Джонсон кивнул.

– Закапываются в землю топоры, верно.

– Семьи, – продолжал Пуаро, – родственники, не видевшие друг друга весь год, вновь собираются вместе. Согласитесь, мой друг, что в таких обстоятельствах возникает сильное напряжение. Люди, которые не питают друг к другу теплых чувств, вынуждены притворяться, будто они их испытывают! На Рождество мы имеем много лицемерия, достойного лицемерия, лицемерия pour le bon motif, c’est entendu, то есть из хороших побуждений, ибо так заведено, – но тем не менее это лицемерие!

– Я бы не стал так говорить, – с сомнением в голосе произнес главный констебль.

Пуаро расплылся в улыбке.

– Нет, нет. Это я так говорю, а отнюдь не вы. Я обращаю ваше внимание на то, что в подобных обстоятельствах – психическое напряжение, физическое недомогание – высока вероятность того, что неприязнь, которая до этого почти не проявлялась, а также мелкие разногласия могут внезапно обостриться. В результате человек, изображающий дружелюбие и готовность к прощению, стремящийся показать себя более благородным, чем он есть на самом деле, рано или поздно становится более грубым, более жестоким, чем обычно. Стоит перегородить реку плотиной, mon ami[12], рано или поздно плотину прорвет и произойдет трагедия!

Полковник Джонсон с сомнением посмотрел на своего собеседника.

– Никак не могу понять, когда вы говорите серьезно, а когда шутите, – проворчал он.

– Шучу! – улыбнулся Пуаро. – Честное слово, шучу! Но от своих слов не отказываюсь: искусственные условия вызывают естественную на них реакцию.

В комнату вошел слуга полковника Джонсона.

– Вас просит к телефону суперинтендант Сагден, сэр.

– Хорошо. Иду.

Извинившись перед гостем, главный констебль вышел. Вернулся он через три минуты. Лицо его было чернее тучи.

– Черт побери! – гневно произнес он. – Убийство! Причем в сочельник!

Пуаро удивленно поднял брови.

– Неужели действительно убийство?

– Что?.. Иное объяснение невозможно. Совершенно прозрачный случай. Убийство, причем крайне жестокое!

– Кто жертва?

– Старый Симеон Ли. Один из самых богатых людей в округе. Заработал целое состояние в Южной Африке. Золото… нет, алмазы, если не ошибаюсь. Вложил все, до последнего пенса, в производство какого-то приспособления для добычи алмазов. Его собственное изобретение, кажется. Как бы там ни было, вложенные деньги он вернул, и притом с лихвой. Поговаривают, будто он дважды миллионер.

– Его любили, верно? – уточнил Пуаро.

– Не думаю, что его кто-то любил, – медленно произнес Джонсон. – Странный человек… Последние годы был инвалидом. Мне известно о нем крайне мало. Но, безусловно, он являлся одной из выдающихся личностей нашего графства.

– То есть это случай вызовет пересуды?

– Именно так. Я должен как можно скорее отправиться в Лонгдейл.

Полковник умолк, вопросительно глядя на своего гостя. Пуаро тут же ответил на его немой вопрос:

– Хотите, чтобы я поехал вместе с вами?

– Мне, право, неудобно просить вас, – произнес полковник. – Но сами понимаете! Суперинтендант Сагден – отличный полицейский: старательный, внимательный, здравомыслящий. Но он начисто лишен воображения. Мне бы очень хотелось, поскольку вы сейчас здесь, воспользоваться вашим советом.

Последнюю фразу полковник Джонсон произнес отрывисто, с паузами между словами, как будто диктовал телеграмму.

– Буду только рад, – без колебаний откликнулся Пуаро. – Можете рассчитывать на любую мою помощь. Но мы должны пощадить самолюбие суперинтенданта. Это будет его дело, не мое. Я всего лишь неофициальный консультант.

– Вы славный человек, Пуаро, – растроганно произнес полковник Джонсон.

С этим словами оба вышли из комнаты.

Глава 6

Входную дверь им открыл констебль, почтительно отсалютовав полковнику. Стоявший за ним суперинтендант Сагден шагнул им навстречу.

– Рад, что вы приехали, сэр. Прошу вас вот в эту комнату слева, в кабинет мистера Ли. Я хотел бы изложить главные факты. Очень странный случай…

Он провел их в маленькую комнату слева от прихожей. Там находился телефон и большой стол, заваленный газетами. Вдоль стен тянулись книжные полки.

– Сагден, это месье Эркюль Пуаро, – представил своего спутника главный констебль. – Должно быть, вы о нем слышали. Он как раз гостит у меня. Пуаро, это суперинтендант Сагден.

Маленький бельгиец слегка поклонился и пристально посмотрел на Сагдена: высок, широкоплеч, заметна военная выправка. А еще орлиный нос, квадратная челюсть и пышные каштановые усы. Сагден в свою очередь, как только их представили друг другу, смерил Пуаро тяжелым взглядом. Что касается последнего, тот продолжал рассматривать его усы, как будто был очарован их великолепием.

– Я слышал о вас, мистер Пуаро, – ответил суперинтендант Сагден. – Если не ошибаюсь, несколько лет назад вы уже бывали в наших краях. Смерть сэра Бартоломью Стрейнджа. Дело об отравлении. Никотин. Не мой участок, но я, конечно же, слышал об этом…

– Прошу вас, изложите факты, Сагден, – перебил его полковник Джонсон. – Вы сказали, что дело ясное.

– Да, сэр, это, безусловно, убийство, нет никаких сомнений. У мистера Ли перерезано горло – точнее, яремная вена, как сказал врач. Однако в этом деле немало странностей.

– Что вы хотите этим сказать?

– Прежде всего выслушайте меня, сэр. Обстоятельства таковы: сегодня около пяти часов мне в полицейский участок Эдлсфилда позвонил мистер Ли. Его голос по телефону звучал несколько странно, он попросил меня приехать к нему и увидеться с ним в восемь часов вечера. Он особо подчеркнул это время. Более того, попросил меня сказать лакею, что я собираю пожертвования на полицейский приют.

Главный констебль пристально посмотрел на Сагдена.

– Хотите сказать, что ему требовался правдоподобный предлог для вашего появления в доме?

– Именно, сэр. Это вполне естественно. Мистер Ли – фигура известная, и я пошел ему навстречу. Я прибыл сюда незадолго до восьми часов. Прислуге я сказал, что собираю пожертвования для сиротского приюта. Лакей ушел; вернувшись, он доложил, что мистер Ли хочет меня видеть, и проводил меня к нему в комнату на втором этаже, непосредственно над столовой.

Суперинтендант Сагден сделал паузу, вздохнул и в несколько официальной манере продолжил свой рассказ:

– Мистер Ли сидел в кресле возле камина. На нем был домашний халат. Когда лакей вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, мистер Ли попросил меня подойти к нему и сесть рядом. Затем он с явной неохотой признался, что хочет сообщить мне подробности некоего ограбления. Я спросил у него, что, собственно, украли. Он ответил, что из его сейфа пропали алмазы – кажется, неограненные алмазы, сказал он, стоимостью в несколько тысяч фунтов.

– Алмазы? – переспросил главный констебль.

– Да, сэр. Я задал ему несколько рутинных вопросов, но мистер Ли отвечал неуверенно и уклончиво, как будто в чем-то сомневался. Наконец он сказал: «Вы должны понять, суперинтендант, что я могу ошибаться».

Я сказал: «Я не вполне понимаю вас, сэр. Либо алмазы пропали, либо они на месте. Может быть только так и никак иначе». Мистер Ли ответил: «Алмазы определенно пропали, но возможно, суперинтендант, что их исчезновение – просто чья-то глупая шутка». Лично мне показалось это странным, но я ничего не сказал. Тогда он продолжил: «Мне трудно объяснить в подробностях, но дело сводится вот к чему: насколько я понимаю, алмазы могут быть лишь у двух человек. Один из них мог таким образом пошутить. Но если их взял другой человек, то можно считать, что они точно украдены».

Я сказал: «Чего именно вы хотите от меня, сэр?» «Я хочу, суперинтендант, чтобы вы вернулись сюда примерно через час. Нет, давайте попозже, скажем, в четверть десятого, – сказал он. – К этому времени я точно смогу сказать, обокрали меня или нет». Скажу честно, я был заинтригован, но согласился и ушел.

– Любопытно… весьма любопытно, – прокомментировал полковник Джонсон. – Что вы скажете, Пуаро?

– И к какому заключению, суперинтендант, вы пришли, если не секрет? – спросил тот.

Сагден потер подбородок и ответил, тщательно подбирая слова:

– Видите ли, мне в голову пришли разные версии, но в целом я решил, что все обстоит именно так. Розыгрыш однозначно исключался. Алмазы были украдены. Однако старый джентльмен не мог точно сказать, кто это сделал. По-моему, он говорил правду, когда сказал, что это мог сделать один из двух людей, причем один из этих двоих из числа прислуги, а другой – из числа членов семьи.

Пуаро одобрительно кивнул.

– Très bien[13]. Превосходно. Да, это отлично объясняет его позицию.

– Отсюда его желание, чтобы я пришел позже. В промежутке он хотел поговорить с теми, на кого пало его подозрение. Он бы сказал им, что уже сообщил в полицию, но если пропажу вернут, то делу не дадут хода и инцидент будет исчерпан.

– А если бы подозреваемый не вернул алмазы? – спросил полковник Джонсон.

– В таком случае он был готов просить нас о расследовании.

Полковник Джонсон нахмурился и покрутил усы.

– Почему же он не сделал этого, прежде чем вызвать вас?

– Нет-нет, сэр, – покачал головой суперинтендант. – Неужели вам непонятно? Поступи он так, это было бы блефом. Прозвучало бы неубедительно. Вор наверняка подумал бы: «Старик не станет вызывать полицию, что бы он там ни подозревал», как вдруг мистер Ли сказал бы ему: «Я уже разговаривал с полицией, суперинтендант только что ушел». Затем вор, допустим, просит лакея это подтвердить. Тот говорит: «Да, суперинтендант был здесь незадолго до ужина». Вор вынужден поверить, что старый джентльмен не шутит, и возвращает украденное.