Трессильян медленно вошел в комнату. Джонсон предложил ему стул.

– Спасибо, сэр, я с удовольствием сяду, – проговорил старый слуга. – Я чувствую себя не очень хорошо, даже очень неважно... Мои ноги, сэр, и моя голова...

– Нет ничего удивительного после всех тех ужасов, которые вам пришлось пережить, – сказал Пуаро дружелюбно.

Дворецкий содрогнулся:

–...такое...ужасное преступление, и в этом доме! Где все обычно текло так спокойно!

– Значит, это дом с хорошо отлаженным распорядком жизни, не правда ли? – спросил Пуаро. – Но жизнь эта была не очень-то счастливой?

– Я бы так не сказал, сэр.

– Раньше, когда вся семья жила вместе, жизнь здесь была более счастливой?

Трессильян помедлил с ответом.

– Она была, возможно, не очень гармоничной...

– Покойная миссис Ли была прикована к постели, не так ли?

– Да, сэр, она вызывала сожаление.

– Дети сильно любили ее?

– Мистер Дейвид был очень предан своей матери, скорее почти как дочь, чем как сын. После смерти миссис Ли он больше не выдержал жизни здесь и уехал.

– А мистер Гарри? – спросил Пуаро. – Как мистер Гарри?

– Он всегда был немножко диковат и вел себя неприлично, но был добросердечным. Боже ты мой, я ведь так испугался, когда кто-то нетерпеливо зазвонил колокольчиком у входной двери. Я открыл – перед дверью оказался чужой мужчина, который голосом мистера Гарри сказал: «Привет, Трессильян! Ты все еще здесь?» Совершенно не изменился.

Пуаро почти любовно смотрел на старого слугу.

– Да, вы, наверное, испытали странное чувство. Щеки Трессильяна покрылись румянцем.

– Иногда мне кажется, сэр, что прошлое вовсе и не прошло. На эту тему однажды в лондонском театре была пьеса, и в этом есть доля правды, действительно, сэр. У тебя вдруг возникает чувство, что когда-то ты это уже делал или переживал. Я открываю дверь, потому что звонили, и там стоит мистер Гарри или мистер Фарр, или еще кто-то. Я думаю: «Но ведь такое я уже переживал однажды...»

– Это очень даже интересно, – пробормотал Пуаро.

Трессильян посмотрел на него с благодарностью. Джонсон, теряя терпение, кашлянул и перехватил инициативу в разговоре.

– Я хотел бы уточнить время, в которое произошли некоторые события, – сказал он. – Если я правильно информирован, в столовой находились только мистер Альфред и мистер Гарри, когда раздался шум наверху. Это верно?

– Этого я действительно не знаю, сэр. Когда я сервировал кофе, все господа еще были в столовой, но это было, должно быть, на четверть часа раньше.

– Мистер Джордж Ли звонил по телефону. Вы можете это подтвердить?

– Кто-то звонил, сэр Когда снимают трубку, у меня в комнатке возле кухни совсем тихонько звякает звоночек. Я помню, что он звякнул, но потом я не обращал на это внимания.

– Вы не помните, во сколько это было точно?

– Нет, сэр. Вскоре после того, как я подал господам кофе, точнее сказать не могу.

– Не знаете, где находились дамы? Я имею в виду – в этот момент.

– Миссис Лидия была в гостиной, когда я хотел убрать посуду из-под кофе. Это было за минуту или за две до того, как я услыхал крик. Она стояла у окна, чуть-чуть отодвинула портьеру и смотрела на улицу.

– А других дам не было в комнате?

– Нет, сэр, я не могу сказать, где все они были.

– Не знаете, где были остальные господа?

– Мистер Дейвид, кажется, был в музыкальной комнате и играл на пианино.

– Вы слышали, как он играл?

– Да, сэр. – Старый слуга содрогнулся. – Позже я подумал, что это было предзнаменование. Он играл похоронный марш. Я до сих помню, как похолодело у меня все внутри.

– Это, конечно, странно, – заметил Пуаро.

– Ну, а теперь перейдем к камердинеру, к этому Хорбюри, – продолжил Джонсон невозмутимо. – Вы можете присягнуть, что он покинул дом в восемь вечера?

– Разумеется, сэр. Он ушел вскоре после того, как пришел мистер Сагден. Я это точно помню, потому что он разбил кофейную чашечку... одну из уорчестерских. Одиннадцать лет я подавал их и мыл, и вплоть до сегодняшнего вечера ни одна из них не разбилась.

– А что Хорбюри делал с кофейными чашками? – спросил Пуаро.

– Да в том-то и дело, что ему нечего было с ними делать, сэр. Он только взял одну, чтобы посмотреть, а когда я сказал, что пришел мистер Сагден, он уронил ее.

– Вы сказали именно «мистер Сагден» или сказали «полиция»?

Трессильян удивленно посмотрел на него:

– Да, теперь я вспоминаю... сказал, кажется, что сейчас в дверь звонил полицейский инспектор.

– ...и Хорбюри сразу же уронил чашку, – закончил предложение Пуаро.

– Это очень интересно, – заметил Джонсон, навостривший уши. – Хорбюри спрашивал еще что-нибудь относительно визита инспектора?

– Да, сэр. Он спросил, что тому нужно здесь? Я ответил правду – что он собирает средства на полицейский дом для сирот, и пошел наверх к старому господину.

– Как вам показалось, – это объяснение успокоило Хорбюри?

– Да, если я правильно припоминаю... Да, он сразу же стал таким, как прежде. Сказал, что мистер Ли – славный старик и очень щедр; так он почтительно выразился, а затем ушел.

– Через какую дверь он покинул дом?

– Через ту, которая ведет в комнату для прислуги.

– Это соответствует истине, сэр, – вставил Сагден. – Он прошел через кухню, что подтверждают повариха и посудомойка, и вышел через заднюю дверь.

– Ну, Трессильян, а теперь скажите нам, пожалуйста, мог ли Хорбюри вернуться в дом незамеченным?

Старый слуга покачал головой:

– Я не представляю, как он смог бы это сделать. Все двери запираются изнутри.

– А если у него был ключ?

– Двери запираются не только на замок, но и на задвижку.

– Как же тогда он войдет, когда вернется?

– У него есть ключ от задней двери, сэр, как и у всех слуг.

– Значит, он мог вернуться этим путем?

– Для этого ему пришлось бы пройти через кухню, сэр. А на кухне всегда кто-нибудь есть примерно до десяти часов.

Полковник Джонсон встал.

– Ну, это все проясняет. Спасибо, Трессильян. Старый камердинер поднялся, слегка поклонился и удалился из комнаты. Но не прошло и двух минут, как он вернулся.

– Хорбюри только что пришел домой, сэр. Вы не хотите с ним поговорить?

– Да, охотно. Сейчас же пришлите его сюда.

Вошедший в комнату Сидней Хорбюри не вызывал симпатии. Он стоял в дверях, нервно потирая руки. Взгляд его был скромным и в то же время заискивающим.

– Вы – камердинер покойного мистера Ли? – спросил Джонсон.

– Да, сэр... Разве это не ужасно? Меня как громом поразило, когда Глэдис рассказала обо всем. Бедный старый хозяин...

– Пожалуйста, отвечайте только на мои вопросы. Джонсон не был склонен затягивать заседание.

– Во сколько сегодня вечером вы ушли из дома и где вы были?

– Я покинул дом незадолго до восьми, сэр, и я был в кинотеатре «Суперб», в пяти минутах ходьбы отсюда. «Любовь в Севилье» – так называется фильм, который я смотрел.

– Кто-нибудь видел вас там?

– Девушка в кассе, сэр, она меня знает. И контролерша меня знает тоже. И кроме того... хм... я был в кино с юной дамой. Мы предварительно договаривались с ней.

– Ах, вот оно как! И как ее зовут, эту юную даму?

– Дорис Бакл, сэр. Она работает на Объединенных молочных предприятиях, Маркхэм Роуд, 23.

– Хорошо, мы проверим это. Вы сразу же вернулись?

– Я вначале проводил свою спутницу. А потом сразу пошел домой. Вы можете проверить и убедиться, что все это правда, сэр, и что я не имею никакого отношения к тому, что здесь произошло. Я был...

– Никто не обвиняет вас в том, что вы имеете к этому отношение, – резко перебил его полковник Джонсон.

– Нет, сэр, разумеется, нет. Но очень неприятно, когда в доме происходит убийство.

– А никто и не говорит, что это приятно. Как долго вы на службе у мистера Ли?

– Чуть больше года, сэр.

– Вы были довольны своим местом?

– Да, сэр, очень доволен. Плата была очень высокая. Мистер Ли как инвалид иногда проявлял тяжелый характер, но я, в конце концов, приноровился обращаться с ним.

– Инспектор Сагден запишет, где и у кого вы служили раньше. Но прежде я хочу узнать вот что: когда вы в последний раз видели покойного?

– Примерно в половине восьмого, сэр. Мистеру Ли всегда подавали в семь легкий ужин, который я сервировал в его комнате, а затем я готовил его ко сну. После этого он обычно еще некоторое время сидел перед горящим камином, пока не уставал и не ложился в постель.

– И во сколько он обычно делал это?

– Когда как, сэр. Часто он ложился уже в восемь часов, – если был очень усталым. Но бывало и так, что засиживался до одиннадцати и дольше.

– И тогда он звонком вызывал вас, чтобы вы помогли ему раздеться и лечь?

– Да, сэр.

– Но сегодня, к примеру, вы ушли из дома. Пятница всегда была для вас выходным днем?

– Да, по пятницам у меня всегда выходной.

– Что было бы, если б мистер Ли собрался лечь?

– Он позвонил бы, и ему помог бы либо Трессильян, либо Уолтер.

– Он, значит, был не совсем беспомощным? Он мог ходить по комнате?

– Да, сэр, но только с большим трудом. Он страдал ревматоидным артритом В некоторые дни ему становилось лучше, чем обычно.

– В течение дня он никогда не ходил из своей комнаты в другие?

– Нет, сэр. Он предпочитал оставаться в своей.

Мистер Ли был непритязателен. Комната большая, света и воздуха в ней достаточно.

– Значит, мистер Ли поужинал как обычно, в семь?

– Да, сэр. Я отнес ему поднос с бутылкой шерри и двумя бокалами. Все оставил на письменном столе. Так распорядился мистер Ли.

– В этом не было ничего необычного?

– Иногда он отдавал такие распоряжения. Как правило, никто не посещал старого господина без его приглашения. Обычно он желал по вечерам оставаться в одиночестве, но бывало, просил мистера Альфреда или миссис Лидию, или их обоих разделить с ним ужин.