На следующий день их мнение изменилось.

Глава 3

Это был еще один чудесный весенний день.

Живя за городом, никогда не поймешь, что значит такой день для ^городского жителя. Горожанин еще с вечера следит за прогнозом погоды по телевизору и первое, что он делает, проснувшись утром под звон будильника, — это подкрадывается к окну и вглядывается в небо. Он окончательно просыпается, если небо голубое. «В такой день все должно быть в порядке», — говорит он себе, а потом — будь то зима или лето, весна или осень — открывает окно, чтобы узнать: как там? Не очень ли холодно? И от того, что он чувствует в эти первые минуты после пробуждения, зависит и его сегодняшний костюм, и настроение, да и вообще вся его жизненная философия.

Таймер приемника сработал и разбудил Рэндольфа Нордена в 7.30 утра. В свое время он купил этот приемник, предвкушая, как здорово будет каждое утро просыпаться под музыку. Но вставал он обычно в 7.30; как раз когда начинаются новости, и потому каждый Божий день диктор будил его очередными скверными известиями откуда-нибудь из России. Он пробовал ставить таймер на 7.35, когда новости уже сменялись музыкой, но вскоре обнаружил, что именно этих пяти минут не хватает, чтобы вовремя попасть на работу. Он пробовал ставить и на 7.25, но терять из-за этой глупости пять минут сна ему тоже не нравилось. Так и получилось, что вместо музыки Рэндольфу Нордену приходилось слушать скучные последние известия. По его мнению, это было еще одним из проявлений жизненной несправедливости.

Когда он встал с постели, диктор как раз вещал о далеких островах в каком-то море.

— Катись ты к черту вместе со своими островами, — буркнул он и направился к окну, на ходу стягивая через голову пижамную куртку и почесывая живот. Как всегда по утрам, его бесил приемник, бесила Мэй, собственная жена, которая еще крепко спала, дети, спавшие каждый в своей спальне в другом конце квартиры, и прислуга, которая позволяла себе просыпаться позже него, хоть он и был ее хозяином, из-за чего ему самому приходилось готовить себе завтрак. Он поднял штору, с долей злорадства надеясь, что солнечный свет упадет на подушку и разбудит Мэй, но тут же почувствовал угрызения совести и обернулся посмотреть, не побеспокоил ли жену. Нет, все в порядке. На секунду ему показалось, что на улице пасмурно, но он посмотрел в окно на крыши, увидел ослепительно синее, как яйцо малиновки, небо, и его лицо расплылось в довольной улыбке. Он одобрительно кивнул и открыл окно.

Норден высунул голову наружу. Было тепло, с юга, со стороны реки Харб дул мягкий ласковый ветерок. С высоты своего двенадцатого этажа он отчетливо видел суда на реке и огромные величественные арки моста. Его улыбка стала шире. Он оставил окно открытым, вернулся к постели, выключил радио и снял пижаму, быстро и бесшумно натянул белье, брюки, носки и ботинки, прошел в ванную и побрился электробритвой. Пока он брился, его уверенность относительно наступающего дня еще больше окрепла. Норден любил повторять, что лучшие мысли ему приходят в голову во время бритья. И действительно, несколько довольно оригинальных идей — или они ему такими только казались — возникли у него, пока он водил бритвой по щетинистому подбородку. К тому времени, когда он закончил бриться, надел рубашку, повязал галстук, накинул пиджак и вышел на кухню выпить соку и заварить кофе, ему уже не терпелось поскорее добраться до своей адвокатской конторы на Холл-авеню и приступить к воплощению наиболее удачных из своих последних изобретений. Проглотив сок и кофе, он прошел в другой конец квартиры, где были комнаты детей. Джоани уже проснулась и, сидя в постели с полусонным видом, что-то читала.

— Доброе утро, па, — сказала она и снова уткнулась в книгу.

— До вечера, ага? — ответил Норден и чмокнул ее в щеку. Она молча кивнула, продолжая читать. Он зашел в другую комнату к Майку — тот еще спал, и Норден не стал его будить. Он вернулся к себе, поцеловал Мэй, которая что-то пробормотала в ответ и перевернулась на другой бок. Он улыбнулся, вышел в прихожую, взял портфель и отправился на работу.

— Доброе утро, мистер Норден. Отличный сегодня денек, — приветствовал его лифтер.

— Да, Джордж, уж это точно.

Они молча спустились в вестибюль. Норден вышел из лифта, кивнул на прощание Джорджу и подошел к почтовому ящику, который регулярно проверял каждое утро, хотя прекрасно знал, что для почты еще слишком рано. Он открыл дверь парадного, вышел на улицу, посмотрел на небо и еще раз улыбнулся.

Едва успев глотнуть свежего весеннего воздуха, Норден был замертво сражен пулей, попавшей ему точно между глаз.

Детектив, ответивший на вызов в Шестьдесят пятом участке, принадлежал к тем представителям своей профессии, кто всегда готов к любым неожиданностям и старается быть в курсе всех важных дел в Управлении. Убийство было редким и необычным происшествием в респектабельном районе 65-го участка, и он даже удивился, когда патрульный сообщил о случившемся. Он надел шляпу, кивнул напарнику, взял полицейский седан с «лысой» резиной на передних колесах и направился туда, где на тротуаре лежал мертвый Рэндольф Норден. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что в Нордена стреляли откуда-то сверху — из окна или с крыши дома напротив, так как входное отверстие пули находилось точно между глаз, а выходное — в области шеи, что указывало на очень острый угол траектории полета пули. Он был не из тех полицейских, кто стремился увильнуть от работы. Скорее наоборот, ему было даже немного жаль упускать из рук настоящее убийство, случившееся в районе, где самыми крупными преступлениями обычно бывали квартирные кражи и уличные потасовки. Но, к сожалению, он читал утреннюю газету и знал, что вчера на Калвер-авеню на территории Восемьдесят седьмого участка был убит человек по имени Энтони Форрест. Он автоматически связал оба происшествия между собой, но тем не менее решил подождать, прежде чем передать это дело в другие руки. Долго ждать не пришлось.

Баллистическая экспертиза показала, что пуля, пробившая голову Нордена и сплющившаяся о тротуар, и стреляная гильза, найденная на крыше дома напротив, являются составными частями патрона «ремингтон» 308-го калибра. В протоколе также говорилось, что этот патрон состоит из цельнометаллической гильзы, пули в медной оболочке с шестью нарезными бороздками, мягким наконечником и весит 191,6 грана. В лаборатории, видно, кто-то тоже старался держаться в курсе, потому что снизу от руки была сделана следующая приписка:

«Позвони детективу 2-го класса Стиву Карелле из Восемьдесят седьмого участка. Тел. Фредерик 7-8024. Он расследует похожее убийство, совершенное вчера. Тот же патрон, тот же М.О.[2]. Дж. Я.»

Детектив из Шестьдесят пятого участка прочитал протокол и приписку и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Подумаешь, а то я бы сам не догадался.

Он повернул к себе телефон и набрал номер.

Больше всего Кареллу и Мейера пугала вероятность того, что Энтони Форрест убит снайпером.

Обычно снайпер — довольно редкий тип убийцы, схожий со своим «коллегой» военного времени только методами работы. Оба они сидят в засаде и подстерегают жертву. Их успех зависит от внезапности в сочетании с быстротой действий и точностью попадания. Спрятавшись за деревьями, военный снайпер вполне способен парализовать целое отделение, уложив нескольких солдат еще до того, как остальные найдут укрытие, откуда не посмеют и высунуться. Несколько хороших снайперов, работая сообща, могут изменить исход боя. Это грозный противник, сеющий нежданную смерть прямо с небес, как разгневанный Бог.

Военных снайперов учат убивать противника. Когда снайпер убьет их достаточно много, его награждают медалью. Хороший военный снайпер может даже заслужить невольное восхищение тех, кого он стремится убить. С ним затевают своеобразную игру на сообразительность, стараясь сначала найти, а потом решить, как выбить его с выгодной позиции, пока он не перебил их всех сам. Профессиональный снайпер в военное время — это очень опасно.

Снайпер в мирное время может быть кем угодно.

Это может быть подросток, пробующий новую духовушку, постреливая в прохожих из окна спальни. Это может быть человек, стреляющий во всех, одетых в красное. Это может быть тип вроде Джека Потрошителя, который стреляет во всех фигуристых блондинок. Это может быть антиклерикал, антивегетарианец, антидолгожитель, антисемит, антипацифист, античеловек. Единственный очевидный факт, известный о снайпере мирного времени, это то, что он какой-нибудь «анти». И тем не менее полиции часто попадаются снайперы, которые стреляют в людей ради развлечения и не связывают акт убийства с тем, что они считают стрелковым спортом. Для многих снайперов эта смертельная игра — лишь практика в стрельбе по мишеням. Для других — охота, и они будут сидеть в засаде, как на утиной охоте. Для некоторых — это форма полового удовлетворения. У военного снайпера есть причина и цель, у «мирного» чаще всего нет ни того, ни другого. Военный снайпер обычно привязан к месту, он прячется на дереве или где-то в развалинах. Если он пошевельнется, то будет обнаружен и сам станет мишенью. Недостаток мобильности — его тактическая слабость. «Мирный» снайпер может выстрелить и исчезнуть. Ему это просто, потому что его жертвы почти всегда безоружны и никогда не ждут нападения. Как правило, после стрельбы наступает замешательство, во время которого он и исчезает. И некому выстрелить в ответ. Оставив за собой убитого, он удаляется неторопливой походкой, как самый обычный прохожий.

Война — занятие малопочтенное, но военные снайперы — это лишь профессионалы, делающие свое дело.

«Мирные» снайперы убивают кого угодно.

Ни Карелла, ни Мейер не хотели, чтобы человек, которого они искали, оказался снайпером. Первый вызов приняли в 87-м участку и дело теперь висело на них — поистине пузатый вопящий младенец-подкидыш, оставленный в корзине на крыльце. Даже если тот человек действительно снайпер и решил перестрелять весь город, дело все равно числилось за ними. Конечно, может статься, к нему подключат еще нескольких детективов из других участков, и даже; может статься, Управление предложит любую помощь, но этот снайпер все равно висит на них, а в городе десять миллионов населения, каждый может быть либо убийцей, либо следующей жертвой.