Агата Кристи - Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

— Поскольку жить дома вам противно, я готов помочь вам устроиться где-нибудь еще — где вам будет лучше. Поскольку Энн моя жена, я полностью беру все заботы о ней на себя. Так что денег для вас останется сколько угодно. Можно снять небольшую уютную квартирку, где вы сможете поселиться с подругой. Обставим ее и оборудуем всем необходимым по вашему вкусу.

Глаза Сэры сузились до щелочек.

— Какой вы необычайно щедрый человек, Ричард!

Он не уловил в ее голосе сарказма. Еще бы — ведь в душе он аплодировал себе. В конечном итоге все разрешилось необычайно просто: девушка прекрасно поняла свою выгоду, так что можно поздравить себя с благополучным исходом.

И Ричард, исполненный доброжелательства, улыбнулся Сэре.

— Не люблю, когда окружающие меня люди несчастливы. А я, в отличие от вашей мамы, понимаю, что молодым людям всегда хочется идти своим путем и быть независимыми. Там вам будет значительно лучше, чем здесь, где мы с вами — как кошка с собакой.

— Вот, значит, что вы предлагаете?

— Да, и предложение, по-моему, превосходное и всех устраивает.

Сэра расхохоталась. Ричард тревожно повернул к ней лицо.

— Вам от меня так легко не отделаться, — проговорила она.

— Но…

— Никуда я не уйду, говорю вам, никуда…

Ни он, ни она не слышали, как Энн повернула ключ в замке. Распахнув настежь дверь, она увидела их — стоящих и пожирающих друг друга ненавидящими глазами. Сэра, вся трясясь, истерически твердила:

— Никуда я не уйду… Никуда я не уйду… Никуда я не уйду…

— Сэра!

Оба резко обернулись, и Сэра бросилась к матери.

— Мамочка, дорогая, ты же не позволишь ему выгнать меня из дому? Чтобы я жила в уютной квартирке со своей подругой? Да я терпеть не могу подруг. И не нужна мне никакая самостоятельность… Я хочу остаться с тобой. Не выгоняй меня, мамочка. Не выгоняй!

— Что ты, что ты, я и не думаю тебя выгонять, — поспешила успокоить ее Энн. И резко обратилась к Ричарду: — Что ты туг ей наговорил?

— Сделал ей очень хорошее и здравое предложение.

— Он ненавидит меня и устроит так, что и ты меня возненавидишь, — не унималась Сэра, захлебываясь слезами и всхлипывая, — она с детства была склонна к истерии.

— Ну, ну, Сэра, успокойся, не говори глупостей.

Сделав Ричарду знак, она добавила:

— Мы поговорим позднее.

— Нет! — Ричард выставил вперед подбородок. — Только сейчас и только здесь! Нам надо прийти к определенному решению.

— О, прошу тебя, — проговорила Энн, прикладывая руку к виску, и села на тахту.

— И не вздумай говорить, что у тебя болит голова, Энн! Вопрос стоит ребром: кто тебе важнее, я или Сэра.

— Такого вопроса нет и быть не может.

— Может. И ответить на него надо немедленно. Я больше не в силах ждать.

Каждый звук громкого голоса Ричарда отдавался мучительной болью в натянутых до предела нервах Энн. Заседание комитета оказалось утомительным, она пришла усталая и сейчас с особой остротой почувствовала, что дальше так жить невозможно.

— Я не в состоянии разговаривать с тобой теперь, Ричард. Не могу, поверь мне. Сил моих больше нет.

— Говорю тебе, надо наконец прийти к решению. Или Сэра уйдет отсюда, или я.

По телу Сэры прошла судорога. Она подняла голову и взглянула на Ричарда.

— План мой совершенно разумен. Я изложил его Сэре. И она не особенно возражала, пока не появилась ты.

— Я не уйду, — заявила Сэра.

— Доченька, милая, ты сможешь приходить ко мне, когда только тебе захочется.

Сэра порывисто повернулась к Энн и бросилась рядом с ней на тахту.

— Мама, мамочка! Ты ведь не выгонишь меня? Не выгонишь? Ты ведь моя мама.

Краска залила щеки Энн, и с неожиданной твердостью она сказала:

— Я не стану предлагать моей дочери уйти из дому, пока она сама этого не захочет.

— Она бы захотела, если бы не думала, что это будет мне на руку! — завопил Ричард.

— Так только вы способны думать! — выкрикнула Сэра.

— Попридержите ваш язык! — запальчиво воскликнул Ричард.

Энн обеими руками обхватила голову.

— Я этого не вынесу, — сказала она. — Предупреждаю вас обоих — я этого не вынесу.

Сэра взмолилась:

— Мамочка!

Ричард сердито посмотрел на Энн.

— Это бесполезно, Энн. Головная боль тебе не поможет, тебе придется, черт побери, выбрать между нами двоими.

— Мамочка! — Сэра уже по-настоящему была вне себя, словно маленькая испуганная девочка, прижималась к матери. — Он старается настроить тебя против меня, но ты не поддавайся. О мама! Не поддавайся!

— У меня больше нет сил, — сказала Энн, сжимая голову руками. — Тебе, Ричард, лучше уйти.

— Что? — не поверил он своим ушам.

— Уйди, пожалуйста. Забудь меня. У нас с тобой ничего не выйдет.

— Да понимаешь ли ты, что говоришь? — мрачно спросил охваченный гневом Ричард.

— Мне нужен покой, — бесцветным голосом произнесла Энн. — Я больше не могу.

— Мамочка! — снова прошептала Сэра.

— Энн! — В голосе Ричарда звучала неподдельная боль.

— Не надо! — в отчаянии воскликнула Энн. — Не надо, Ричард! Все бесполезно.

Разъяренная Сэра повернулась к нему и по-детски закричала:

— Уходите! Вы нам не нужны, слышите? Не нужны!

На лице ее было написано торжество, которое могло бы показаться отвратительным, не будь оно таким наивным.

Но Ричард ее не видел. Глаза его были устремлены на Энн.

— Ты это серьезно? — тихо спросил он. — Имей в виду — обратно я не вернусь.

— Знаю… Не суждено, Ричард. Прощай, — еле выговорила Энн.

Он медленно вышел из комнаты.

— Мамочка! — всхлипнула Сэра, утыкаясь головой в колени матери.

Энн стала машинально поглаживать голову дочери, не отрывая, однако, глаз от дверей, куда только что вышел Ричард.

Секунду спустя яростно хлопнула квартирная дверь.

Энн охватило то же ощущение холода, какое она недавно испытала на вокзале Виктория, и чувство великого одиночества.

А Ричард в это время спустился по лестнице, вышел во двор, а оттуда на улицу.

Прочь из ее жизни.

Лора Уитстейбл, приникнув к окну автобуса авиакомпании, с жадностью вглядывалась в знакомые улицы Лондона. Она давно тут не была: работа в составе одной Королевской комиссии[130] требовала интересных, но продолжительных поездок по различным странам мира. Заключительная сессия, состоявшаяся в Соединенных Штатах, оказалась очень напряженной. Занятая по горло докладами, заседаниями, на которых она председательствовала, официальными завтраками и обедами, дейм Лора с трудом выкраивала время для общения с друзьями.

Но сейчас все позади. Она снова дома, но чемодан ее до отказа забит различными записями, статистическими таблицами, документами, требующими серьезной обработки и подготовки к печати, а следовательно, ей и здесь предстоят немалые труды.

Дейм Лору отличала необычайная жизнестойкость и редкая физическая выносливость. Работы она никакой не боялась и неизменно предпочитала ее ничегонеделанью, хотя, в отличие от многих, никогда этим не гордилась и даже, напротив, при случае признавалась, что ее чрезмерное трудолюбие следует рассматривать не как достоинство, а скорее как слабость. Ибо работа, утверждала она, и является одним из тех главных лазеек, куда человек ускользает от самого себя. А подлинной гармонии можно достигнуть лишь наедине с самим собой, живя тихо и скромно и никуда не стремясь.

Лора Уитстейбл была из тех женщин, которые не умеют делать два дела одновременно. Поэтому, уезжая, она никогда не писала друзьям пространных писем. Если она отсутствовала, то отсутствовала и телом и душой.

Исключение составляли лишь ее домашние служащие — им она считала своим долгом посылать красочные почтовые открытки, чтобы не обидеть. А друзья и близкие приятели привыкли к тому, что получали весточку от Лоры лишь в тот момент, когда ее низкий голос сообщал по телефону, что она приехала.

«Как хорошо дома», — думала Лора, уже позднее, оглядывая свою удобную и совершенно по-мужски обставленную гостиную и слушая вполуха меланхолически-бесстрастное повествование Бэссита о мелких домашних неприятностях, случившихся в ее отсутствие.

Давая Бэсситу понять, что разговор окончен, она произнесла обшарпанное «Хорошо, что вы мне это рассказали» и опустилась в потертое кожаное кресло. Рядом на журнальном столике громоздились письма и всевозможные периодические издания, но она к ним не притронулась. Все, что не терпит отлагательства, отберет ее высококвалифицированная секретарша.

Дейм Лора закурила сигару и откинулась на спинку кресла.

Один период ее жизни закончился, начинается следующий.

Лора расслабилась, давая механизму своего мозга сбавить обороты, чтобы переключиться в другой режим. Коллеги по работе в комиссии — возникшие в ходе ее деятельности проблемы — предложения — точки зрения — американские деятели — американские друзья… всё и все постепенно, но неотвратимо отодвигались на задний план и становились тенями…

А на их место заступали, принимая все более отчетливые очертания, лондонские реалии: нужные ей люди, важные персоны, неизбежные в ближайшем будущем противники, министерства, которые придется непрестанно теребить, планы практических мероприятий, которые надо составить… Одним словом, впереди борьба и тяжкий повседневный труд.

Но прежде — переходный период, период освоения в привычной среде: надо обновить личные связи и вернуться к излюбленным развлечениям. Встретиться с друзьями и вновь погрузиться в мир их радостей и тревог. Посетить все любимые места — короче говоря, вкусить все радости личной жизни. И раздать привезенные подарки. Лицо Лоры, словно высеченное из камня, смягчилось, его осветила улыбка. В ее голове начали вспыхивать одно за другим имена. Шарлотта, молодой Дэвид, Джеральдина и ее дети, старый Уолтер Эмлин, Энн и Сэра, профессор Паркс…