Пер Валё - Розанна

Закончив работу, он дал предварительное заключение: «Смерть наступила в результате удушения. Половые органы серьезно повреждены. Сильное внутреннее кровотечение».

На письменном столе Ольберга начали понемногу накапливаться разные документы, связанные с расследованием этого дела. Все можно было выразить одной фразой: на дне канала возле шлюзов в Буренсхульте обнаружен труп женщины.

Ни в городе, ни в соседних полицейских округах не было зарегистрировано заявлений, что кто-то пропал без вести. Никто, соответствующий описанию мертвой женщины, в розыске не значился.

Было четверть шестого утра, шел дождь. Мартин Бек долго и тщательно чистил зубы, чтобы избавиться от свинцового привкуса во рту, и ему показалось, что это удается.

Потом он застегнул воротничок рубашки, повязал галстук и удрученно посмотрел на свое лицо в зеркало. Пожал плечами и вышел в холл, а оттуда направился в комнату, где бросил страстный взгляд на модель учебного парусника, которую, пожалуй, даже чересчур долго собирал накануне вечером, и вошел в кухню.

Он ходил по квартире тихо, словно крадучись, отчасти по старой привычке, отчасти — чтобы не разбудить детей.

Уселся за кухонный стол.

— Газет еще нет?

— Почтальон никогда не приходит раньше шести, — ответила жена.

На дворе уже рассвело, однако небо было затянуто тучами, и в кухне царил полумрак. Жена не включила свет. Она говорила, что экономит.

Он открыл было рот, но так ничего и не сказал — разгорелась бы ссора, а для этого был неподходящий момент, ограничившись тем, что тихонько барабанил пальцами по столу и глядел на пустую чашку с орнаментом из синих розочек. На краю чашка была надколота, вниз тянулась рыжая трещина. Эта чашка провела с ними почти всю их супружескую жизнь. Больше десяти лет. Жена редко что-нибудь разбивает, и уж вовсе нет ничего, что нельзя было бы склеить. Самое удивительное, что дети тоже пошли в нее.

Неужели такие вещи передаются по наследству? Жена сняла с плиты кофейник и налила кофе.

— Может, тебе хочется поесть?

Он перестал барабанить по столу, пил осторожно, маленькими глоточками. Сгорбившись, с подавленным видом сидел за столом.

— Тебе следовало бы немного поесть, — сказала она.

— Ты ведь знаешь, что утром я не могу есть.

— Но ты должен поесть, — продолжила она. — Особенно, если учесть, какой у тебя желудок.

Он нащупал кончиками пальцев на своем лице несколько пропущенных волосков, которые не удалось сбрить; они были короткие и острые. Молча пил кофе.

— Я могла бы сделать хотя бы бутерброды, — сказала она.

Через пять минут он тихо поставил чашку, поднял глаза и посмотрел на свою жену.

На ней была нейлоновая ночная рубашка, а сверху — коричневый махровый халат. Она сидела, опершись локтями на стол и подперев ладонями подбородок. Его жена была блондинкой, со светлой кожей и круглыми, немного вытаращенными глазами. Брови она обычно красила, но за лето они выцвели и теперь были такими же светлыми, как и волосы. Она была старше его на пару лет, и, несмотря на то, что в последнее время начала полнеть, кожа у нее на шее уже увяла.

Еще до того, как двенадцать лет назад у них родилась дочь, она ушла из мастерской какого-то архитектора, а потом у нее уже не появлялось желания снова устроиться на работу. Когда сын пошел в школу, Мартин Бек предложил ей найти работу на неполный день, однако она считала, что это невыгодно. Кроме того, ей нравился комфорт, и существование просто в качестве домохозяйки вполне ее устраивало.

Мартин Бек встал и задвинул под стол синюю табуретку. Он по-прежнему все делал бесшумно. Подошел к окну, за которым моросил дождь.

За автостоянкой под травянистым склоном тянулась автострада, блестящая и пустынная. В высотных домах на холме за станцией метро кое-где светились окна. В низком сером небе кружилось несколько чаек, кроме них нигде не было ни души.

— Куда ты едешь? — спросила она.

— В Муталу.

— Надолго?

— Не знаю.

— Из-за той девушки?

— Да.

— Как ты думаешь, это займет много времени?

— Я знаю об этом столько же, сколько и ты. Не больше того, что было в газетах.

— А почему ты должен ехать поездом?

— Все уехали вчера. Я сначала вообще не должен был этим заниматься.

— Естественно, они обращаются с тобой как всегда. Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно. Казалось, дождь понемногу прекращается.

— Где ты будешь жить?

— В городской гостинице.

— А кто будет работать с тобой?

— Колльберг и Меландер. Я уже сказал тебе, что они уехали вчера.

— На автомобиле?

— Да.

— А тебе придется трястись во втором классе?

— Да.

Стоя к ней спиной, он слышал, как она встает и ополаскивает чашку с синими розочками и надколотым краем.

— Мне нужно на этой неделе заплатить за электричество и занятия ребенка верховой ездой в манеже.

— Может, тебе хватит денег?

— Ты прекрасно знаешь, что я не могу снимать с книжки.

— Да, я забыл.

Он вынул из кармана бумажник и открыл его.

Вытащил банкнот в сто крон, посмотрел на него, сунул обратно и вернул бумажник в карман.

— Я ужасно не люблю снимать деньги с книжки, — вздохнула она, — стоит только снять один раз и это будет началом конца.

Он снова вытащил сотенную, сложил ее, повернулся и положил на кухонный стол.

— Я упаковала тебе чемодан, — сказала она.

— Спасибо.

— И помни о своем горле. Погода в это время года коварная, особенно по ночам.

— Да.

— А этот отвратительный пистолет ты, конечно, потащишь с собой?

«Нет… да, сегодня как и всегда», — подумал Мартин Бек.

— Чему ты улыбаешься? — спросила она.

— Да так, ничему.

Он пошел в комнату, открыл ящик секретера и взял пистолет. Сунул его во внутренний карман на крышке чемодана и закрыл чемодан.

Это был обыкновенный девятимиллиметровый браунинг модели 07, которые изготовляют по лицензии на оружейном заводе в Хускварне. Оружие не из лучших, Кроме того, стреляет Бек очень плохо.

Он вышел в прихожую и надел непромокаемый плащ. Молча стоял с черной шляпой в руке.

— Ты не попрощаешься с Рольфом и малышкой?

— Называть двенадцатилетнюю девушку малышкой смешно.

— Мне так нравится.

— Зачем их будить… Они ведь знают, что я уезжаю. Он надел шляпу.

— Ну пока. Я позвоню.

— Пока. Следи за собой.

Он ждал на платформе поезд и думал о том, что нет ничего страшного, что ему приходится уезжать из дому, хотя он и не успел доделать паруса на модели учебного парусника.

Мартин Бек не был начальником отдела расследования убийств, и даже во сне никогда не представлял себе, что когда-нибудь может им стать. Более того, иногда он серьезно сомневался, удастся ли ему вообще дотянуть до комиссара полиции, хотя помешать ему в этом могла лишь собственная смерть или тяжелый служебный проступок. Он был старшим криминальным ассистентом и уже восемь лет работал в отделе расследования убийств. Многие считали его самым способным следователем во всей Швеции.

Половину всей своей жизни Мартин Бек прослужил в полиции. В возрасте двадцати одного года он начал службу в полицейском участке округа Якоб в центре Стокгольма. Прослужив шесть лет патрульным в разных полицейских округах Стокгольма, выдержал экзамен в полицейскую школу. Он был одним из лучших учеников и по окончании курса стал криминальным ассистентом. Тогда ему было двадцать восемь лет.

Годом раньше у него умер отец. Чтобы иметь возможность помогать матери, Мартин Бек съехал с комнаты в округе Клара в центре города и вернулся в квартиру своих родителей в Сёдермальме, откуда до центра было намного дальше. В то лето он познакомился со своей женой. Она вместе с подругой снимала домик на одном из островков в морском заливе недалеко от Стокгольма, а он в один прекрасный день случайно причалил там на своей байдарке. Она ему очень понравилась, и осенью, когда они уже ждали ребенка, в ратуше состоялась свадьба и Бек переехал в ее квартиру на острове Кунгсхольмен.

Когда дочке исполнился годик, от веселой, живой девушки, в которую он влюбился, уже почти ничего не осталось, и их супружеская жизнь понемногу стала серой и будничной.

Мартин Бек сидел на диванчике из зеленой кожи, которой обтянуты сиденья в поездах стокгольмского метро, и смотрел в залитое дождем окно, тупо и неприязненно размышлял о своей супружеской жизни, но когда понял, что начинает себя жалеть, тут же вытащил из кармана газету и попытался сосредоточиться на передовице.

Он выглядел уставшим, серый утренний свет отбрасывал на его загорелое лицо мертвенную тень. У него было худое лицо, высокий лоб и могучий подбородок. Губы под коротким прямым носом длинные и узкие, от их уголков тянулись две глубокие морщины, а при улыбке были видны белые здоровые зубы. Темные прямые волосы зачесаны гладко назад, они еще не начали седеть. Голубые глаза смотрели открыто и спокойно. Он был худощав, не очень высок и слегка сутулился. Некоторым женщинам он очень нравился, но большинству его внешность казалась самой рядовой. Одевался он не броско, а скорее даже чересчур скромно.

Воздух в вагоне был неподвижный и затхлый; Беку казалось, что его желудок как бы плавает в воде, — в метро это случалось с ним достаточно часто. Когда поезд подъехал к станции, откуда надо было подниматься на Главный вокзал, Бек уже стоял в дверях с чемоданом в руке. Он не любил ездить в метро, но к автомобилям чувствовал еще большее отвращение и, когда у него была хорошая тихая комната в центре города, ему совсем не нужно было пользоваться этим видом транспорта.

Скорый поезд в Гётеборг отъезжал с Главного вокзала в половине восьмого. Мартин Бек специально пролистал всю газету, но об убийстве не нашел ни слова. Он вернулся к рубрике «Культура» и начал читать статью об антропософе Рудольфе Штейнере[1], но еще в городе уснул над ней. Проснулся он вовремя и успел пересесть в Халльсберге. Свинцовый привкус во рту появился снова, Бек выпил три стакана воды, но избавиться от него так и не смог.