— В ней чувствуется редкостная, необыкновенная сила духа, — сказал Болдок. — По крайней мере, я так думаю.

— Ну… я поговорю с Анджелой… но она только посмеется.

К удивлению мужа, Анджела не засмеялась.

— В этом что-то есть. Детские психологи считают, что ревность к новому ребенку естественна и почти неизбежна. Хотя, по правде говоря, в Лауре я ее совсем не замечаю. Она такая безмятежная; не похоже, чтобы она была сильно привязана ко мне или вообще к чему-нибудь еще. Я постараюсь показать ей, что я на нее полагаюсь.

И когда через неделю они отправились на уик-энд к старым друзьям, Анджела сказала Лауре:

— Ты позаботишься о малышке, пока нас не будет? Как приятно чувствовать, что дома остаешься ты, что ты за всем присмотришь. Ведь у нас уже давно нет нашей няни, ты же понимаешь.

Лауре было приятно. От слов матери она почувствовала себя взрослой и значительной. Ее бледное личико зарделось.

К несчастью, весь добрый эффект почти тотчас же был разрушен подслушанной беседой между няней и Этель.

— Правда, чудный ребенок? — сказала Этель, потрепав крошку грубым пальцем. — Такой пупсик. Странно, что мисс Лаура всегда была такая смирная. Неудивительно, что мама с папой относятся к ней не так, как к мастеру Чарльзу или к этой детке. Мисс Лаура милая девочка — больше о ней и сказать нечего.

В этот вечер Лаура опустилась на колени возле кровати и стала молиться.

Раз Дама в Голубом плаще не откликнулась на ее пожелание, Лаура обратилась в высшую инстанцию.

— Пожалуйста, Бог, — молилась она, — пусть ребенок поскорее умрет и попадет в рай. Поскорее.

Она забралась на кровать, легла, чувствуя себя виноватой и испорченной. Она сделала то, что мистер Болдок не велел делать, а мистер Болдок умный человек. За свечку Даме в Голубом она себя не корила — наверное, потому, что с самого начала не верила в успех. И в том, что принесла Джозефину на террасу, она не видела зла. Она же не сунула кошку в коляску — вот это было бы злое дело. А если бы Джозефина по собственному желанию?..

Но в эту ночь она перешла Рубикон[173]. Бог — он всемогущ…

Некоторое время Лауру била дрожь, но потом она заснула.

Глава 5

1

Анджела и Артур Франклин уехали на машине.

Наверху в детской новая няня, Гвинет Джонс, укладывала ребенка спать.

Ей было тревожно. В последнее время у нее появились определенные предвестники, ощущения, и вот сегодня вечером..

— Мне это показалось, — твердила она себе. — Одно воображение, только и всего.

Ведь врач говорил, что второго припадка может никогда и не случиться!

В детстве бывало, а потом ничего не было вплоть до того ужасного дня…

Эти детские припадки тетя называла зубовными судорогами. Но врач сказал совсем другое слово, спокойно и без уверток он назвал болезнь. И решительно заявил: «Вам нельзя работать с детьми. Это небезопасно».

Но она уже заплатила за дорогостоящее обучение. У нее была профессия, она умела делать свое дело, получила диплом, ей хорошо платили, и она любила ухаживать за малышами. Прошел год — ничего плохого не случилось. Все это чепуха, решила она, врач ее просто запугивает.

И она написала в бюро — в другое бюро по найму, и вскоре получила место; ей тут нравилось, а ребенок — просто прелесть.

Она положила ребенка в кроватку и пошла ужинать. Потом среди ночи она проснулась от беспокойства, почти в ужасе. Она подумала:

«Надо выпить горячего молока. Все пройдет».

Она зажгла спиртовку и поставила ее на стол у окна. Второго предупреждения не было. Она свалилась, как сноп, и корчилась в судорогах на полу. Лампа упала, пламя побежало по ковру и добралось до муслиновых занавесок.

2

Лаура вдруг проснулась.

Ей снился сон, плохой сон, подробностей она не помнила. Кто-то за ней гнался; но теперь она в безопасности, дома, в своей кровати.

Она нащупала лампу, включила ее и посмотрела на часы. Двенадцать часов Полночь.

Она сидела и почему-то не спешила выключать свет.

Что такое? Странное потрескивание… «Наверное, воры», — подумала Лаура. Как все дети, она все время ожидала воров. Она вылезла из кровати, подошла к двери, приоткрыла ее и высунула голову. Кругом было тихо и темно.

И все-таки Лаура чувствовала непонятный запах дыма. Она прошла через площадку и открыла дверь, ведущую к прислуге. Ничего.

Пошла на другую сторону площадки и распахнула дверь, за которой был небольшой коридорчик, ведущий в детскую и детскую ванну.

Она отшатнулась в ужасе. Огромные черные клубы дыма охватили ее.

— Пожар! Горим!

Лаура с криком бросилась в крыло прислуги:

— Пожар! Горим!

Ей не очень ясно помнилось, что тогда происходило. Этель — Этель, бегущая вниз к телефону; Кухарка — Кухарка, окутанная дымом, утешает ее: «Все будет хорошо, пожарники сейчас приедут, они вытащат их через окно, не волнуйся, моя дорогая».

Но Лаура знала, что не будет все хорошо.

Она была в отчаянии: она знала, что это Бог откликнулся на ее молитву Бог действовал быстро и с неописуемой жестокостью Так Он забирал ребенка на небеса.

Кухарка подталкивала Лауру к крыльцу:

— Идите, мисс Лаура, нечего ждать, надо выбираться из дома.

Но ведь Няня и ребенок не могут выбраться из дома! Они отрезаны там, в детской!

Кухарка тяжело спускалась по лестнице, таща за собой Лауру. Но только они вышли из дверей на газон, где уже стояла Этель, и кухарка ослабила хватку, как Лаура рванулась обратно и взбежала вверх по лестнице.

Откуда-то издалека из-за дыма доносился жалобный плач.

И тут в Лауре вдруг что-то проснулось: неожиданная теплота, страстное желание спасти, это непонятное, нерасчетливое чувство, — любовь.

Рассудок действовал трезво и четко. Она откуда-то знала, что для спасения на пожаре надо обмотать рот мокрым полотенцем. Она вбежала в свою комнату, схватила махровое полотенце и окунула его в кувшин, обмотала вокруг головы и ринулась в дым.

Коридор был уже в огне, падали куски дерева. Там, где взрослый оценил бы степень риска и шансы на успех, — Лаура бросилась очертя голову с детским мужеством неведения. Она должна вытащить ребенка, она должна его спасти. Иначе он сгорит заживо. Она споткнулась о тело лежащей без сознания Гвинет, не понимая, что это. Кашляя и задыхаясь, она пробиралась к кроватке — ширма частично отгораживала ее от дыма. Лаура схватила ребенка, прижала к себе и накрыла мокрым полотенцем. Задыхаясь от дыма, она повернулась к двери.

Но идти было некуда. Дорогу назад отрезало пламя.

Лаура не потеряла разума. Есть еще дверь на чердак. Она нащупала ее, толкнула, оказалась в пустом отсеке, откуда шаткая лестница вела на чердак. Они с Чарльзом не раз вылезали по ней на крышу. Если удастся выбраться на крышу…

Приехала пожарная машина, и к ней с криком кинулись две обезумевшие женщины в ночных рубашках:

— Ребенок! В комнате наверху ребенок и няня!

Пожарник присвистнул и закусил губу. Та часть дома была объята огнем. «Пропащее дело, — сказал он себе. — Живыми их не вытащить!»

— Кто-нибудь еще выбрался? — спросил он.

Кухарка огляделась и закричала:

— Где мисс Лаура? Мы вышли вместе! Где она?

В это время пожарник окликнул:

— Эй, Джо, смотри, там кто-то на крыше, в том конце. Давай лестницу.

В мгновение ока они доставили и опустили на газон свою ношу — Лауру, которую трудно было узнать: черную, с обожженными руками, почти без сознания, но крепко прижимающую к себе живой комочек, который отчаянным ревом возвещал, что жив.

3

— Если бы не Лаура… — Анджела запнулась, сдерживая чувства. — Мы выяснили насчет бедной няни, — продолжала она. — Оказывается, у нее была эпилепсия[174]. Врач предупреждал, что ей больше нельзя работать няней, но она не послушалась. Предполагают, что во время припадка она столкнула спиртовку с окна. Я всегда говорила, что с ней что-то не так, что она боится, как бы мы что-то не узнали.

— Бедняга, она за это поплатилась, — сказал Франклин.

Безжалостная в своей материнской любви, Анджела отмела попытку пожалеть Гвинет Джонс.

— И если бы не Лаура, ребенок сгорел бы в огне.

— Как она сейчас, здорова? — спросил Болдок.

— Да. Шок, конечно, и руки обожжены, но не сильно. Врач говорит, она полностью поправится.

— Хорошо, что так, — сказал Болдок.

Анджела возмущенно сказала:

— А вы расписывали Артуру, что Лаура так ревнует, что готова убить несчастную крошку! Вот уж действительно — холостяк!

— Ну, ну, будет. Я нечасто ошибаюсь и смею сказать, иногда неплохо и ошибиться.

— Вы только сходите посмотрите на них.

В детской малышка лежала на коврике на полу у камина, болтая ножками и издавая непонятные звуки.

Рядом сидела Лаура. Руки у нее были забинтованы, ресницы обгорели, что придавало лицу забавное выражение. Она гремела яркой погремушкой, стараясь привлечь внимание сестренки. Повернувшись, она посмотрела на Болдока.

— Привет, юная Лаура, — сказал Болдок. — Как поживаешь? Я слышал, ты у нас героиня. Доблестная спасительница.

Лаура коротко взглянула на него и снова обратилась к погремушкам.

— Как твои руки?

— Очень болели, но их смазали какой-то мазью, и теперь лучше.

— Чудная ты, — сказал Болдок, тяжело усаживаясь в кресло. — В один день рассчитываешь, что кошка задушит сестренку, — да-да, меня не обманешь, — а на следующий день лезешь на крышу и спасаешь ребенка с риском для собственной жизни.