Да, эта пустыня производила впечатление кошмара.

В восьмидесяти милях от морского берега эта безотрадная равнина начинала подниматься вверх, образуя отлогий склон, который заканчивался красной базальтовой скалой. Гора эта шла зигзагами с севера на юг. В одном пункте она выдвигалась высоко вверх и образовывала фантастическую по своим очертаниям вершину.

На этой вершине стояли в это мартовское утро трое арабских вождей — шейх Кадра из Хадендовы, начальник берберских дервишей Муса-Вад-Абурхеджель и Гамид-Вад-Гуссейн. Последний со своими воинами пришел сюда с юга, из страны Баггарас.

Вожди только что окончили утреннюю молитву. Встав со своих ковриков, они всматривались вдаль, вытянув шеи. Их носатые лица имели свирепое выражение. Заря разгоралась, и предметы становились явственно видными.

Еще момент, и над морем, вдали, показался верхний край красного солнечного диска. Вся береговая линия окрасилась в ярко-желтый цвет, раскинувшееся над ней небо стало ярко-голубым. Где-то очень далеко завиднелась белая точка, это — город, большая группа белых как снег, домов.

А там, в море, виднеются четыре детских кораблика. Вы знаете эти кораблики из бумаги, которыми забавляют детей. Не больше их, кажется, и эти военные транспорты ее королевского величества, а между тем три из них имеют по десяти тысяч тонн водоизмещения каждый, а флагманское судно еще больше.

Но не на далекий город, не на эти большие корабли и не на груды белых костей, которые теперь так зловеще сверкают внизу, в лощине, смотрели арабские вожди.

В двух милях от вершины в песке и между мимозами виднеется параллелограмм, образовавшийся после вырубки на всем этом пространстве кустов. И вот из этого-то параллелограмма поднимаются вверх, в тихом утреннем воздухе, тонкие струйки синего дыма. Оттуда слышится глухой рокот — голоса людей и рев верблюдов.

Но на расстоянии все эти звуки слабеют. До арабов точно жужжание насекомых доносится.

Начальник племени баггарас прикрыл глаза смуглой, жилистой рукой и произнес:

— Неверные приготовили себе утреннюю пищу. Поистине, их сон этой ночью был легок. Гамид и сто воинов обстреливали их лагерь всю ночь с того часа, как взошла луна.

Шейх Кадра указал саблей на другую часть английского лагеря и сказал:

— Та же участь постигла и вон тех неверных. Днем они пили мало воды, а ночью имели мало покоя. Сыны пророка глядели неверным в глаза, и сердца неверных падали… Этот клинок выпил вчера много крови. Сегодня же, прежде чем солнце успеет уйти от моря к горе, я также успею упиться кровью неверных.

— Но это все-таки совсем другие люди, — сказал берберский дервиш, — хотя я и знаю, что аллах отдал их нам в руки, но может случиться, что эти люди в больших шапках окажутся крепче и устойчивее проклятых солдат Египта.

— Молю Аллаха, чтобы ты оказался прав! — воскликнул вождь племени баггарас, сверкая черными глазами. — Ведь я привел с реки семьсот воинов не за тем, чтобы они охотились за женщинами. Гляди, брат мой, они уже выступают в поле.

Из английского лагеря доносился звук рогов. Кусты, закрывавшие с одной стороны лагерь, исчезли, и маленькая армия начала медленно двигаться по долине. Выйдя на открытое пространство, англичане остановились. Косые лучи солнца заиграли на штыках и дулах винтовок. Ряды стали смыкаться. Большие шлемы вытянулись в одну сплошную белую ленту.

Два красных пятнышка виднелись по обеим сторонам каре, которое двигалось вперед, но все остальное сливалось с песком пустыни. Темно-желтые «хаки» солдат делали их невидимыми на этом утлом фоне Нубийской пустыни.

В арьергарде двигались верблюды и мулы, на которых везли запасы и перевязочный материал. Небольшое количество кавалерии сопровождало отряд справа и слева. Впереди шла конная пехота. Она медленно двигалась по заросшей кустарниками лощине, останавливаясь на всяком пригорке и осторожно выглядывая все кругом. Эти разведчики готовили дорогу тем, кто шел по пятам товарищей. Кости этих товарищей белели впереди, у подножия горы.

Арабские вожди продолжали стоять на вершине; жадными глазами, плотно сжав губы, они следили за движением этого темного, сверкающего стальной щетиной пятна.

— А они куда тише идут вперед, чем солдаты из Египта, — пробурчал себе в бороду шейх Хадендовы.

— Но, может быть, они и отступают тише, брат мой, — ответил дервиш. — Ну, да, впрочем, их немного. Самое большее — три тысячи.

— А у нас десять тысяч. На копьях наших воинов почнет рука пророка, а наше знамя освящено его великим словом. Взгляни-ка на их начальника. Видишь, он едет с правой стороны и смотрит на нас в далековидящее стекло? Может быть он увидит и вот это.

И араб помахал саблей в сторону небольшой кучки всадников, которая выделилась немного из четырехугольника.

— Эге, да он кланяется, он машет рукой! — воскликнул дервиш. — А вот те, что в углу, наклонились и что-то делают… Aгa!.. Клянусь пророком, я так и думал, что это будет так!

В то время, как дервиш говорил, в углу английского четырехугольника показался волокнистый клуб дыма, а затем над самыми головами разговаривавших вождей разорвалась с сухим металлическим треском семифунтовая граната. Красные камни и осколки снаряда запрыгали кругом.

— Прекрасно! — воскликнул вождь Хадендовы. — Если их пушки достают до нас, наши достанут до них. Ступай, Мусса, на левый фланг и скажи Бен-Али, чтобы он содрал живьем кожу с египтян, если они не попадут вон туда. А ты, Гамид, поезжай на правый фланг, скажи там, чтобы три тысячи воинов залегли в тот ров, который мы высмотрели вчера. Остальные пусть бьют в барабаны и поднимут знамя пророка. Пусть эти воины знают, что их копья напьются крови, прежде чем взойдет вечерняя звезда.

Вершина красных гор представляла собою длинное, неровное и покрытое валунами плато. Спуск в долину был повсюду отвесный, за исключением одного места, где вниз в долину спускался извилистый овраг. Верх оврага был покрыт песчаными глыбами и кустами оливкового цвета.

На краю этого оврага и стояло арабское войско, состоявшее из самых различных племен. Тут были свирепые хищники и работорговцы из внутренней Африки, и дикие дервиши в Верхнего Нила. Бесстрашие и фанатизм объединяли эти разнородные элементы. Бледнолицый араб с тонкими губами сражался рядом с толстогубым, курчавым негром. Между ними не было и тени кровного родства, но зато они соединялись общей верой в Коран.

Прячась за кустами и скалами, они следили за приближающимися англичанами. Женщины разносили воинам воду и напитки, выкрикивая по временам воинственные тексты из корана. В час битвы эти тексты действуют на правоверных сильнее, чем вино, и наполняют его душу безумной храбростью.

Среди этих храбрых оборванцев веяли знамена и разъезжали на степных конях и белых башаренских верблюдах эмиры и шейхи, которые должны были вести всех эти людей против неверных.

Шейх Кадра прыгнул на своего коня и обнажил саблю. Раздались дикие крики, послышался лязг копий, задребезжали барабаны. Эти звуки напоминали удары волн о покрытый каменьями берег. Еще момент — и десять тысяч человек стояли на скалах, размахивая оружием и прыгая от воинственного восторга.

Затем они снова спрятались за прикрытиями и в угрюмом молчании стали ожидать приказаний своих вождей.

Англичане теперь были в расстоянии полумили от гор. Их семифунтовые орудия выбрасывали гранату за гранатой. На правом фланге арабов раздался глухой рев: это начали действовать крупные крупповские орудия.

Шейх Кадра сразу же усмотрел своим соколиным взором, что орудия стреляют плохо, и что гранаты ложатся далеко за англичанами. Он пришпорил коня и помчался к месту, где стояла около орудия группа всадников. Пушки обслуживались взятыми в плен египетскими артиллеристами.

— Что же это такое, Бен-Али? — воскликнул он. — Эти собаки метились лучше, когда им приходилось стрелять в братьев по вере!

И вождь махнул саблей. Раздались дикие стоны. Шейх осадил лошадь и вложил окровавленную саблю в ножны. На земле корчились в предсмертной агонии два египетских артиллериста, которым он перерубил горло.

— Кто теперь будет заряжать пушку? — грозно спросил шейх, глядя на испуганных наводчиков. — Ну, иди ты. что ли, чернорожий сын шайтана, и меться получше. Ты отвечаешь жизнью.

Случайность ли это была, или новый наводчик оказался искуснее прежних, но две гранаты разорвались над английским отрядом. Шейх Кадра угрюмо улыбнулся и помчался снова на левый фланг. Копьеносцы уже начали спускаться в овраг.

В то время, как Кадра подъехал к этой части своего войска, внизу, в лощине послышался глухой шум, точно очень большой дикий зверь зарычал. Гарднеровский снаряд шлепнулся прямо в кучу арабов, и превратил их в кровавую, бесформенную массу. Остальные стали поспешно прыгать в ров. Немедленно же вслед за этим на протяжении всего горного склона послышался сухой и частый треск винтовок. Арабы начали обстреливать наступающего врага.

Английский четырехугольник продолжал подвигаться вперед с прежней медленностью. Каждые несколько минут он останавливался и перестраивался. Теперь уже было ясно, что арабы не устроили засады в долине. Убедившись в этом, отряд взял другое направление и двинулся параллельно неприятельской позиции. Генерал видел, что атаковать врага с фронта невозможно: склон был слишком обрывист. И он решил совершить обходное движение в правый фланг. Он надеялся, что это движение ему удастся.

Генерал знал, что на вершине этих красных гор он может достать титул баронета и большую пенсию. И он решил достать в то и другое не далее, как сегодня. Правда, этот огонь ремингтоновских винтовок был очень докучен, неприятна была и пара крупповских орудий. Они причиняли англичанам вред. У генерала было гораздо более потерь, чем он ожидал.