Габриэль повернулся кругом. Лицо его, и без того некрасивое, искажала горькая гримаса, глаза сверкали… Почему он был так откровенен со мной?

– Знаете, Норрис, я никогда не мог поверить в Бога – Бога Отца, который создал зверей и цветы. Бога, который любит нас и заботится о нас, Бога, который создал мир. Нет, в такого Бога я не верю. Но иногда – ничего не могу с собой поделать – я верю в Христа… ибо Христос спускался в ад… Настолько сильна его любовь…

Он обещал рай раскаявшемуся вору. А как же другой – тот, кто поносил и проклинал его? Христос спустился в ад вместе с ним. Может, после того… – Вдруг Габриэль вздрогнул и затрясся. Я снова заметил, как сияют его глаза. – Я что-то разболтался сегодня, – сказал он. – До свидания.

И он быстро вышел.

«Интересно, – думал я, – он говорил о Шекспире или о себе самом? Наверное, все-таки о себе…»

Глава 20

В результатах выборов Габриэль был абсолютно уверен. Он заявлял, будто просто не знает, что может ему помешать.

Непредвиденным обстоятельством в данном случае стала девица по имени Поппи Нарракотт, официантка в баре «Приют контрабандистов» в Грейтвизайле. Джон Габриэль в жизни не видел эту девицу и даже не подозревал о ее существовании. И все же именно Поппи Нарракотт поставила под угрозу всю его избирательную кампанию.

Дело в том, что Поппи Нарракотт находилась в тесных дружеских отношениях с Джеймсом Бертом. Однако Джеймс Берт, когда бывал пьян, становился груб, давая выход своим садистским инстинктам. Поппи взбунтовалась. Она категорически отказалась иметь с ним дело и не отступилась от своих слов.

Вот почему однажды Джеймс Берт заявился домой в стельку пьяный и злой. Еще больше он взъярился при виде своей испуганной жены. И тут он дал волю чувствам. Он выместил на несчастной жене всю злость и неутоленное желание, которые испытывал по отношению к Поппи. Он вел себя как сумасшедший. Милли совершенно потеряла голову от страха. Ей показалось, что муж сейчас ее убьет.

Как-то вывернувшись от него, она выбежала через парадную дверь на улицу. Она понятия не имела, куда или к кому бежать. Ей и в голову не пришло обратиться в полицию… Соседей, к которым она могла постучаться, поблизости не было, все магазины были уже закрыты.

Она бежала, подгоняемая инстинктом самосохранения. И инстинкт толкнул ее к человеку, которого она любила, который был к ней добр. Она в тот момент не понимала, не осознавала, какой скандал может вызвать ее поведение. Она была напугана и бежала к Джону Габриэлю. Она была несчастным затравленным животным, ищущим убежища.

Задыхаясь, что было сил, она бежала в «Королевский герб». Джеймс Берт гнался за ней по пятам, выкрикивая на всю улицу угрозы и проклятия.

Габриэль – так уж случилось – находился в холле.

Я не знаю, можно ли было в тот момент повести себя иначе. Милли ему нравилась, он жалел ее, а ее муж был и пьян, и опасен.

Когда Джеймс Берт, изрыгая проклятия, ворвался в гостиницу, подскочил к нему и открыто обвинил в том, что он якобы находится в близких отношениях с его женой, Габриэль велел ему убираться ко всем чертям. «Вы недостойны иметь жену, – заявил майор, – и я позабочусь о том, чтобы оградить вашу жену от такого муженька».

Джеймс Берт набросился на Габриэля, словно разъяренный бык. А тот сбил его с ног.

После этого инцидента майор снял для миссис Берт комнату и велел ей запереться изнутри и никуда не выходить. «Видимо, сейчас ей нельзя возвращаться домой, – пояснил он, – а утром… Утро вечера мудренее».

К следующему утру весь Сент-Лу гудел, как растревоженный улей. Оказывается, Джим Берт «застукал» свою жену с майором Габриэлем и теперь майор и миссис Берт вместе поселились в «Королевском гербе».

Представьте себе, что значили такие новости буквально накануне выборов – голосование должно было состояться через два дня!

Карслейк был просто убит.

– Теперь ему крышка, – бормотал он, расхаживая взад и вперед у меня в комнате. – Нам конец! Мы проиграли! Уилбрэм пройдет в парламент. Настоящая катастрофа… трагедия… Он никогда мне не нравился. Вот подлец! Так и знал, что он подведет нас!

Миссис Карслейк манерно заламывала руки, восклицая:

– Вот что бывает, когда кандидат – не джентльмен!

Мой брат редко принимал участие в наших разговорах о политике. Если Роберт вообще при этом присутствовал, он обычно молча курил трубку. Но на сей раз он вынул трубку изо рта и заговорил:

– Самое печальное, что вел-то он себя именно как джентльмен!

«Странно, – подумал я тогда. – Отклонись Габриэль от принятых норм поведения благородного человека, и его шансы быть избранным в парламент только возросли бы, однако его поистине донкихотский, рыцарский поступок свел вероятность его избрания почти к нулю».

Вскоре появился и сам Габриэль. Он и не думал раскаиваться.

– Что толку болтать попусту, – заявил он Карслейку. – Лучше скажите, что мне нужно сделать.

Карслейк спросил, где сейчас миссис Берт.

Габриэль объяснил: она все еще в «Гербе».

– А куда еще ей идти? Все равно, – добавил он, – слишком поздно.

– Правда? – обратился он к Терезе, которую считал самой здравомыслящей из всей компании.

Тереза кивнула. В самом деле, слишком поздно.

– Все равно ночь уже прошла. А людям интересно то, что происходит ночью, а не днем.

– Майор Габриэль… – зашипел Карслейк, брызгая слюной. Последние слова потрясли его до глубины души.

– Что у вас за грязные мысли, Карслейк! Нет, я не провел с ней ночь, если вас это интересует. Но главное, что для всего населения Сент-Лу это безразлично! Мы оба были ночью в «Королевском гербе». Вот все, о чем будут помнить избиратели, – продолжал он. – А еще то, что мы ночью были под одной крышей, а еще сцену, которую устроил Берт, и гадости, которые он выкрикивал мне и своей жене.

– Если бы только она ушла… – сказал Карслейк. – Все равно куда, лишь бы убралась оттуда. Может, тогда… – На какой-то миг он встрепенулся, но затем покачал головой. – Нет, будет выглядеть еще подозрительнее… еще сомнительнее…

– Есть и другая проблема, – напомнил Габриэль. – Что будет с ней?

Карслейк непонимающе уставился на него:

– Что вы хотите сказать?

– О ней ведь вы и не подумали!

– Сейчас, – высокомерно произнес Карслейк, – нам не до мелочей! Единственное, чем стоит заняться, – как уберечь вас от скандала.

– Вот именно, – кивнул Габриэль. – А с миссис Берт можно и не считаться… Кто она, собственно говоря, такая? Да никто! Несчастная славная девчушка, до смерти запуганная и забитая… Пойти ей некуда, и денег у нее тоже нет… – Он возвысил голос. – Вот что я скажу вам, Карслейк. Мне не нравится ваше отношение к ней. Миссис Берт – прежде всего человек. Знаете, что самое паршивое во всей вашей политике? Никто и ничто не имеет значения, кроме ваших распроклятых выборов! Помните, по признанию премьер-министра Болдуина [7], если бы он говорил правду, он никогда не победил бы на выборах! Ну а я не мистер Болдуин. Я ничего особенного собой не представляю. А вы упрекаете меня в том, что я, поступив, как нормальный человек, проиграю. Ну и ладно, и к дьяволу тогда ваши выборы! Я в первую очередь человек и только во вторую – политик. Я ни разу ничем не оскорбил бедняжку. Я ее не соблазнял. Мне просто стало ее ужасно жаль, вот и все. Вчера она прибежала ко мне, потому что ей не к кому было больше идти! Вот и пусть остается со мной. Я о ней позабочусь.

– Майор Габриэль! – От отчаяния голос миссис Карслейк прерывался. – Но вы просто не можете так поступить! А что, если Берт разведется с ней?

– Если он с ней разведется, я на ней женюсь.

– Вы не имеете права так нас подводить! – В голосе Карслейка звучала неприкрытая злоба. – Вам нельзя быть в центре скандала!

– Нельзя? Да что вы говорите! – Глаза Габриэля горели от злости. Никогда еще он не нравился мне так сильно. – Вам меня не запугать! Если ваши паршивые избиратели считают, что мужу можно безнаказанно избивать жену, запугивать ее до смерти, да еще возводить на нее напраслину, – что ж, их дело! Но если они люди порядочные, придерживающиеся христианской морали, они проголосуют за меня!

– Нет, не проголосуют, – со вздохом сказала Тереза.

Габриэль повернулся к ней, и выражение его лица смягчилось.

– Вы правы – не проголосуют.

Роберт снова вынул трубку изо рта.

– Вот и дураки, – изрек он неожиданно.

– Разумеется, мистер Норрис, нам известно, что вы коммунист, – язвительно проговорила миссис Карслейк.

Что она пыталась сказать? Понятия не имею.

Общая обстановка в комнате все больше накалялась. И вдруг в разгар скандала появилась Изабелла Чартерис. Она была холодна, серьезна и собранна.

Не обратив на происходящее внимания, она направилась прямо к Габриэлю, так, словно, кроме него, в комнате больше никого не было. Ей необходимо было сообщить ему что-то, и она заговорила с ним, понизив голос:

– По-моему, все будет в порядке, – сказала она.

Габриэль молча уставился на нее. Мы все сделали то же самое.

– Я имею в виду миссис Берт, – пояснила Изабелла.

Она не выказала ни малейшего смущения. Наоборот, казалось, она была вполне довольна результатом своих действий, которые считала правильными.

– Миссис Берт сейчас в замке, – продолжала она.

– Как – в замке? – Карслейк не верил своим ушам.

Изабелла повернулась к нему.

– Да, – кивнула она. – Как только мы узнали о том, что случилось, я сразу решила, что делать, и тетя Аделаида со мной согласилась. Мы сели в машину и поехали в «Королевский герб».