— Прошу прощения, — беспомощно подняла руки Пэм.

Наступило тягучее молчание, потом я спросил:

— Ну, улеглись страсти?

Никто не ответил.

— Тогда… вот еще что. Раз уж собрались, давайте обсудим все до конца.

— Конечно, — согласился Эрскин. — А заодно выпьем еще по одной. — Он щелкнул пальцами, и подошла девушка. Он заказал выпивку на всех. Это оказалось очень кстати. Пока мы ждали, обстановка немного разрядилась.

— Тебя что-то беспокоит, Джек? — спросил Эрскин, когда девушка принесла спиртное и ушла с веранды.

— По плану, — сказал я, — после наступления радиомолчания мы переходим на положение покойников. Нас как бы поглотила морская пучина. А вы подумали, что это значит? Я-то согласен с этим планом. Возвращаться в Штаты рискованно. Придется жить в Мексике, но вся штука в том, что мы окажемся в шкуре покойников.

— Я же объяснял, — нетерпеливо пробубнил Берни. — Скорей всего нам удастся устроить свою жизнь в Мексике, а если нет, то с такими деньгами мы не пропадем и в Южной Америке, и даже в Европе.

— Ты не уловил, Берни. Ведь Кендрик и его клиент тоже будут знать, что мы зачислили себя в мертвецы. Пораскинь мозгами.

Берни удивленно уставился на меня, переглянулся с таким же удивленным Эрскином.

— Не скумекали? Не доходит?

— Да объясни толком, о чем ты? — рассердился Эрскин.

— Ну, вы сущие младенцы! Неужели в ваши наивные головки не закрадывалась мысль, что после приземления Кендрик и его клиент будут совсем не прочь, если на нас нападет шайка мексиканских головорезов, которые перережут нам глотки и зароют наши трупы в джунглях, а Кендрик со своим клиентом получат десятимиллионный самолет бесплатно?

Эрскин встревоженно отодвинулся от стола:

— Мне и в голову такое не приходило!

— Кендрик на это не способен, — неуверенно возразил Берни, но вид у него был понурый.

— Неужели? Да только круглый дурак пожалеет четверых людишек и откажется от шести миллионов, а Жиртрест — не дурак. Мы можем угодить в ловушку. Утверждать не стану, но это не исключено.

— Ты прав, — проговорил Эрскин. — Черт побери! Конечно, не исключено!

— Ох, какие же вы доверчивые! Если умеете молиться, поблагодарите Господа за то, что он послал вам меня.

— Что же будем делать? — спросил Эрскин.

— Шевелить мозгами. У нас есть два месяца на подготовку. Я съезжу туда и выясню, кто покупатель, а потом сосредоточимся на самом главном… как уйти из этой жизни, но не помереть.

Только я стал проваливаться в сон, как раздался стук в дверь. Я включил настольную лампу, встал с постели и посмотрел на часы: четверть первого.

В дверь снова постучали.

Я пересек гостиную и открыл. Вошел Гарри Эрскин, и я запер дверь.

— Есть разговор.

В гостиную падал свет только из спальни. Эрскин громоздился надо мной, здоровенный, широкоплечий, как тень от раскидистого дерева.

— Я уже засыпал.

— Успеешь поспать. — Он шагнул к стулу и сел. — Слушай, Джек, извини, что я принял тебя в штыки. Решил, что ты хвастунишка, довесок Берни, зато когда увидел, как ты разделал толстяка, то понял: это мужик что надо. Хочу поговорить насчет Берни.

Я сел рядом и взял пачку сигарет. Закурил, бросил пачку ему. Он тоже закурил, и мы переглянулись.

— Ну, говори.

— Берни катится под откос со скоростью звука. Он под каблуком у этой заразы. — Эрскин стряхнул пепел на пол. — Только о ней и думает. Сам знаешь, она гуляет направо и налево, а для него это нож острый в сердце, но расстаться с ней не может. У него уже мозги набекрень. — Эрскин подался вперед. — Если так пойдет дальше, месяца через три он не сможет летать. Я знаю. Работаю же с ним. Он до того рассеянный, что начинает взлет, не получив «добро» у диспетчера. За последнее время я трижды хватал его за руку, а он смотрел на меня как во сне и только потом запрашивал разрешение на взлет. У него сейчас одно на уме: раздобыть денег и открыть в Мексике свою фирму воздушных перевозок. Но в таком состоянии ему и с одним самолетом не справиться, что уж там говорить о целой авиакомпании. Только не подумай, Джек, что я точу на него зуб. Мы девять месяцев проработали рука об руку. Сначала я души в нем не чаял. Он был отличным летчиком, но эта баба сломала его. Ты не поверишь, сколько раз я предотвращал неминуемое крушение. Он просто забывает, что сидит за штурвалом.

— Да, ну и дела! — не на шутку встревожился я.

— Вот-вот… а как он подступится к новому самолету? В конце месяца нас с ним посылают на завод, будем проходить переподготовку. Если он не выйдет из ступора, испытатели зарубят его. Эссексу пришлют характеристику, и Берни в два счета окажется за воротами.

— Не верю! Берни может летать на чем угодно, лишь бы с крыльями! Я лучшего летчика еще не встречал!

— Это было раньше, согласен… только не сейчас. Он не в состоянии сосредоточиться, а что это за летчик, который ловит ворон. — Эрскин загасил сигарету. — Может, поговоришь с ним? Может, убедишь, что надо избавиться от Пэм? Другого выхода я не вижу. Если не будет Пэм, тогда, глядишь, он восстановится. Как думаешь?

Я без воодушевления отнесся к его предложению. У меня язык не повернулся бы заговорить с Берни об этой женщине.

— А почему бы тебе не поговорить с ним?

Эрскин покачал головой:

— Вдруг он решит, что я мечу на его место. Тебе это удобно. А мне никак нельзя.

Я задумался, потом спросил:

— А если его вышибут, ты получишь его место?

— Нет. Слишком молод. Эссекс найдет кого-нибудь постарше… нет проблем. Слушай, Джек, если провертывать это дело, ты должен поговорить с Берни и вразумить его, а иначе надо трубить отбой.

— Ты уверен, что все зло от Пэм?

— Я знаю.

Я снова задумался. До слез обидно было отказываться от трех миллионов из-за гулящей бабы.

— Может, мне лучше поговорить с ней.

Эрскин покривился:

— У нее характер заковыристый.

— Что верно, то верно. Знаешь, я подумаю. Ладно, Гарри, спасибо, что предупредил. — Я не хотел продолжать ночной разговор. Мне и так уже хватало пищи для размышлений. — Утро вечера мудреней.

— Думаешь, дело выгорит?

— Не знаю. Знаю только, что сами собой три миллиона не приплывут в руки. — Я встал.

— Ты действительно считаешь, что нас могут пристукнуть после посадки? — спросил он, поднимаясь со стула.

— Спроси что-нибудь полегче. И потом, мы еще не приземлились, давай преодолевать трудности по мере их поступления.

— Да-а. — Он провел рукой по коротким волосам. — Ну, ладно, мозгуй. Если понадоблюсь, я в пятнадцатом коттедже.

— А где живет Пэм?

— В двадцать третьем, последний в нашем ряду.

Я проводил Эрскина и принялся мерить шагами гостиную, переваривая все услышанное, потом перешел в спальню, скинул пижаму, надел рубаху и джинсы, нацепил сандалии и вышел на улицу. Без лишнего шума я прошагал весь ряд до последнего домика. Убедившись, что на нем проставлен номер 23, я постучал.

В зашторенных окнах горел свет. Пэм отозвалась не сразу:

— Кто там?

— Твой поклонник.

Она открыла, я протиснулся мимо нее в дом и затворил за собой дверь.

Она стояла босая, кутаясь в легкое покрывало.

— Ты! Что надо?!

— Есть разговор насчет Берни. — Я уселся в кресло.

— Не собираюсь обсуждать с тобой Берни! Убирайся вон!

— Не горячись… разговор деловой. Мы хотим сорвать три миллиона, но ты можешь завалить всю операцию.

— Я? Почему это?

— Если сама не понимаешь, значит, ты глупей, чем я думал. Объясняю: потому что ты каждого встречного мужика тащишь в постель, и Берни из-за этого сам не свой. Он не в состоянии сосредоточиться на работе, а на таком летчике, детка, можно ставить крест. Ты гуляешь напропалую и воображаешь, что с него — как с гуся вода, а он света белого не видит.

— Вранье! — Она сжала кулаки. — Берни сам сказал…

— Да замолкни! Ты — его слабость. Он что угодно скажет, лишь бы удержать тебя. Так вот, послушай. Ставка в нашем деле — три миллиона долларов. Я не потерплю, чтобы сучка вроде тебя, у которой зуд в одном месте, угробила классного летчика. Поняла? — Говорил я спокойно, без крика. — Завтра пойдешь к нему и скажешь, что отныне будешь с ним, а похождениям — конец, да так скажешь, чтобы он поверил.

— Да кто ты такой, чтобы мне указывать? — завопила она. — Мы с Берни…

— Замолкни! Это ультиматум, детка. Либо ты обуздаешь свою пылкую натуру вплоть до конца операции, либо скатертью дорога. Выбирай: угомониться или выйти из игры.

— Да? И кто же это выведет меня из игры?

— Детка, — улыбнулся я, — это проще простого. Ахнуть не успеешь. Стоит мне намекнуть миссис Эссекс, что ты распутничаешь, как тебя вышвырнут вон. Я не хочу делать этого, но придется, если ты не убедишь Берни, что отныне будешь паинькой.

— Вот гад!

Я встал:

— Таковы мои условия: ты успокоишь его или выйдешь из игры.

Лежа в постели, я снова прокрутил в памяти весь разговор. Более сильных доводов вроде бы не было, и теперь оставалось только ждать, подействуют мои слова или мечта о трех миллионах рассеется как дым.

Наконец я уснул, и разбудил меня телефонный звонок. Я взглянул на часы: половина одиннадцатого. Сквозь задернутые шторы пробивалось солнце. Мне спалось лучше, чем я ожидал.

Я пошел в гостиную и снял трубку.

— Джек, дружочек.

Я сразу узнал его.

— Слушаю.

— Я переговорил со своим клиентом. Можете осмотреть посадочную полосу. Он сказал, что это лишнее, но если вам так спокойней, то пожалуйста.

— Мне так спокойней.