— Ну? — коротко спросил губернатор.

— Мы пришли сюда, — смело начал Кельций, — как представители большинства наших соотечественников с намерением послать через вас нашу петицию Императору и римскому Сенату. Мы торопимся получить от них разрешение на управление страной, согласно нашим старым обычаям.

Он замолчал, как бы ожидая взрыва в ответ на свою дерзость; но губернатор только серьезно качал головой, как бы давая ему знак продолжать.

— Мы имели свои собственные законы, прежде чем Цезарь вступил на землю британцев, и они хорошо исполняли свое назначение, с тех пор, как наши предки пришли из страны Гама. Мы не дети и не выскочки среди других наций; наша история в преданиях нашего народа ведет свое начало с более древних времен, чем история Рима, а теперь мы измучены и унижены игом, которое вы на нас наложили.

— Разве наши законы несправедливы? — спросил губернатор.

— Закон Цезаря справедлив, но он всегда останется законом Цезаря. Наши родные законы составлены нашим народом применительно к их нуждам, и мы очень желали бы их вернуть.

— Вы говорите по-римски, точно родились на форуме, вы носите римскую тогу, ваши волосы приглажены по римской моде, разве все это не признаки Рима?

— Мы согласны перенять все науки и искусства, которые могут дать нам Рим или Греция, но мы хотим остаться британцами, и пусть нами правят британцы.

Вице-король усмехнулся.

— Клянусь крестом св. Елены, вы не осмелились бы говорить так с кем-нибудь из моих предшественников. Это было бы концом вашей политики. Одно то, что вы могли решиться предстать передо мной и так много говорить, всегда будет служить доказательством нашего милостивого правления. Но я хочу побеседовать с вами относительно вашей просьбы. Вы сами прекрасно знаете, что эта страна никогда не была единым королевством, а всегда имела много различных племен и предводителей, которые воевали друг с другом. Неужели вы желаете вернуть это время?

— То было в злые времена язычества, во времена друидов и дубовых рощ, теперь мы все одной крови и связаны общим Евангелием мира.

Вице-король покачал головой.

— Если бы весь мир думал так, тогда жилось бы спокойнее, — сказал он. — Но более вероятно, что это благое учение мира мало поможет вам, когда вы столкнетесь лицом к лицу со служителем бога войны. Что можете вы предпринять против татуированных жителей севера?

— Ваша светлость знает, что многие из храбрейших легионеров — британской крови. Это будет нашей защитой.

— А дисциплина, а умение отдавать приказания, знакомство с военным делом? Всего этого вам недостает. Вы слишком долго опирались на костыль.

— Время будет трудное, но когда мы перешагнем через него, Британия возродится.

— Нет, она только будет под другим суровым господством, — сказал римлянин. — Пираты уже носятся у восточных берегов; если бы римляне не отправили туда саксонцев, они завтра уже высадились бы на берег с мечами и факелами. Я вижу день, когда Британия действительно будет единой, но это произойдет лишь потому, что вы и ваши близкие либо умрете, либо спасетесь бегством в западные горы. Все будет сплавлено вместе, и если из плавильной печи выйдет лучший Альбион, то это будет после долгих лет мучительной борьбы, и ни вы, ни ваш народ не примете в этом участия.

Регнус, высокий кельт, улыбнулся, пожав своими широкими плечами.

— С помощью Божией и наших собственных рук мы надеемся на лучший конец, — сказал он, — дайте нам возможность, и мы снесем удар.

— Вы говорите как человек, которому нечего терять, — сказал вице-король, грустно покачивая головой. — Я вижу эту громадную страну с ее фруктовыми садами и рощами, с ее красивыми виллами и городами, обнесенными стеной, с ее мостами и дорогами, и все это дело Рима. Эти триста лет мирной жизни пройдут, как сон, и от них не останется и следа. Но я хочу, чтобы вы знали, что ваше желание будет исполнено. Как раз сегодня я получил приказ увести легионы.

Три британца переглянулись с неописанным изумлением, их первым порывом была дикая радость, но вслед за ней пришло сомнение.

— Действительно, это удивительные новости, — задумчиво сказал Кельций. — Когда уйдут легионы, ваша светлость, и кого вы оставите для нашей защиты?

— Все легионы уйдут, — сказал вице-король. — Вы, конечно, обрадуетесь, услыхав, что по истечении месяца здесь не останется ни одного римского солдата и ни одного римлянина, без различия пола, возраста и класса, которые смогут последовать за мной.

По лицам британцев пробежала тень. Первый заговорил Карадок, серьезный и глубокомысленный человек.

— Это слишком поспешно, ваша светлость. То, что вы говорили относительно пиратов, к сожалению, верно. Из моей виллы на южном берегу близ форта Андерида я не далее как на прошлой неделе видел около восьмидесяти галер и хорошо знаю, что они набросятся на нас, как вороны на убитого быка. До истечения нескольких лет мы не можем остаться без вашей поддержки.

Вице-король пожал плечами.

— Теперь это ваше дело, — сказал он. — Вы получили то, что требовали. Рим должен заботиться о себе.

Последняя радость сбежала с лиц британцев. Перед ними живо встало все ужасное будущее, а при одной мысли об этом у них сжималось сердце.

— На рыночной площади носятся слухи, что варвары проникли в брешь в Адриановой стене, — сказал Кельций. — Кто же теперь остановит их дальнейшее движение?

— Вы и ваши товарищи, — коротко проговорил римлянин.

Еще ярче встало будущее, и ужас выразился на лицах депутатов.

— Но, ваша светлость, если легионы нас покинут, то в течение месяца придут дикие скотты в Еборакум и северяне на Темзу; мы можем укрыться под вашей защитой, а через несколько лет нам будет уже легче справиться, но не сейчас, ваша светлость, не сейчас.

— Умолкните! Несколько лет вы кричите нам в уши и возбуждаете народ. Теперь вы все получили. Чего же вам еще нужно? Через месяц вы будете так же свободны, как ваши предки, прежде чем Цезарь вступил на ваш берег.

— Ради Бога, ваша светлость, выкиньте это из головы! Это дело плохо обдумано. Мы пошлем в Рим, мы сами сейчас же направимся туда, мы падем к ногам Императора, встанем на колени перед Сенатом и вымолим оставить легионы.

Римский проконсул встал со стула и сделал знак, что аудиенция окончена.

— Вы можете делать, что хотите, — сказал он. — Я с моими людьми ухожу в Италию.

Все случилось так, как он предсказал. Прежде чем весна уступила лету, полки спустились по Аврельской дороге и направились к Лигурийским переходам, и все дороги в Галлии были запружены колясками и телегами, перевозившими британских и римских беглецов по этому трудному пути в их далекие страны. Прежде чем наступило следующее лето, Кельций умер, с него живого сняли кожу морские разбойники и прибили к дверям церкви близ Кестора. Регнус тоже умер — его привязали к дереву и убили стрелой при разгроме Иски раскрашенными людьми, Один Карадок остался в живых, но он был рабом у красного каледонийца Ельды, а его жена — наложницей у дикого предводителя западной Кимры Мордреда.

От разрушенных стен на севере до Вектиса на юге красивая страна британцев покрылась кровью, пеплом и развалинами. После многих лет она возродилась лучше, чем прежде, но, как верно предсказал римлянин, ни британцы, ни потомки одной с ними крови не получили в наследство того, что когда-то было их собственностью.


1. Печатается по изданию: Дойл А. К. «Полное собрание сочинений», т. 21 — СПб.: П. П. Сойкин, 1911.

This file was created with BookDesigner program bookdesigner@the-ebook.org 15.11.2010

Конан-Дойль Артур

Ужас расщелины Голубого Джона

Артур Конан-Дойль

Ужас расщелины Голубого Джона

Перевод В. Штенгеля

Этот рассказ был обнаружен в бумагах доктора Джеймса Хардкастля, скончавшегося от чахотки четвертого февраля 1908 года в Южном Кенсингтоне. Лица, близко знавшие покойного, отказываясь давать оценку изложенным здесь событиям, тем не менее единодушно утверждают, что доктор обладал трезвым, аналитическим умом, совершенно не был склонен к фантазиям и потому никак не мог сочинить всю эту невероятную историю.

Записи покойного были вложены в конверт, на котором значилось "Краткое изложение фактов, имевших место весною прошлого года близ фермы Эллертонов в северо-западном Дербишире". Конверт был запечатан, а на его оборотной стороне приписано карандашом:

"Дорогой Ситон! Возможно, вы заинтересуетесь, а может быть, и огорчитесь, узнав, что недоверие, с каким вы выслушали мой рассказ, побудило меня прекратить всякие разговоры на эту тему. Умирая, я оставляю эти записи; быть может, посторонние отнесутся к ним с большим доверием, нежели вы, мой друг".

Личность Ситона установить не удалось. Могу лишь добавить, что с абсолютной достоверностью подтвердились и пребывание покойного мистера Хардкастля на ферме Эллертонов, и тревога, охватившая в то время население этих мест вне зависимости от объяснений самого доктора.

Сделав такое предисловие, я привожу рассказ доктора дословно. Изложен он в форме дневника, некоторые записи которого весьма подробны, другие сделаны лишь в самых общих чертах.

"17 апреля. Я уже чувствую благотворное влияние здешнего чудесного горного воздуха. Ферма Эллертонов расположена на высоте 1420 футов над уровнем моря, так что климат тут очень здоровый и бодрящий. Кроме обычного кашля по утрам, меня ничто не беспокоит, а парное молоко и свежая баранина помогут мне и пополнеть. Думаю, Саундерсон будет доволен.