Я был не в силах оторваться от этого зрелища. Рядом с ней я вновь чувствовал себя мальчишкой.

— Мистер Хоуп, да входите же, — вновь обратилась она ко мне и смущенно засмеялась. Даже под густой россыпью веснушек я заметил, что щеки ее зарделись.

Кабинет, который она занимала, был обставлен очень скромно: большой, заваленный бумагами письменный стол, за которым стояло вращающееся кресло, с другой стороны к этому же столу были придвинуты под углом два стула с одинаковой обивкой, а три стены комнаты были вплотную заставлены книжными шкафами. На стене в застекленных рамках висели дипломы. Они подсказали мне, что степень бакалавра гуманитарных наук Дейл О'Брайен получила в Калифорнийском университете, а юриспруденцию она изучала уже в Гарварде. Были там еще и два сертификата, дающих право адвокатской практики: один для штата Калифорния и другой — для Флориды. Дейл зашла за стол, села в свое вращающееся кресло, сложила перед собой руки, как это может сделать только настоящий адвокат, и сказала:

— Так вы хотели узнать о контракте Викки?

— Это вам Эйб сказал?

— Он, можно сказать, перехватил меня на лету. А что, разве речь пойдет о чем-то другом?

— На самом же деле я хочу узнать, не оставила ли Викки перед смертью завещания. Кстати, мисс или миссис?

— Извините, что? — переспросила она.

— Я о вашем семейном положении.

— Госпожа, — сказала она, многозначительно улыбаясь, — но я не замужем, нет.

— Тогда может быть вы позволите мне пригласить вас сегодня вечером? — спросил я.

— Что, извините? — снова переспросила она.

— Ужин, — уточнил я. — Сегодня вечером. Со мной. Адвокатом Хоупом.

— Да, — согласилась Дейл, и в голосе ее слышалось удивление.

— Ну надо же! — я был удивлен не меньше.

В Калусе явно очень мало так называемых «уединенных» ресторанов; обычно в многочисленных разного рода забегаловках и закусочных, расположенных здесь, тарелки расставляются прямо на голом столе, а салфетки в подобных заведениях существуют лишь в одной разновидности — в бумажной. Ресторанчик «Билли Банджо» был примечательным исключением из этого правила. Расположен он был на берегу морского залива за зданием фешенебельного отеля «Трезубец», что на 41-м шоссе. Это было длинное приземистое и очень элегантно-современное сооружение из дерева и стекла, выстроенное вдоль взморья, откуда открывался поистине замечательный вид на поднимавшиеся из воды рифы Фламинго, Люси и Стоун-Крэб. Конечно кухня заведения не могла соперничать по изысканности с уровнем «Зимнего сада», но зато столы в «Билли Банджо» всегда были застелены красивыми узорчатыми скатертями, были там также и соответствующие салфетки, и начищенные до блеска серебряные приборы, и фужеры, сверкающие в мерцании оплывающих свечей.

Днем Дейл сказала мне, что по крайней мере она не составляла завещания для Викки, и что она вообще не имеет понятия, существует ли таковое вообще. Оба мы догадывались о том, что если в Калусе и был адвокат, который имел какое-либо отношение к данному завещанию, то о нем очень скоро будет объявлено в суде, занимающемся слушанием дел подобного рода. Больше тут обсуждать было нечего; оба мы знали, что нам предстояло провести вдвоем чисто светский вечер. В тот вечер Дейл на самом деле была ослепительна; она одела зеленую юбку с запахом, что-то типа саронга, которая как нельзя лучше подходила к блузке, отделанной красным кантом, пущенному по краю рукавов; талию ее вместо пояса обвивал скатанный аллый шарф. Огненные волосы были аккуратно уложены в прическу, а зеленый цвет глаз перекликался с зеленым цветом ее всего туалета. Еще на ней были серьги с бриллиантами и такое же колечко было надето ею на средний палец левой руки.

При виде этого кольца меня на какое-то время охватила паника, пока сама Дейл наконец не объяснила, что это колечко было подарено при помолвке еще ее матери, и что она не усматривает ничего предосудительного в том, чтобы и самой время от времени носить его. Я сначала выдвинул предположение, что более выигрышно данное украшение могло бы глядеться на правой руке, хотя если хорошенько поразмыслить — с точки зрения нашей культуры примитивных символов — то тогда это могло бы означать или расстроенную помолвку или же стать признаком временной паузы во взаимоотношениях. Дейл призналась мне также в том, что зачастую она умышленно носит это кольцо именно на левой руке. И вообще, будь она чуть посмелее, она бы носила еще и обручальное кольцо матери — а уж сочетание всего двух этих колечек могло бы стать куда более надежной защитой от всякого рода происков. Очень подробно и со всей той откровенностью, на которую я даже и не рассчитывал, она рассказала мне историю о том, как официантки, носившие обручальные кольца вдруг выяснили, что чаевых им дают гораздо меньше, чем те, у кого на пальцах отсутствовало подобное украшение. Аналогично этому, за шесть лет своей юридической практики, сначала в Калифорнии, а затем во Флориде, она пришла к выводу, что надетое на руку колечко из тех, что обычно жених дарит невесте при помолвке — хотя бы даже и чужое — тут же дает знать любому клиенту мужского пола, что обладательница его уже «сосватана», и в результате все отношения тут же ставятся на чисто деловую основу.

— А как же быть с мужчинами — не клиентами?

— В таких случаях это кольцо снимается? — искренне ответила она.

— Но ведь сегодня-то ты его надела, — не сдавался я.

— И то только потому, что оно подходит к серьгам, — проговорила Дейл и улыбнулась, как мне показалось, довольно обнадеживающе.

С тех пор, как я развелся с женой, мне удалось открыть для себя, что многие женщины — стараясь произвести впечатление или пытаясь войти в доверие, или же просто так, для того чтобы просто хоть как-то поддержать разговор — начинают без умолку рассказывать о какой-то своей сугубо личной ерунде, типа того, что им нравится, а что нет. Мне уже приходилось выслушивать подобных собеседниц, подробно излагавших мне, какие цвета им нравятся больше всего, какими фильмами они восхищаются, а какие — просто терпеть не могут, какие телешоу они регулярно смотрят, какими духами душатся, а также и то, покрывают ли они лаком ногти на ногах, или же предпочитают оставлять все, как есть, так сказать au naturel, и так до бесконечности. Но Дейл О'Брайен была совсем не такой.

Как мне показалось, она была довольно скрытной по натуре, предпочитая больше рассказывать о том колледже, где она училась (Калифорнийский университет в Санта-Круз, это я узнал еще в офисе из одного ее диплома, висевшего в рамке на стене), а потом еще и о юридическом факультете (Гарвард, это тоже мне было уже известно из другого диплома в рамке), а также и о том, где и когда она начала заниматься юридической практикой (в 1974 году в Сан-Франциско, с начальным заработком в 22.000 долларов), и о том, как долго уже она работает здесь, во Флориде (в июне будет четыре года), и ей очень не хотелось открыть передо мной свое человеческое «я», противопоставив его своему «я» профессиональному. Ну да, ведь наверное я был для нее всего лишь клиентом, обратившимся за юридической консультацией. Хотя… стоп! Ведь она все-таки сказала мне, что ей тридцать один год; так что ошибался я, когда решил, что тридцати ей еще не было. В разговоре Дейл также упомянула и о том, что ей принадлежит дом, тот самый, куда я заезжал за ней. Так получилось — чисто случайное совпадение — что автором проекта этого дома тоже был наш клиент Чарли Хоггс, и это его творение можно было с уверенностью назвать настоящей средиземноморской жемчужиной рифа Виспер. Но чем дальше продолжалось наше знакомство, тем все больше я начинал подозревать, что Дейл О'Брайен относилась именно к тому типу женщин, что стараются приберечь все откровения до того момента, как ей удастся надежно обосноваться в постели рядом с мужчиной, и только после того, как они отзанимаются любовью (желательно, чтобы оба при этом остались довольны друг другом), вот тут-то и выплеснется весь поток самых интимных подробностей.

Я все еще ждал, что мне все же удастся поглубже прозондировать почву нашего разговора. Это все как-то не получалось, пока она вскользь не заметила, что в доме вместе с ней живет еще и кот, которого зовут Сассафрас, и он…

— А у меня раньше жил кот, который очень любил слушать музыку, — тут же отреагировал на это я.

— Неужели? И что же это была за музыка?

— В основном джаз. Майлз Дэвис. Оскар Петерсон. Обычно он растягивался на полу в гостиной, точно посередине, между двумя колонками. Он даже двигал ушами в такт музыки. «Квартет современного джаза», ему ужасно нравилось слушать именно «Квартет современного джаза».

— А что с ним случилось?

— Он умер. Его смерть по времени совпала с гибелью моего брака. Я думаю, что он словно являет собой как бы воплощение самой сути развода.

Дейл замолчала в нерешительности, и выглядело это так, как будто в душе ей пришлось взвешивать все «за» и «против», решая, а хочется ли ей или нет переводить разговор на этот более интимный уровень. Наши взгляды встретились.

— Для тебя это было очень болезненно? — спросила она.

— Знаешь, кто-то однажды мне сказал, что развод является по сути своей некой разновидностью убийства. Я думаю, что это на самом деле так, — я покачал головой. — Иногда я чувствую, что, разведясь с женой, я оказал тем самым своей дочери очень плохую услугу. Возможно было бы проще не разрушать брак, сохранив при этом семью любой ценой.

— Нет, — Дейл была не согласна со мной.

— Но ведь другие-то люди каким-то образом все-таки договариваются.

— В этом деле оказался замешан еще кто-то?

— Да.

— А с чьей стороны? Со стороны твоей жены или с твоей?

— С моей.

— И что было дальше?

— Она тоже теперь развелась.

— А ты хоть видишься с ней?

— Нет. Она живет в Тампе.