— Нет, — опровергла она. — Я намекнула, что один из гостей мог его спрятать; и они сегодня утром перевернули весь дом. Заглянули в каждый уголок.

— Попробуй дать объявление в газету, — предложил я. — «Просьба к тому, кто неумышленно ушел с редкой вещью с приема, устроенного общеизвестной светской особой, сообщить через почтовый ящик 420 за вознаграждение…»

Берта одарила меня свирепым взглядом:

— Не шути.

— Я и не шучу, — сказал я. Берта запыхтела. — Это неплохой, логически обоснованный совет, — продолжил я. — Ты не желаешь ему последовать, но у тебя ведь нет ничего другого.

— Я не желаю ему последовать! — воскликнула она. — Ты тоже один их тех, кто собирается вернуть это барахло. Я свою часть работы выполнила и не собираюсь тащить на себе весь груз общего бизнеса. — Я поднял брови. — Я стояла там на больных ногах перед проклятым-лифтом, была любезной с прибывающими людьми, с улыбкой просила показать приглашение… Не вешай мне лапшу на уши, Дональд Лэм! Именно тебе придется вернуть эти вещи, а я намереваюсь с этой минуты заняться другими делами. Когда этот проклятый Отис Одни говорил со мной, я намекнула ему, что за эту часть бизнеса отвечаешь ты.

— Прелестно! — резюмировал я, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. — И как ты ладишь с Одни?

— Я ненавижу его до мозга костей. Это сверхлицемерное, учтивое, грошовое, раболепствующее барахло.

— И фотограф тоже?

— Фотограф очень мил, — не согласилась она.

— Он был там прошлой ночью?

— О, конечно. Снимал там повсюду.

— Личный фотограф?

— Смотря что ты понимаешь под словом «личный». Крокетт хотел получить эти снимки. Крокетт желает, чтобы его каждую минуту фотографировали.

— Под каким предлогом была устроена вечеринка? — спросил я.

— Он только что вернулся. Изучал дикарей Хусиса, привез массу снимков. Женщины с корзинами на голове. Женщины, голые сверху до талии. Убитые животные. Крокетт, поставивший ногу на грудную клетку туши, с ружьем в руке и глупой улыбкой.

— Ты видела эти снимки?

— Не все. Когда прибывали гости, я дежурила у проклятого лифта. Потом поднялась и стояла около входа в лифт в верхнем холле, так что проследила за всеми, кто пришел позже.

— Такие были?

— Одна пара.

— Где он путешествовал?

— Где-то в Африке. Или на Борнео. Или где-то еще. Я никогда не интересовалась географией.

— Между Африкой и Борнео огромное расстояние, — не удержался я.

— Между твоей болтовней и возвращением украденных вещей тоже огромное расстояние, — съязвила Берта.

— Какой-нибудь флаг у него был? — спросил я. — Флаг клуба приключений или что-нибудь в этом роде?

— О, конечно, — подтвердила Берта. — Без этого не обходится. Они снимают на кинопленку, как молодец втыкает флагшток в землю, а затем — как он там развевается, и некоторые считают это важной церемонией.

— И потом забирают его?

— Забирают.

— Кто эти некоторые? Ты знаешь?

— Черт побери, нет. Кто-то из олухов, вылизывающих крокеттовский зад. Он глава одного проклятого клуба.

Я поднялся, потянулся, зевнул и сказал Берте:

— Ладно, беру эту неразбериху на себя. Тебе не по душе мое предложение насчет объявления в газете, не так ли?

— Убирайся! — рявкнула она. — Не то я начну швырять в тебя чем попало.

Я вышел из конторы попить кофе и купил утреннюю газету. Мелвин Отис Одни, специалист по связям с общественностью, знал свое дело. Веселая вечеринка с танцами была описана в обычном стиле и проиллюстрирована фотографиями Дина Крокетта-второго, поставившего ногу на грудную клетку великолепного редкого животного, а также втыкающего в землю древко флага Международного клуба доброй воли, который, кажется, был организован с целью содействовать международной дружбе через распространение знаний об обычаях, общественном развитии и культурных ценностях разных народов и рас.

Я вернулся в своей кабинет и спросил Элси:

— Что ты знаешь о нашем архивариусе?

— О Еве Эннис? Немного.

— Она давно у нас работает?

— Около шести недель.

— Как реагирует на Берту?

— Ужасается.

— Как относится ко мне?

— А ты сам определить не можешь? В конце концов, — произнесла она с достоинством, — я секретарь, а не сводня.

— Запомни, — сказал я, — это бизнес.

— Могу вообразить! — фыркнула она презрительно.

— Пригласи ее сюда, — велел я Элси, — и держи ушки на макушке. Можешь участвовать в беседе.

Она посмотрела на меня с любопытством:

— К чему все это?

— Приведи ее сюда, и узнаешь. Я ее не напугаю, как думаешь?

— Думаю, что нет.

— Ну так приведи.

Элси вышла и скоро вернулась с Евой Эннис.

Я осмотрел ее довольно внимательно. Гибкая, с хорошей фигурой, сознающая свою сексуальную привлекательность и скрывающая это под притворно-застенчивым выражением лица. Одета в облегающий свитер с высоким воротником, жакет и юбку.

— Вы хотели меня видеть, мистер Лэм?

— Присядьте, Ева, — пригласил я. — Я хочу поговорить с вами.

Она завлекательно улыбнулась, выставила бюст, затем посмотрела на Элси.

— Присядьте и вы, Элси, — сказал я. — Я хочу узнать кое-что об интимной жизни Евы, а на такой случай нужна дуэнья.

Ева вроде бы пыталась что-то сообразить, но не сумела и ляпнула, не подумав:

— И представить себе не могла, что девичью любовную жизнь можно открывать без дуэньи.

Я кивнул, будто принял это замечание за воплощение здравого смысла, и сказал:

— Я пытаюсь связаться с фотографом, который был тут на днях. Хочу предложить ему кое-какую работу.

— О, Лионель, — оживилась она и добавила: — Лионель Палмер.

— Вы что-нибудь о нем знаете?

— Разумеется, мистер Лэм. Но я познакомилась с ним только позавчера.

— Я спросил не об этом, — пояснил я. — Я спросил, что вы о нем знаете?

— Он милый.

— Чем он занимается?

— Фотографирует.

— Он рассказывал вам о своих занятиях?

— О, да. Он путешествовал с мистером Крокеттом, чтобы превосходными снимками вести фотолетопись путешествия. Он делал цветные слайды, чтобы их потом проецировали на экран. И использовали в фоторекламе. Делал также цветную киносъемку и черно-белые снимки. Так что имеется превосходный фоторепортаж обо всех путешествиях в трех видах: на цветных слайдах, чернобелых фотографиях и цветной кинопленке.

— Почему понадобилось такое разнообразие?

— На лекциях мистер Крокетт показывает цветные слайды, в газеты дает черно-белые снимки, а на приемах, вроде вчерашнего, демонстрирует цветные кинофильмы.

— Вы были на приеме прошлым вечером?

Она скривила гримаску и сказала:

— Нет, — коротко и резко.

— Почему нет? — поинтересовался я. — Как я понял, вчера вы ушли отсюда с Лионелем.

— Кто вам это сказал?

— Полно, полно, Ева, — успокоил я. — Не надо смущаться. Вы же знаете, я детектив. Я видел, как он, закончив фотографировать, вытащил блокнот и записал номер вашего телефона.

— Мой адрес, — уточнила она. — Он обещал отпечатать для меня снимок.

— А он не мог послать его почтой в агентство?

— Я хотела, чтобы его доставили мне на дом.

— Ну и доставили?

— Я получила его сегодня утром.

Я усмехнулся:

— Почта приходит после полудня. Вы, наверное, пользуетесь специальной доставкой.

Ее глаза сверкнули:

— В этом есть что-нибудь плохое?

— Ровно ничего плохого, — успокоил я. — Но мы говорили о Лионеле. Не надо стесняться. Вчера вечером вы ушли с ним и сегодня вечером тоже с ним уйдете.

— Вчера вечером я не с ним ушла, — сказала она. — Мы собирались пойти вместе на этот прием. Он… он хотел устроить так, чтобы я смогла туда проскользнуть и увидеть снимки, а потом, прежде чем он проводит меня домой, мы бы зашли куда-нибудь поесть яичницы с ветчиной. Но они там устроили бедлам, и он не смог уйти, и я не позволила ему даже попытаться провести меня тайком, потому что… ну, вы знаете, кто дежурил у лифта.

— Вот так-то лучше, — одобрил я. — Вы не собираетесь назначить Лионелю свидание?

— Свидание?.. — произнесла она многозначительно.

— Не будет ли слишком бесцеремонной просьба кое-что разузнать и завтра утром рассказать мне об этом?

— А что вам нужно узнать?

— Кое-что о вашем приятеле. Чем он вообще занимается и много ли снимков сделал прошлой ночью на этой развеселой вечеринке с танцами. Мне понадобятся отпечатки всех снятых там фотографий.

— Зачем?

— Мы работаем на мистера Крокетта. Я могу получить их у него самого, но предпочитаю иметь дело с фотографом. Не люблю обсуждать с клиентами свои методы розыска. Все, чего я хочу, — это провернуть дело, предъявить клиенту результаты и получить чек.

Она немного поколебалась, почертила кончиком указательного пальчика какой-то узор на юбке, туго обтянувшей скрещенные ноги.

— Ну как? — спросил я.

— Ладно, — согласилась она.

— Превосходно, — одобрил я.

— Что-нибудь еще?

— Ничего.

Она поднялась с кресла и направилась к двери, но остановилась:

— Поймите, миртер Лэм, я не хочу быть подсадной уткой. Я готова помочь во всем, если дело честное, но я никогда не вставала поперек дороги другу и не собираюсь этого делать.

— Никто и не предлагает вам этого, — заверил я.

— Благодарю вас, — произнесла она и удалилась.