так вот, мне лучше знать. – Он допил виски. – Я все знаю о сосунках, которые тогда попались, но в этот раз все будет по-другому. Я куплю акций на пятьсот тысяч долларов, как только завещание будет утверждено. Эта информация для внутреннего пользования. Джэк Сонсэн, вице-президент компании, – мой старый приятель. Я получил информацию прямо от него, и он не будет дурачить меня!

Я прекрасно знал Джэка Сонсэна. Бартон Шарман считал его одним из самых выдающихся мошенников нашего века.

– Послушай, Фрэнк, – настойчиво сказал я. – Я знаю, о чем говорю.

– Иди лучше помоги Бет в саду, – рявкнул Маршалл с внезапным раздражением. – Нечего тебе здесь сидеть. Мне надо работать.

Маршалл поставил меня на место; в конце концов, я просто шофер, и он не нуждается в моих советах.

– Как скажешь, Фрэнк. – Я встал, а он налил себе еще виски. – Но ты можешь потерять свои деньги.

– Это ты так считаешь. – Он ткнул в меня пальцем. – Послушай, сынок, мне известно о деньгах больше, чем ты сможешь узнать за всю жизнь. Когда мне понадобится твой совет, я тебя позову…, если он понадобится.

От одной мысли, что Маршалл выкинет пятьсот тысяч долларов на эту аферу с “Чаррингтон стил”, меня начинало тошнить. Он сказал, что после уплаты налогов миллион заметно съежится. Если он потеряет эти пятьсот тысяч долларов, у него не останется практически ничего.

– Фрэнк, я…

– Давай-ка, сынок, я занят. – Он взялся за бумаги. Когда я подошел к дверям, он добавил:

– Я о тебе высокого мнения, Кейт. Эта машина – просто игрушка. Ты будешь следить за домом и водить машину. А я займусь финансами.

– Как скажешь, Фрэнк.

Маршалл откинулся назад, покраснел, и на его лице появилось прежнее раздраженное выражение.

– А что, если мы откажемся от этого “Фрэнк”, а? – Он взял стакан и сделал большой глоток. – А что, если мы станем говорить “мистер Маршалл”? Без обид, просто как символ статуса, а?

– Конечно, мистер Маршалл. Мы смотрели друг на друга. Он засмеялся неестественным, смущенным смехом.

– Держись за меня, сынок. Я чувствую себя миллионером.

Ах ты, жирный, пьяный сукин сын, подумал я, я держусь за тебя только потому, что хочу отобрать у тебя жену.

– Конечно, мистер Маршалл.

Он кивнул и стал читать бумаги.

Я вышел и направился в сад.

Это был огромный, местами сильно заросший сад с множеством клумб, кустов и деревьев. В конце концов я нашел Бет в его дальнем углу. Она собирала малину в белую миску. Я подошел к ней.

– Мне было сказано: иди и помоги Бет в саду, сынок, – сообщил я.

Она резко взглянула на меня:

– Он так назвал тебя?

– Вот именно, а я должен звать его “мистер Маршалл”, потому что он теперь миллионер, а я его служащий. Символ статуса – так он это называет.

Бет молча собирала малину. Я присел на корточки, глядя на нее и ощущая на своей спине жаркое солнце.

– Бет, он хочет пуститься в аферу. Он собирается вложить свои деньги в акции, на которых он потеряет большую часть своего состояния.

Ее красные от сока перезревших ягод пальцы замерли, она испытующе поглядела на меня.

– Кейт, он хоть и пьяница, но умный. Я тебе уже говорила.

– Может быть, но он купился на аферу со стальными компаниями. Он собирается приобрести акции, как только получит кредит…, в конце следующей недели.

Бет все так же глядела на меня.

– Фрэнк умный, – повторила она.

– Но я знаю, что это будет крах! Я один раз сам попался в ту же самую ловушку! Все выглядит прекрасно, но самом деле ничего не выйдет. Маршалл потеряет все до единого цента, все деньги, которые получит. И ты тоже потеряешь их.

Она стала снова собирать малину. Я ждал. В ее лице жизни было не больше, чем в маске.

Через несколько минут я спросил:

– Ты о чем-то думаешь. Бет?

– Да. – Она повернулась ко мне, прижимая миску с ягодами к груди. – Ты абсолютно уверен, что его планы приведут его к разорению?

– Абсолютно.

– И ты не сможешь переубедить его?

– У меня нет ни малейшего шанса. Она кивнула и стала опять собирать малину. Я снова подождал несколько минут и спросил:

– О чем ты сейчас думала, Бет? Не глядя на меня и продолжая собирать ягоды, Бет сказала:

– Я думала – какая жалость, что он жив.

По спине моей скользнул холодный палец мертвеца. Вот оно, подумал я, и на этот раз она сама сказала: “Сделай одолжение…, сдохни”.

Она сказала это.

Когда он умрет, она получит его деньги, а я получу ее, но время убегает стремительно. Едва Фрэнк получит деньги, он потеряет их в этой афере.

– Бет, никаких денег не будет, если только он не умрет.

С одеревеневшим лицом она перешла к следующему ряду кустов малины.

– Бет!

– Не сейчас…, ночью.

Мы глядели друг на друга. В ее черных глазах сквозило отчуждение.

– Ладно. Ты придешь ко мне?

Бет кивнула.

Я встал и пошел по саду в сторону дома. Через открытое окно отчетливо был слышен голос Маршалла. Он говорил по телефону.

– …проверьте контракт, – донеслось до меня. – Я смогу купить акции через пару недель. Я хочу приобрести большой пакет. Да…, выполните свою часть работы. Я буду готов дней через пятнадцать.

Не уверен, что будете, мистер Маршалл, думал я, тихо поднимаясь по лестнице. За эти пятнадцать дней вы окажетесь в гробу.

***

Остаток дня я провел, лежа на кровати и напряженно размышляя. От моих мыслей меня не мог отвлечь даже грохочущий голос Маршалла, непрерывно говорившего по телефону.

Я курил сигарету за сигаретой, повторяя себе, что это будет вторая моя попытка стать очень богатым. Первая с треском провалилась, и я очутился в тюрьме, но на этот раз все выйдет иначе. Вместо того, чтобы рисковать на бирже чужими деньгами, я собираюсь отнять человеческую жизнь. Я без всяких угрызений совести готов был покончить с этим жирным наглым пьяницей, болтавшим внизу по телефону. У меня уже начала оформляться идея, как разделаться с ним, ничем не рискуя. Это должно выглядеть как несчастный случай, и тогда я смогу получить Бет и деньги.

Чем больше я раздумывал над этой идеей, тем больше она мне нравилась, и в конце концов я убедил себя, что осуществить этот план можно легко и безопасно; а убедив себя, мне оставалось только убедить Бет. Судя по ее словам: “я думала – какая жалость, что он жив”, вряд ли ее придется долго уговаривать.

Часы внизу пробили семь, и я встал с кровати. Я прошел в ванную, побрился и осмотрел себя в зеркале над раковиной. Выглядел я так же как всегда, но я знал, что глядящее на меня из зеркала лицо стало теперь лицом того, кем я никогда не собирался становиться, – лицом убийцы.

До меня донесся запах жареного лука. Я спустился по лестнице в кухню. Бет стояла около плиты, мясо жарилось на гриле, а лук шипел в сковородке с маслом.

– Пахнет аппетитно, – сказал я, останавливаясь в дверях.

Она кивнула, но лицо ее осталось безжизненной маской. Я заметил, что на решетке жарятся только два бифштекса.

Понизив голос, я спросил:

– Где он?

– В комнате…, погиб для общества.

– Может быть, уложить его в кровать?

– Оставь его там, где он есть…, может быть, попозже. – Бет отвернулась к плите.

Оставив Бет на кухне, я тихонько прошел в гостиную. Он сидел за столом с раскиданными бумагами, широко раскрытые глаза смотрели неподвижно, дыхание было тяжелым и замедленным.

– Мистер Маршалл?

Я подошел ближе и дотронулся до него. Никакой реакции. Я провел рукой перед его раскрытыми глазами – в них ничто не шевельнулось; Бет сказала точно: “погиб для общества”. Бутылка виски, уже пустая, стояла на столе.

Держась позади Маршалла на тот случай, если он вдруг очнется, я заглянул в лежащие на столе бумаги. Это были документы на недвижимое имущество, на дом под названием “Белые дубы” в Кармеле, а также множество пометок, чисел и имен, которые мне ни о чем не говорили.

Бет тихо вошла в комнату.

– Давай поужинаем, – сказала она. Я еще раз коснулся Маршалла и, опять не добившись реакции, пошел с Бет на кухню. Мы сели напротив друг друга.

– Бет, надо бы вызвать врача, чтобы посмотрел на него, – сказал я, разрезая бифштекс. – А вдруг это серьезно?

Она глянула на меня и кивнула:

– Подождем с полчаса, а потом, если не очнется, я позвоню доктору Сандерсу.

– Местный доктор? Он хороший врач?

– Он практикует здесь уже лет сорок, всего лишь сельский лекарь.

Мы посмотрели друг на друга, и на этот раз кивнул я. Мы доели бифштексы и перешли к малине со сливками. Потом пили кофе. Ни один из нас не произносил ни слова. Нам было нечего сказать. Я всецело предался размышлениям, а по сквозившей во взгляде Бет отчужденности я мог судить, что и она занята своими мыслями. Мы ужинали и вполуха прислушивались к тяжелому дыханию Маршалла, доносившемуся из гостиной. Я надеялся, что оно вдруг прервется. Уверен, что и Бет тоже надеялась на это; но друг другу мы не признавались.

После ужина я вернулся в гостиную и на этот раз взял Маршалла за плечо и сильно встряхнул. Он завалился вперед и чуть было не упал на пол, я едва успел его подхватить.

Бет стояла в дверях и смотрела на нас.

– Зови своего эскулапа, – сказал я.

Бет пошла в холл, и я услышал, как она набирает номер.

Поудобнее ухватившись за Маршалла, я вскинул его себе на плечо. Он застонал, попытался проснуться, потом громко захрапел. Совершенно запыхавшись, я приволок эту тушу наверх по лестнице в его спальню и скинул на кровать. Я ослабил ему воротничок, снял пиджак и ботинки.