Он устремил взгляд на Мэгдалин.

– У мадам также имелся мотив. Думаю, что она по уши в долгах, к тому же тон некоторых замечаний вашего отца мог… вызвать у нее беспокойство. У нее тоже нет алиби. Она ходила к телефону, но не звонила, а в том, что она делала, мы можем полагаться лишь на ее слова…

Пуаро сделал очередную паузу.

– Перейдем к мистеру Дэвиду Ли. Мы неоднократно слышали о присущих членам семьи Ли мстительности и злопамятности. Мистер Дэвид Ли не забыл и не простил того, как его отец обращался с его матерью. Последняя насмешка отца над покойной леди могла оказаться и последней соломинкой. Дэвид Ли якобы играл на рояле во время убийства. По странному совпадению, он играл похоронный марш. Но предположим, марш играл кто-то другой, знавший о его намерениях и одобрявший их.

– Это постыдное предположение, – спокойно сказала Хильда Ли.

Пуаро повернулся к ней:

– Тогда вот вам другое, мадам. Это вы прокрались наверх, чтобы свершить суд над человеком, которого не могли простить. Такие женщины, как вы, могут быть ужасны в гневе…

– Я не убивала его, – заявила Хильда.

– Мистер Пуаро абсолютно прав, – вмешался суперинтендент Сагден. – Обвинить можно каждого, кроме мистера Элфреда Ли, мистера Харри Ли и миссис Элфред Ли.

– Я бы не исключал даже этих троих, – вежливо возразил Пуаро.

– Ну, знаете, мистер Пуаро… – запротестовал суперинтендент.

– Какие же доводы говорят против меня, мсье Пуаро? – осведомилась Лидия Ли, слегка улыбнувшись и приподняв брови.

– Ваш мотив я опускаю, мадам, – с поклоном отозвался Пуаро. – Он достаточно очевиден. Что до остального, то в тот вечер на вас было платье из тафты с ярким рисунком и накидкой. Напомню, что ваш дворецкий Трессилиан близорук. Предметы на расстоянии кажутся ему смутными и неопределенными. Напомню также, что ваша гостиная очень велика и освещена лампами с тяжелыми абажурами. За две минуты до того, как послышались крики, Трессилиан вошел в гостиную, чтобы забрать кофейные чашки. Ему показалось, что он видит вас в знакомой позе у дальнего окна, наполовину скрытую тяжелыми занавесями.

– Он действительно видел меня, – сказала Лидия Ли.

– А мне кажется возможным, что Трессилиан видел накидку вашего платья, прикрепленную к оконной портьере, чтобы создать впечатление, будто вы там стоите.

– Но я в самом деле там стояла, – возразила Лидия.

– Как вы смеете предполагать… – начал Элфред.

Харри прервал его:

– Пускай продолжает, Элфред. Наша очередь – следующая. Каким образом, мсье Пуаро, Элфред мог убить своего любимого папу, когда мы оба были в гостиной во время преступления?

– Это очень просто, – просиял Пуаро. – Достовернее всего кажутся алиби, которые другие свидетели подтверждают с неохотой. Всем известно, что вы с вашим братом в плохих отношениях. Вы публично насмехались над ним. Он тоже не говорил о вас доброго слова. Но предположим, что все это – детали хитроумного плана. Предположим, Элфред Ли устал ходить на задних лапках перед придирчивым родителем. Предположим, вы с ним сговорились некоторое время тому назад. Ваш план состоял в следующем. Вы возвращаетесь домой. Элфред притворяется, что возмущен вашим присутствием. Он демонстративно проявляет к вам неприязнь и ревность, а вы – презрение к нему. Наступает вечер убийства, которое вы вдвоем так ловко спланировали. Один из вас остается в столовой, громко и сердито разговаривая, словно там ссорятся двое. Другой поднимается наверх и совершает преступление…

Элфред вскочил на ноги.

– Вы сам дьявол! – крикнул он.

Сагден уставился на Пуаро.

– Вы в самом деле думаете… – начал он.

– Я должен был показать вам все возможности! – В голосе Пуаро внезапно послышались властные нотки. – Все это могло произойти. Но что произошло в действительности, мы узнаем, только перейдя от внешней реальности к внутренней… – Помолчав, он медленно произнес: – Как я уже неоднократно говорил, мы должны обратиться к характеру самого Симеона Ли.

6

Последовала минутная пауза. Как ни странно, негодование и враждебность испарились как по волшебству. Аудитория полностью подчинилась магии личности Эркюля Пуаро. Они как зачарованные наблюдали за ним, когда он начал медленно говорить:

– Покойный является центром всей тайны. Мы должны поглубже проникнуть в сердце и ум Симеона Ли и посмотреть, что мы там обнаружим. Ибо человек живет и умирает не сам по себе. То, что он имеет, он передает потомкам.

Что же мог передать Симеон Ли своим сыновьям и дочери? Во-первых, гордость, которая была уязвлена его разочарованием в детях. Во-вторых, терпение. Нам говорили, что Симеон Ли терпеливо ждал много лет, чтобы отомстить тому, кто дурно с ним обошелся. Мы видим, что это свойство его натуры унаследовал сын, меньше других похожий на него внешне. Дэвид Ли также мог годами питать чувство негодования. Внешне же на отца похож только Харри Ли. Это сходство особенно заметно, когда смотришь на портрет Симеона Ли в молодости. Те же орлиный нос, длинный острый подбородок, высоко поднятая голова. Думаю, что Харри унаследовал и многие отцовские привычки – например, смеяться, вскинув голову, или поглаживать пальцем подбородок.

Держа все это в памяти и будучи убежден, что убийство совершено кем-то тесно связанным с жертвой, я стал изучать членов семьи с психологической точки зрения. Иными словами, я пытался определить, кто психологически был способен совершить преступление. Я пришел к выводу, что в эту категорию попадают только двое – Элфред Ли и жена Дэвида, Хильда Ли. Самого Дэвида я отверг. Не думаю, что человек, обладающий столь хрупкой, впечатлительной натурой, мог бы перерезать кому-то горло. Точно так же я отверг Джорджа Ли и его жену. Каковы бы ни были их мотивы, они по своему темпераменту не склонны к риску – оба слишком осторожны. Что касается миссис Элфред Ли, то я был уверен, что она вообще не способна на насильственные действия – у нее для этого слишком ироничный склад ума. Насчет Харри Ли я колебался. Конечно, в его натуре есть определенная агрессивность, но я был почти уверен, что Харри, несмотря на все его выходки, человек слабый и безвольный. Теперь я знаю, что его отец придерживался такого же мнения – он говорил, что Харри ничуть не лучше остальных. Оставались двое, которых я уже упомянул. Элфред Ли был способен на бескорыстную преданность – в течение многих лет он безропотно подчинялся воле отца. В таких обстоятельствах всегда возможен внезапный взрыв. Более того, Элфред вполне мог таить на отца злобу, которая, не находя выхода, постепенно усиливалась. Самые тихие и мягкие люди часто способны на неожиданные вспышки насилия, так как если их самоконтроль отказывает, то полностью! Другой персоной, которую я считал вероятным кандидатом, была Хильда Ли. Она принадлежит к людям, которые при определенных обстоятельствах могут взять закон в собственные руки, хотя и не по эгоистичным мотивам. Такие люди сами судят и сами казнят. Многие персонажи Ветхого Завета относятся к этому типу – например, Иаиль[41] и Юдифь[42].

Разумеется, при этом я расследовал и обстоятельства самого преступления. Первое, что бросалось в глаза, – необычные условия, в которых произошло убийство. Вспомните комнату, где лежал мертвый Симеон Ли. Массивные стул и кресло опрокинуты, лампа, стаканы, посуда разбиты. Особенно удивляли стол и кресло из тяжелого красного дерева. Было трудно представить, что они перевернулись во время борьбы немощного старика с его противником. Все это выглядело нереальным. Но никому бы в здравом уме не могло прийти в голову инсценировать подобное – разве только убийцей Симеона Ли был сильный мужчина, который хотел создать впечатление, что преступник был слаб физически или вовсе являлся женщиной.

Однако подобная идея выглядела крайне неубедительно, так как грохот мебели должен был поднять тревогу и убийце оставалось бы очень мало времени, чтобы скрыться. Безусловно, в интересах преступника было перерезать Симеону Ли горло как можно тише.

Другой необычной деталью был поворот ключа в замке снаружи. И снова для этого как будто не было никаких причин. Это не могло способствовать версии самоубийства, так как ей противоречили все обстоятельства. Это также не могло навести на мысль о бегстве убийцы через окно, ибо положение окон делало бегство невозможным. Более того, процедура опять-таки требовала времени, которое должно быть драгоценным для убийцы!

Была и третья необъяснимая деталь – кусочек резины, отрезанной от мешочка для туалетных принадлежностей Симеона Ли, и маленький деревянный колышек, которые показал мне суперинтендент Сагден. Их подобрала мисс Эстравадос, появившаяся в комнате одной из первых. И снова это казалось бессмысленным! Эти предметы как будто ничего не означали! Но тем не менее они там находились.

Преступление становилось все более непонятным. В нем не было ни порядка, ни метода, ни, enfin[43], смысла.

Далее мы столкнулись еще с одной трудностью. Покойный вызвал к себе суперинтендента Сагдена, сообщил ему о краже и попросил вернуться через полтора часа. Зачем? Если Симеон Ли подозревал свою внучку или другого члена семьи, почему он не попросил суперинтендента подождать внизу, пока он не переговорит с подозреваемым? При наличии в доме полицейского офицера он мог бы оказать куда более сильное давление на виновного.

Таким образом, необычным выглядит не только поведение убийцы, но и поведение самого Симеона Ли!

И тогда я сказал себе: «Все было совсем не так! Мы смотрим на происшедшее с неправильной точки зрения – с той, которую стремится навязать нам убийца!»

Перед нами три момента, не имеющие смысла: борьба, повернутый снаружи ключ и обрывок резины. Но должна была существовать точка зрения, при которой они обретут смысл! Я постарался забыть об обстоятельствах преступления и рассмотреть эти моменты сами по себе. Что предполагает борьба? Насилие, шум, поломанные вещи… Зачем поворачивают ключ? Чтобы никто не мог войти? Но ключ этого не предотвратил, так как дверь взломали почти сразу же. Чтобы задержать кого-то внутри или снаружи? А клочок резины? Обрывок туалетного мешочка, и ничего более…