Агата Кристи - Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

— Конечно, конечно, мамочка, — поспешно ответила Сэра, — представляю, как я тебе надоела своими делами.

Больше не стану тебя беспокоить. Скажи только одно: как ты относишься к Лоуренсу?

— Да никак. Ни хорошо, ни плохо.

— А я иногда начинаю его бояться.

— Ну не глупо ли это, родная?

— Да, наверное, глупо.

Сэра медленно разорвала письмо Джерри сначала вдоль, потом — поперек, а потом на мелкие клочки. Их она подбросила в воздух и следила, как они медленно, словно снежинки, опускаются на пол.

— Бедный старина Джерри! — сказала она. И, метнув искоса быстрый взгляд на Энн, добавила: — Тебе ведь, мама, не безразлично, что со мной будет?

— Сэра! Опомнись, что ты такое городишь!

— Ах, прости, ради Бога, я все твержу одно и то же. Все потому, что мной иногда овладевает какая-то оторопь. Ощущение такое, будто я попала в снежную бурю и никак не могу из нее выбраться… Очень странное чувство. Все и вся кругом изменилось… И ты, мама, стала другой.

— Ну что за чушь ты мелешь, родная! Ой, мне надо бежать!

— Да, пора. А тебе очень хочется туда пойти?

— Я, видишь ли, давно хотела посмотреть фрески Кита Элиота.

— Понимаю. — Сэра помолчала. — А знаешь, я думаю, что увлечена Лоуренсом больше, чем сама это осознаю.

— Весьма возможно, — уже на ходу легко согласилась Энн. — Но все равно — не торопись. До свидания, моя радость, я бегу.

И за Энн захлопнулась входная дверь.

В гостиную с подносом в руках вошла Эдит убрать бокалы.

Сэра поставила на проигрыватель пластинку и с меланхолической улыбкой вслушивалась в песню Поля Робсона:[147]«Тоскую я, как без мамы малыш».

— Ну и песенки вам нравятся! — сказала Эдит. — Уши бы мои не слышали!

— А я люблю ее.

— О вкусах не спорят. — И, сердито хмыкнув, она проворчала: — Ну почему так трудно стряхивать пепел в пепельницу? По всей комнате понасыпали.

— Для ковра полезно!

— Завсегда так говорили, да только глупости это. А почему вы, мисс Сэра, разбросали клочки бумаги по полу, когда в углу стоит корзина для бумаг?

— Извини, Эдит. Я как-то не подумала. Я разорвала мое прошлое и хотела сделать это торжественно.

— Скажете тоже, ваше прошлое! — хихикнула Эдит. Но, пристально взглянув на лицо Сэры, ласково спросила: — Случилось что, голубка моя?

— Страшного — ничего. Просто я собираюсь выйти замуж, Эдит.

— Спеху-то нет! Подождите, пока явится мистер Суженый!

— По-моему, не так уж важно, за кого выходишь. Так или иначе, все равно попадешь впросак.

— Что-то вы такое говорите, мисс Сэра! Может, случилось что?

— Я не могу больше здесь жить! — исступленно выкрикнула Сэра.

— А что здесь плохого, хотела бы я знать?

— Не знаю. Все изменилось. Ты не знаешь, Эдит, почему?

— Взрослая вы стали, вот что, — с необычайной для нее мягкостью сказала Эдит.

— И все дело в этом?

— А кто его знает, может, и в этом.

Уже повернувшись к двери с подносом в руках, Эдит вдруг опять поставила его на стол, а сама приблизилась к Сэре. И стала нежно гладить ее темноволосую голову, как делала много лет назад в детской, приговаривая:

— Ну, ну, голубушка моя, все обойдется.

Сэра неожиданно воспряла духом, вскочила, обхватила Эдит вокруг талии и закружила в вальсе.

— Выхожу замуж, выхожу замуж, Эдит! Ну чем плохо? Выхожу за мистера Стина. Он богат как Крез[148], красив как Аполлон[149]. Ну не везет ли мне?

Эдит вырывалась из ее рук, ворча:

— То одно, то другое, да кто вас, мисс Сэра, разберет?

— Видно, я немного не в себе, Эдит. Ты придешь на свадьбу — я куплю тебе новое красивое платье, хочешь — алого бархата.

— Так что ж это будет — свадьба или коронация?

Сэра поставила поднос на руки Эдит и подтолкнула ее к двери.

— Иди, иди, родная, и не ворчи.

Эдит, недоуменно качая головой, вышла за дверь.

А Сэра повернула обратно в комнату, бросилась в большое кресло и внезапно расплакалась. И плакала долго-долго.

А пластинка подошла к концу, и меланхоличный низкий голос снова пропел: «Тоскую я, как без мамы дитя — я один, и далек мой дом».

Эдит двигалась по кухне медленными, скованными шагами. В последнее время ее все чаще донимали, как она выражалась, «ревматизмы», что отнюдь не улучшало ее характер. Тем не менее она продолжала упорно отказываться от посторонней помощи в работе по дому.

Лишь одной женщине, которую Эдит презрительно называла «эта миссис Хоппер», разрешалось раз в неделю приходить и кое-что делать под бдительным оком Эдит, остальных же она отвергала с решимостью, не предвещавшей ничего хорошего дерзкой, осмелившейся вторгнуться в священные пределы владений Эдит.

— Я со своими делами и сама управлюсь, — твердила она. И продолжала единолично хозяйничать с мученическим видом и все более кислой миной. Вдобавок у нее появилась привычка целыми днями бормотать что-то себе под нос.

Так было и сегодня.

— Заказывать молоко к ленчу — надо же придумать такое! Молоко следует приносить к завтраку — самое для него время. И кто приносит-то? Молодые наглецы в белых халатах, ходят и свистят на ходу. Похожи на врачей-недоучек…

Звук отпираемого замка прервал этот нескончаемый поток.

— Ну, сейчас начнется, — пробормотала Эдит и быстро ополоснула миску под струей воды.

Голос Энн позвал:

— Эдит!

Она тщательно обтерла руки бумажным полотенцем.

— Эдит! Эдит!

— Иду, иду, мэм.

— Эдит!

Эдит подняла брови, опустила углы рта и вышла из кухни в коридор, а оттуда в гостиную, где миссис Прентис разбирала счета и письма.

Заслышав ее шаги, Энн обернулась.

— Ты звонила дейм Лоре?

— А как же.

— Ты сказала ей, что она нужна мне срочно, что мне необходимо ее увидеть? Она обещала прийти?

— Обещала туг же приехать.

— А почему же ее нет? — сердито спросила Энн.

— Да ведь я звонила только двадцать минут назад. Сразу, как вы ушли.

— А мне кажется, что прошел целый час. Чего ж она не едет?

Эдит перешла на успокаивающий тон:

— Мало ли что может случиться в дороге. А волноваться вам ни к чему.

— Ты сказала, что я нездорова?

— Сказала, что на вас, как всегда, нашло.

— Что ты имеешь в виду? Нашло! — Энн рассердилась не на шутку. — Всё мои нервы — напряжены до предела!

— Это точно.

Энн бросила на свою верную служительницу гневный взгляд. И беспокойно зашагала от камина к окну и обратно. А Эдит смотрела на нее — и большие, неуклюжие, костлявые, загрубелые от работы руки тоже сновали туда-сюда по фартуку.

— Ну ни минуты покоя! — пожаловалась Энн. — В эту ночь глаз не сомкнула. Чувствую себя ужасно, ужасно! — Она села на стул и прижала ладони к вискам. — Не знаю, что со мной происходит.

— Зато я знаю, — сказала Эдит. — Слишком много гуляете. Не по возрасту вам уже.

— Эдит! — прикрикнула Энн. — Ты невыносима. И с каждым днем становишься все хуже. Ты у меня очень давно, я ценю твою преданность, но если так будет продолжаться, придется тебе уйти.

Эдит подняла глаза к потолку, лицо ее приняло обычное мученическое выражение.

— Никуда я не уйду, — сообщила она. — И не надейтесь.

— Уйдешь, если я захочу!

— Если захотите, значит, вы глупее, чем я думала. Я-то устроюсь — и моргнуть не успеете. Все эти агентства по найму домашних работниц бегать за мной будут. А вот как вы без меня обойдетесь? Приходящая домработница — что она есть, что ее нету! Или какая иностранка. Станет вам все на растительном масле жарить, желудок портить, да и квартира гарью пропахнет. А уж по телефону эти иностранки говорить вовсе не умеют, имена все перепутают, ничего толком не скажут. А не то явится к вам такая чистюля, глядеть на нее — глаз радуется, но в один прекрасный день приходите домой, а меха ваши и драгоценности — тю-тю, пропали. Только вчера слышала — в суде напротив разбирали такое дело. Нет уж, вам надо, чтоб все было честь по чести, как у нас заведено. Чтоб я варила вам хорошие обеды и не била красивую посуду, как нонешние молодые вертихвостки. А главное — я знаю, что вам нужно. Без меня вам не обойтись, это я точно знаю и никуда не уйду. Порой, ясное дело, и мое терпение лопается, но каждый обязан нести свой крест. Так в Священном Писании сказано, а мой крест — вы, я же честная христианка.

Энн, закрыв глаза, со стоном раскачивалась из стороны в сторону.

— О, моя голова, моя голова…

Суровость Эдит как рукой сняло, глаза засветились нежностью.

— Ну вот! Давайте я сделаю вам чашечку хорошего крепкого чая.

— Не хочу чашечку хорошего крепкого чая, — капризно заявила Энн. — Ненавижу эти твои чашечки чаю!

— Как вам угодно. — Эдит вздохнула, снова возвела глаза к потолку и вышла из комнаты.

Энн вынула из коробки сигарету, закурила, несколько раз затянулась, а затем раздавила ее в пепельнице. Поднявшись, она снова заходила по комнате.

Через одну-две минуты она подошла к телефону и набрала номер.

— Алло! Алло! Попросите, пожалуйста, леди Ландском. Ах, это вы, дорогая Марсия? — Она заговорила с деланной веселостью. — Как вы поживаете?.. Да ничего особенного. Просто захотелось вам позвонить… Даже не знаю, дорогая, я чувствую себя премерзко, знаете, как это бывает. Не хотите завтра встретиться за ленчем?.. А, понимаю… В четверг вечером? Да, я совершенно свободна. Будет очень приятно. Я приглашу Ли или еще кого-нибудь, и мы хорошо посидим. Замечательно… Я вам перезвоню утром.